(начало книги, предыдущая часть)
Часть 7. Кодовая книга рядового Портного. Продолжение - погоня.
Я услышал, как перед гостиницей остановилась тройка, а затем раздался тяжелый топот военных сапог по булыжнику крошечного дворика внизу. Женщина не двинулась с места, лишь быстро стукнув два раза в темноте. Она, казалось, находилась в сомнении, кто должен проявить инициативу. Я думал, что же предпринять, когда еще четырьмя стуками она показала, что я могу делать все, что считаю нужным.
Осторожно открыв дверь, я прокрался в длинный и темный коридор. Затем, стиснув зубы, быстро зашагал по направлению к ресторану, который находился на том же этаже, в другом конце коридора. Сразу за входом в ресторан располагалась маленькая каморка официанта, теперь скрывавшаяся в густой темноте, но когда я приблизился, то увидел, как что-то движется в тени дверного проема. К этому я был готов - полицейский агент почти всегда присматривает за такими гостиницами, а официант совмещает работу «вышибалы» и наблюдает за подозрительными личностями. Когда я поравнялся с каморкой, из нее выскочила высокая фигура с поднятой рукой. Эта рука несла смерть, я нажал кнопку электрического фонарика и ослепил атакующего, пуля пролетела мимо меня и ударилась в стену. Всей тяжестью своего тела я рванулся вперед и ударил агента в челюсть, отправив его с грохотом на пол.
Повернувшись, я побежал обратно в свою комнату. Очевидно происходила вполне обычная полицейская облава. Позади себя я слышал, как спотыкаясь и пыхтя, ее участники ворвались в ресторанную дверью, Я же вбежал в свою комнату, схватил женщину за тонкую руку и потащил ее к большому окну, рядом с которым, как я хорошо помнил, размещалась пожарная лестница.
- Считайте ступени, пока спускаетесь! – шепотом произнес я и полез первым, молясь, чтобы за двором внизу никто не следил.
Женщина не раздумывая последовала за мной. Ступеньки лестницы были скользкими от влаги и холодными, руки с трудом удерживали вес тела, пальцы быстро замерзли и одеревенели, но мы продолжали быстро спускаться. Прежде чем мы достигли земли, над нашими головами раздались выстрелы из раскрытого окна наверху. Но в сумерках и в тумане попасть в нас оказалось не просто, да и стрелок был не очень умелым, нам повезло благополучно достичь крохотного мощеного дворика.
Уже через секунду мы пересекли дворик и оказались в узком, темном переулке. Впереди были видны две полицейские тройки, стоявшие у неприглядной чайной напротив гостиницы. На наше счастье, на козлах никого не было, кучера, вероятно, согреваясь водкой или играли в карты, ожидая окончания облавы. Я опять цепко схватил свою спутницу за тонкую руку и бесцеремонно втолкнул ее в ближайший экипаж.
Из подворотни в нашу сторону раздались выстрелы, и несколько пуль ударилось впереди нас в стену, момент был критический! Лошади поднялись на дыбы, и рванули с места, набирая скорость, под свирепые крики погони наша тройка помчалась в спасительную темноту.
Вторая полицейская тройка преследователей не отрывалась. У нас оставалось преимущество ярдов в пятьдесят, не больше. Когда мы неслись, по сторонам открывались окна и отовсюду раздавались испуганные голоса. Редкие экипажи уступали дорогу, ранние утренние тележки молочников стремительно прятались в прилегающих улицах. Несколько раз из-за решетчатых дверей раздавались револьверные выстрелы. В какой-то момент нам навстречу из тумана вынырнул жандарм верхом на коне, вскинул ружье, выстрелил, а затем не заметив препятствия с грохотом рухнул с нашего пути на барьер, защищавший выкопанную канаву. В азарте погони я испустил один из тех свирепых степных криков, которым научился в юности, и лошади в ответ припустили еще быстрее. Сердце у меня колотилось, руки с натянутыми вожжами, сводила мучительная судорога, глаза заливал пот.
Чуть ниже пересечения безымянной улицы с широким проспектом Петра Великого наши преследователи отстали. Полицейская тройка, слишком резко свернув за угол, врезалась в гидрант, фонтан воды взмыл в небо, экипаж разбился вдребезги. И люди, и лошади тяжело пострадали.
