(начало книги, предыдущая часть)
Часть 8. Кодовая книга рядового Портного. Продолжение - госпиталь.
Консульская машина быстро доставила меня в Царскосельский госпиталь, где я прошел предварительный осмотр у уставшего доктора в несвежем халате, работавшем в приемном отделении. Мне все еще было неважно, шампунь продолжал действовать, но я утешал себя мыслью, что все идет по плану. Очень скоро, однако, я испытал неприятный шок. Жизнерадостная миленькая и улыбчивая медсестра кишечного отделения живо сообщила мне, что у меня нет ничего серьезного и я очень скоро поправлюсь. Мне должны были дать хорошую дозу каломели, а затем объявить готовым к выписке
Я не рассчитывал покидать госпиталь столь поспешно и поэтому решился на один несколько рискованный шаг. Узнав от сиделки, которая ухаживала за больными, что она была чистокровной русской, я решил в определенной степени положиться на нее. Русские дамы средних лет любят тайны, возможно, больше, чем другие представительницы женского пола во всем мире. Я спросил у сиделки:
- Не могли бы Вы мне помочь, сударыня? Это дело государственной важности и абсолютно секретно.
Сиделка тревожно оглянулась по сторонам и кивнула, глаза у нее заблестели, было видно, что она полна энтузиазма и заинтригована в высшей степени. И я решился дать ей одно секретнейшее поручение.
- Прошу Вас,- говорил я шепотом,- позвоните из телефонной будки в «комнату 66» русского Генерального штаба. Назовите свое имя и род занятий и скажите, что ее пациент, полковник Николай Мусин, имеет привычку ругаться на немецком.
Слова «ругаться» и «немец» были кодовой комбинацией, которая автоматически переключит ее звонок на моего русского начальника, генерала Батюшина. Сиделка тут же отправилась выполнять важное задание.
Разговор сиделки с генералом привел к желаемому результату. В разговоре мой шеф подчеркнул, что любое упоминание об этом деле вызовет гнев самого царя. Под «гневом царя» подразумевалась либо Сибирь, либо что-то похуже. Женщине сказали, чтобы она сообщила руководству больницы, что со мной требуется обращаться как с военным пациентом, страдающим в основном от нервных и легких желудочных расстройств, вызванных испорченными рыночными продуктами. И ни в коем случае не торопились выписывать!
Когда сиделка вернулась, я не смог удержаться от улыбки, увидев на ее лице неподдельный испуг и важность от выполнения порученного дела. Впрочем, позже она пришла в себя, дав мне, как и прежде, каломель и теплый куриный бульон, а не обжигающе горячий, как это случалось прежде!
Итак, благодаря остроумно привлеченной к делу сиделке, теперь я мог не тревожиться по поводу выписки, осталось дождаться пленных и вычислить нужного человека.
В самом начале месяца первые немецкие пленные, в том числе и раненые, начали прибывать в Санкт-Петербург. В основном это были люди из прибалтийских провинций, многие из них свободно говорили по-русски. Их направляли в лагерь для военнопленных в пригороде, которым командовали генерал-майор Череп-Спиридович и полковник Поклевский-Козелл.
Некоторых из заключенных, страдающих энтеритом, перевели в Царскосельский госпиталь, одну из крупнейших больниц, находившихся под попечением императрицы Александры Федоровны.
На обустройство прекрасных апартаментов Царскосельского дворца для его преобразования в госпиталь согласно требованиям текущего момента, пошли немалые деньги. Роскошные и яркие гостиные, наполненные тепличными растениями, великолепная столовая, украшенная иконами и золотой мозаикой, совсем не производили впечатления больницы. Само отделение кишечных болезней имело оштукатуренные стены, продезинфицированные и выкрашенные в белый цвет, а главным украшением палаты являлось огромное Распятие - великолепный образец работы из розового дерева, с ослепительными зелеными гранатами и аквамаринами, создающими дизайн фантастических цветов на фоне слоновой кости и серебра.
Общаясь с товарищами по госпиталю я быстро понял как активно германская разведка работает в нашем тылу, тень ее нависла над внутренней жизнью каждой палаты, что, на самом деле, происходило во многих известных местах России в тот период. Прогерманские настроения, пусть и не доведенные до активной измены, особенно усиливались присутствием светских дам, для которых стало модным посещать госпитали и ухаживать за больными, некоторые из них оказывали и благотворительную помощь. Многие дамы вполне открыто шпионили за русским военным комендантом госпиталя полковником Пушкиным, кротким пожилым человеком с манией чистоты и дезинфекции, сторонником строгой казарменной дисциплины.
