Жить в этих ваших средних веках совсем нелегко. Ужасный климат и голод Средневековья раннего, крепостная зависимость и тяжелая крестьянская доля классического Средневековья - это совершенно не то, чему хотелось бы посвятить всю свою жизнь. Да и позднее Средневековье не особо порадует спокойной и сытой жизнью тех, кому не повезет родиться в просвещенной Европе в те далекие времена.
Любой наш современник, попавший в эти времена, был бы неприятно удивлен многим. Но главная проблема для него, привыкшего решать самому, что он хочет делать, а чего делать не хочет, была бы в том, что свободы выбора в средние века было, мягко говоря, не очень много.
Причем проблема со свободой слова, действий и поступков, была не только у простолюдинов. Рыцарство и беднейшая аристократия, что стояла несравнимо выше крестьян, тоже была во многом не вольна над своей судьбой. Да что там говорить, даже короли и королевские семьи, случалось, делали то, чего делать совсем не хотели. И только одна категория людей во времена Средневековья бросала вызов устоявшимся обычаям и традициям, нарушая законы и правила. Разбойники. Люди, которым не осталось места в обществе. Изгои, преступники, бандиты.
Или нет? Быть может, не бандиты, а благородные мстители, что грабили богатых и помогали бедным? Восстанавливали справедливость и были любимы народом. Не зря же на самом-то деле мы знаем так много легенд о благородных разбойниках? Робин-гуд, Фиц-уорин, Пынтя Храбрый. Не могли же появиться все эти истории на ровном месте? Или могли? Давайте разбираться.
И начнем мы, как обычно, со Средневековья раннего, времен далеких и суровых до чрезвычайности. Европа в те времена была местом крайне негостеприимным. Падение Вечного Города, страшнейшие холода, Юстинианова чума и прочие прелести "темных веков" делали жизнь людей в этих землях делом, мягко говоря, непростым.
Невысокие урожаи, технологии, не поражающие воображение, а главное, постоянные конфликты между пришедшими с востока германскими племенами, что только начинали строить новые "варварские королевства", позволяли человеку выжить только в общине. Причем не какой угодно, а общине небольшой.
Вообще, все раннее Средневековье - это время небольших самоуправляемых общин, живущих, в общем, более или менее автономно и вызывающих интерес у центральной власти только в двух случаях. Когда приходит время платить налоги и когда нужно выставлять фирдовое ополчение на войну. А все остальное время, это небольшое поселение живет своей обычной несуетливой жизнью, в которой все и всегда находятся на виду у семьи, друзей и соседей.
И, казалось бы, ну как в таких условиях можно стать разбойником? Легко, дорогой читатель, легко и непринужденно. И нужно для этого всего лишь один единственный неурожай и четкое понимание того, что того, что удалось собрать, не хватит твоей семье даже до середины зимы. А значит, выхода у тебя никакого нет, кроме как наведаться к соседям, что живут в дне пути от тебя, и чрезвычайно вежливо попростеть их поделиться последним.
А что делать, жизнь такая. Свидетелей все равно не останется, а все свои будут молчать, потому что законы суровы, да и что такое коллективная ответственность, было известно даже тому, кто и слова то такого как закон не знал. Оружие опять же есть, потому что обязанность выставлять ополчение никто не отменял. Ну, так что ему лежать без дела то? А когда придет дружина лорда, тут главное спрятать лишнее добро подальше и прикинуться добрым подданным короля.
Впрочем, такой "семейный" набег на соседей, был хотя и самым распространенным, но совершенно точно не единственным способом влиться в нестройные ряды разбойного люда. Нередко, не умея или не желая жить так, как гласят местные традиции, человек сам, или с определенной помощью своих бывших земляков покидал общину, становясь изгоем. И вот это был для него настоящий кошмар. Раннее Средневековье было временем крайне непростым даже для родов и общин, А одиночка, даже несколько одиночек, сбившихся в шайку, всегда находились на тонкой, как лезвие клинка, границе жизни и смерти.
Наладить какое-то хозяйство такие изгои, как правило, не могли. Собрать силы и захватить деревню или заставить ее платить им дань - тоже. Ну, во-первых, потому что местное ополчение, в котором точно было несколько человек, побывавших в походах, чаще всего было многочисленнее таких бандитов, и как минимум, не хуже вооружено.А во-вторых, за дань тут уже отвечала дружина местного вождя, и конкурировать с ней в этом вопросе было изощренной формой суицида.
Вот так и жили разбойники раннего Средневековья в этом жестоком мире "темных веков". Никем не любимые, гонимые, словно волки, и единственной их надеждой на выживание были путники и небольшие хозяйства на отшибе. Потому что даже купцов, которых можно было бы грабить, было все еще настолько немного, что значительно проще было бы встретить в лесу короля местных земель, пришедшего по твою душу вместе со своей дружиной, чем хоть какой-нибудь караван с товарами.
- Мы желаем, чтоб повозки наши, хорошо были сделаны. Мы желаем также, чтобы с каждою телегою доставлялась нам мука, а именно 12 мер, а на других телегах вино также по 12 мерок нашей меры. И при каждой телеге должен быть щит, копье, колчан и лук. (Карл Великий. Капитулярий о поместьях).
В общем, разбойников в те времена никто не любил. И дело было совсем не в жадности и нежелании делится. Просто даже небольшие потери мизерного урожая и дохода в тех реалиях, зачастую были приговором не только ограбленному человеку, но и целому поселению. И именно поэтому почти во всех "варварских правдах", где большинство преступлений, даже серьезных, вроде убийств, регулировались денежной вирой или вергельдом, разбойники чаще всего подлежали смерти без возможности даже откупиться.
В некоторых землях, правители шли еще дальше и выписывали разбойников из людей. В англосаксонской Британии, например, их объявляли "волчьей головой", не только выводя таким образом из поля действия закона, но и выдавая за каждого убитого награду так же, как за волков, нападающих на людей и животных. А уж с каким удовольствием за ними охотилась дружина местного землевладельца - никакими словами не передать. Ничего личного, просто конкуренты по перераспределению честно заработанного общинниками, дружинникам тут были совершенно точно не нужны.
В общем, говоря о придорожных работниках ножа и топора раннего Средневековья, можно совершенно точно сказать, что вели они жизнь жалкую и тяжелую, но, к счастью, короткую. Одиночные бродяги и изгнанники, или прибивались к другим поселениям и учились вести себя по-человечески, или довольно быстро гибли в невыносимых условиях, которые им создавали природа, дружины и вооруженное фирдовое ополчение.
Крупные же преступные сообщества, в которые, случалось, превращались целые поселения, нужно отметить, существовали, случалось, довольно долгое время и даже портили жизнь и настроение местным лордам. С ними, нужно сказать, конечно, боролись, но довольно безуспешно. И продолжалось это вплоть до того момента, как "варварские королевства" стали собственно королевствами.
В конце концов, такие разбойничьи поселения победила только законодательно прописанная коллективная ответственность и какие-то безумные штрафы за разбойные нападения в землях, где находилась эта деревня. Один такой штраф за убитого непонятно кем путника мог разорить всю деревню, и был отличным способом не только забыть про разбой, но и начать ловить бандитов со всей ответственностью и старанием.
- IX. О человеке, убитом между двумя селениями (виллами)
По обычаю следует, что если человек будет убит близь селения или между двумя соседними селениями, и при этом убийца не будет обнаружен, тогда судья, должен прийти на место убийства и там протрубить в рог. И если не явится такой, который опознал бы тело, должны воздвигнуть виселицу в пять футов высоты, и в присутствии судьи должны поднять тело. И тогда судья должен объявить и сказать: «Вот человек этот убит в вашем поле и на вашей границе, приказываю вам в течение семи суток не снимать его, и вызываю вас на суд по этому убийству с тем, чтобы вам прийти на ближайшее судебное собрание». Тогда из соседей тех, которым объявлено было судьей, с 65 соприсяжниками (свидетелями) пусть очистятся, что не причастны к убийству и не знают, кто его совершил. Худшие же должны представить 15 соприсяжников, которые поклянутся, как выше сказано. Если этого не выполнят в течение 40 суток, они должны иск за личность умершего удовлетворить по закону.