Мне теперь надо было переместится ближе к пленным и для достижения цели пришлось опять привлечь темную сторону моей новой личности.
Нецензурная брань, громкие стоны и непрерывные отхаркивания, рвотные позывы, выпускание газов и прочие неприятные проявления физиологии «полковника Мусина» не учитывали никакие правила приличия, что и помогло мне получить желаемое, а именно - как явно беспокойного, неприятного в общении и в целом пользующегося дурной репутацией пациента, меня вскоре перевели на койку в так называемый «немецкий» угол палаты, где размещали раненых и больных пленных. Там меня и оставили ворчать над бульоном и сухарями, и в целом обеспечили совершенно скучную и неуютную неделю.
Если мой возмущенный желудок несколько успокоился после встряски с шампунем, то душевное состояние, безусловно, не улучшилось ни на каплю. По ночам я плохо спал, мне снились кошмары, в моей голове проносились обрывки тревожных мыслей, когда я, проснувшись среди ночи лежал, беспокойно вглядываясь в колышущиеся на побеленном потолке смутные тени, падающие из высоких окон от деревьев парка. Я непрерывно думал и искал решение для неразрешимых проблем и ситуаций.
Стоило мне провалиться в тревожный и беспокойный сон, как меня начинала преследовать прекрасная незнакомка-агент, с которой мы успешно сбежали от полиции. Она кокетливо улыбалась и манила меня за собой. Мое сознание почему-то смутным, неуловимым образом придавало в нашей встрече нечто большее, чем простую мимолетную случайность. Опять же, меня мучил вопрос о самом смысле моей миссии - когда, где и как я собираюсь установить контакт, которого от меня ждут немцы? Как обезвредить его и выполнить задание? В своем вынужденном бездействии и неуверенности я часто проклинал своего германского руководителя за то, что он оставил меня в таком безнадежном неведении относительно самого главного -личности агента.
В конце концов, я решил, что смогу кое-чему научиться у генерала Батюшина, командующего и галицийскими лагерями военнопленных и уже было собрался организовать телефонный звонок в штаб-квартиру.
Надо сказать, что в то время в Царскосельском госпитале ухаживали за ранеными и больными не только дамы из высшего света, но и дочери царя-императора, великие княжны. В нашем отделении старшей медсестрой служила великая княжна Ольга, в обязанности которой входило следить за прибытием раненых, в том числе и пленных немцев в палату. Она и распорядилась, чтобы одного из прибывших положили в койку рядом с моей.
Пленник, был очень высок и плечист, едва влезавший в свою поношенную лагерную форму. Сил у него совсем не осталось, он медленно добрел до обозначенной койки и не говоря ни слова, повернулся к великой княжне и отдал честь как на параде. Было видно, что ему очень плохо, тело его сотрясал озноб, как на морозе, лицо было осунувшимся и сине-белым, небритые щеки поросли черной щетиной, каштановые волосы разлохмачены и спереди прилипли ко лбу от испарины. Тонкий нос с небольшой горбинкой, от которого протянулись глубокие морщины к уголкам губ. Он с трудом при помощи санитаров забрался в постель и лег, полностью укутавшись одеялом и продолжая дрожать, хотя в палате было тепло. В этот момент я понял, что наконец леди Фортуна вручила мне выигрышную карту.
С мрачной и мучительной медлительностью сосед повернул голову на подушке в мою сторону и внимательно посмотрел на меня лихорадочно блестящими глазами, ничего не сказав он широко зевнул, и, казалось, сразу же погрузился в глубокий тяжелый сон.
Мои мысли отвлеклись от открытой книги, которую я читал, взгляд раз за разом возвращался к соседней койке.
Где-то, я видел этого человека, он был мне знаком, но где? Я рылся в памяти, но никак не мог вспомнить, кто же он такой. Эта огромная голова, эти темные пронзительные глаза и тяжелые мощные плечи казались мучительно знакомыми. Память никак не давала ни малейшей подсказки…
Продолжение следует