LXIII. Об убийстве свободного человека в путешествии.
§ 1. Если кто лишит жизни свободного человека в походе, и убитый не состоял на королевской службе, присуждается к уплате 600 солидов.
§ 2. Если же убитый состоял на королевской службе, уличенный в убийстве присуждается к уплате 1800 солидов
Все изменилось с началом классического Средневековья. Европа медленно, но вполне себе уверенно оправлялась от комы раннего средневековья. Погода становилась все лучше и лучше, урожаи снова радовали крестьян, а увеличивающийся налог - аристократию. Даже у беднейшего крестьянства стали понемногу появляться излишки, а это значит, что оживленная торговля была не за горами. Появившиеся в достаточном количестве к XII веку торговцы и путешественники, не только перевозили уже вполне себе ощутимые ценности, но и способствовали появлению более или менее постоянных крупных ярмарок, где этих ценностей было еще больше.
Теперь не нужно было брать с боем каждый мешок зерна из амбара огороженной забором деревни, где каждый второй общинник отлично знал, как управляться со щитом и копьем. Ценности сами начали выходить из поселений и перемещаться по скверным средневековым дорогам, бегущим вдоль темных лесов и скрытых в тени заросших балок. И это было великолепно.
Да, у купцов была охрана, но ее никогда не было достаточно, а в случае удачи, приз был несравнимо большим. Одного удачного нападения хватало надолго, что позволяло не маячить непрерывно на виду у дружин местных аристократов. Вообще, именно в классическом Средневековье, разбой стал не способом выжить, во многом вынужденным, а именно ремеслом. Разбойники, чье количество заметно увеличилось, быстро становились профессионалами своего дела, обрастая связями и получая бесценный опыт. Ну, понятно, те, кому повезло выжить в их непростом ремесле.
Бандиты классического Средневековья стали относиться к разбою, как к любой другой работе. Многочисленные шайки точно знали, где их может ждать выгодное дело, и, случалось, шли через полстраны, чтобы успеть поделиться деньгами с купцами, спешно разъезжающимися с какой-нибудь крупной ярмарки. Для того, чтобы потом залечь на дно где-нибудь у себя на малой родине.
Но погоди, автор, - спросит самый недоверчивый читатель, - как так вышло, что с развитием государств, армий и появлением нового прогрессивного феодального строя бороться с разбойниками стало сложнее? А все дело в том самом феодализме. Крестьяне, еще недавно бывшие равноправными свободными общинниками, превратились в податное население. И это все изменило.
Крестьянство больше не было свободным, а значит, на войне ему делать было нечего. Те немногие, кто попадал в крестьянское ополчение, большую часть времени строили, пилили и копали и, вернувшись домой, не представляли хоть какую-то серьезную боевую силу. А значит, отрядам местного ополчения пришел конец. Не было оружия, не было опытных бойцов, а главное, никто не обязывал податное население ловить и вешать бандитов. И это крайне радовало работников ножа и топора.
Теперь ими занимались исключительно дружины местных лендлордов и рыцари, получившие во владения земельные участки. Да, они были сильны, и единственный рыцарь, случалось, разгонял целую разбойничью шайку. Но вот только этих славных воинов было немного, и они не могли быть везде и сразу. А победить, да и просто найти разбойников без поддержки местного населения было невозможно. А этой самой поддержки зачастую не было.
Изменившиеся отношения между воинской элитой и обычными людьми изменила вообще все. Теперь мелкий местный барон или рыцарь, собирающий налоги и подати, был для крестьянина зачастую бедствием намного большим, чем разбойник. Просто потому, что появлялся чаще и брал больше. Нет, бандиты, конечно же, не оставили без внимания хутора и деревни, но все же главной их целью стали совсем другие люди, что везли в мешках и кожаных кошелях совсем не зерно и овощи.
Именно в это время как раз появляются первые известные нам народные легенды о благородных разбойниках, защитниках простого люда. Да, все эти Робин Гуды, Хереварды Уэйки и прочие "защитники простого люда", грабившие богатых и помогавшие бедным - это отголоски именно этой эпохи. Эпохи чрезвычайно благородных рыцарей, прекрасных дам и максимального бесправия большей части населения, зависимого крестьянства.
И поэтому совершенно не нужно удивляться, что разбойники, ну кроме самых тупых, чувствовали себя в классическом Средневековье, в общем-то, неплохо. Ну, по крайней мере, намного лучше, чем несколько веков назад. Особенно если речь шла о землях, где совсем недавно шла война или менялся правитель. Как, например, в Англии.
Пришедшая на смену старым англосаксонским королям, Нормандская династия была нелюбима, кажется, вообще всеми. Новые налоги, новая речь, новая элита и совсем другая культура, не оставили безучастными вообще никого. И именно поэтому потомки Ролло - Пешехода хоть как то смогли побороть "лесную заразу" только к концу классического Средневековья при помощи церковной реформы и небезызвестного "огораживания".
В общем, говоря о разбойниках Средневековья классического, нельзя, конечно, сказать, что жизнь их была легка и беззаботна. Их по-прежнему искали и находили, после чего вешали и рубили десятками, если не сотнями. Благо, что "гуманизмом" времен "варварских королевств" законы высокого Средневековья не страдали. Но все же теперь в придорожных кустах можно было наткнуться не на нескольких едва сводящих концы с концами общинников раннего Средневековья, а на полноценные коллективы, спаянные круговой порукой, алчностью и общим делом.
И все-же теперь в глазах крестьянства, да и большей части горожан не лесные бандиты были главным злом, а совершенно другие люди. Что, впрочем, не мешало настоящим, а не легендарным разбойникам зверствовать ничуть не меньше, чем самый злобный феодал или шериф местных земель. Эти веселые ребята, случалось, набирали силу и контролировали целые территории со многими деревнями и тысячами жителей. Но в памяти народа все же они оставались не только как убийцы и грабители, но и как защитники простого люда. И хотя это трижды неправда, но говорит о многом.
- Херевард со своим боевым товарищем направились к манору Леофрика. Внутри царила массовая попойка, а у ворот на пике красовалась голова единственного наследника земель. Похоронив останки брата, Херевард дождался глубокой ночи. Когда норманны захмелели, они с товарищем вошли в холл господского дома и уселись в тени за очагом. Считается, что солдаты как раз в это время обсуждали прежнего владельца манора, а французский шут поносил его убиенных родичей, после чего одна из крестьянок закричала, — Жив еще Херевард, последний наследник старого эрла! Однажды он вернется и покарает вас всех! Не в силах больше это терпеть, Херевард вскочил, доставая меч, и завопил, — А он уже тут! Первым за длинный язык заплатил шут. Его обозленный сакс проткнул насквозь, а затем принялся за безоружных солдат. Херевард лично порубил тринадцать воинов, пока его товарищ держался у выхода, добивая раненных. Уцелевшие норманны толком не смогли понять, что произошло. Те, кому посчастливилось вовремя протрезветь, в ужасе бежали через окна, затерявшись в близлежащих болотах. Когда стоны и крики в зале смолкли, Херевард обратился к крестьянке со следующими словами, — Собери всех верных мне людей. Скажи им, что сын Леофрика вернулся.
И на этом мы, пожалуй, закончим историю про жизнь и невероятные достижения разбойников Средневековья.
Но погоди, автор, - строго заметит самый внимательный читатель, - ты ведь ни слова не сказал о Средневековье позднем. И будет этот читатель абсолютно прав. Говоря о разбойниках позднего Средневековья, невозможно оставаться в узких рамках старых - добрых бандитов, промышлявших на дорогах и ярмарках. Преступность позднего Средневековья расцвела пышным цветом, заполонив не только дороги и перелески, где крестьянские шайки были вынуждены конкурировать с дезертирами и бандами наемников, оставшихся не у дел, но и города. И вся эта криминальная история достойна отдельной статьи, которая уже пишется и будет выложена еще до того, как завершится следующая неделя. Впрочем, всему свое время.