У меня сохранилось смутное воспоминание о нашем полете в сторону Новоохтинского парка, бесконечный ряд складов, железнодорожные переезды с сонными конными казаками, охраняющими их, череда узких улочек с оборванными детьми, выпрашивающими медяки, несмотря на позднее время, маленькие часовни с ярко раскрашенными дверьми. И все еще в ушах звенела барабанная дробь колес наших отставших преследователей. В одном из переулков мы бросили экипаж и прошлись немного пешком до дверей миссионерской церкви на Большой Охтинской улице, где таинственная спутница кивнула головой, улыбнулась, махнула рукой по-прежнему не говоря ни слова, в сторону приближающегося желто-зеленого трамвая, в который быстро вспорхнула и исчезла.
Я прошел немного дальше и найдя небольшой трактир заказал чашку горячего кофе. Устроившись за столиком под открытым небом, и переведя дух, я думал о том, как странно прошла и наша встреча и наше расставание. Ни слова, ни даже рукопожатия в знак признания всего, что мы только что пережили вместе, только улыбка. Более того, она не дала мне никаких дальнейших указаний относительно моей миссии в Царскосельской больнице. Впрочем это было обычным делом.
Агент нередко получает неполное сообщение в ходе своей работы. В художественной литературе не пишут, как шпиона учат реагировать на намеки и даже меньше, чем намеки, и действовать соответственно. Сейчас мне было совершенно невозможно связаться ни с женщиной-посыльным, ни с моим немецким начальником. Пока я спокойно обдумывал ситуацию, мне пришла в голову одна очевидная возможность. Майор фон Лауэнштейн, скорее всего, хотел, чтобы я совершил побег вместе с пленными, которые должны прибыть с Галицийского фронта. Такой побег мог иметь отношение к какой-то важной для немцев фигуре, и весьма вероятно, что это был один из германских агентов. Я перебрал в уме наиболее известных германо-австрийских шпионов, которые должны были действовать на русском направлении - Ганса Кнейберга (немца), Петраша Пазера (венгра), Генриха Штауба (немца) , Ионтека Кричевского (полу поляка, полу немца), и последнего, но не менее важного: знаменитого и неуловимого Абрама Портного. Во всяком случае, для начала было необходимо проникнуть в кишечное отделение Царскосельского госпиталя. После этого моя природная находчивость и бдительность должны были указать на дальнейшие действия.
Пленные с Галицкого фронта прибывали в госпиталь, как мне было известно, раз в неделю или в десять дней. Более того, последняя партия пленных поступила совсем недавно. Поэтому, не откладывая, в тот же день, следуя печатным инструкциям, приложенным к моим германским шпионским удостоверениям, я посетил одно нейтральное консульство в Санкт-Петербурге. То консульство, о котором идет речь, стало отличной базой для прогерманской подпольной политической работы, поскольку само посольство вело своего рода неофициальный шпионаж, пользуясь неосторожностью союзных дипломатов, встречавшихся в общественных местах и обсуждающих различные проблемы, стоящие перед Антантой. Гений майора фон Лауэнштейна позаботился о том, чтобы сотрудники консульства и посольства заняли определенное место в светской жизни русской столицы. Сам консул был немцем по происхождению и истинным патриотом; а Берлинское Верховное командование выбрало его в качестве привилегированного шпиона и поручило передавать текущие военные данные с собственными пометками на полях. Он поддерживал контакт с большинством крупных германских агентов в России и предоставил им ценнейшую возможность получать при необходимости подлинные паспорта нейтральных стран.
В моем случае консул обещал свою помощь, а также предложил значительную сумму денег, чтобы уладить небольшое дело, связанное с ущербом, нанесенным в связи с налетом на гостиницу. Мне сообщили, что посольство найдет контакт с одной влиятельной фрейлиной при Дворе, для начала переговоров между консулом и начальником Санкт-Петербургской полиции. Необходимая сумма для взятки будет предоставлена одному джентльмену, проживающему ныне в Берлине. Что касается немедленного выполнения моих пожеланий, то было выдвинуто не менее эффективное предложение. Поскольку все легковые автомобили были неофициально прикреплены к обычной санитарной службе Царскосельской больницы, меня можно было сразу же доставить напрямую туда, не опасаясь нежелательного вмешательства полиции. Со своей стороны, я объяснил, что как только почувствую у себя резкий желудочный спазм, я тут же свяжусь с консулом.
У меня на службе говорили - «Дурацкий шанс К.14», и в этом случае я, конечно, столкнулся с достаточно сомнительным предприятием. Шпионская удача - вещь чрезвычайно капризная, но вполне определенная, и я всегда получал от фортуны по максимуму. Тем не менее, есть особый интерес в борьбе с враждебными силами, и покинув консульство я размышлял о будущем с некоторым приятным волнением.
Теперь мне следовало организовать настоящий желудочный приступ и для этого мне было необходимо зайти в аптеку. Пройдя несколько кварталов я увидел нужную вывеску. Потянув за большую латунную ручку и открыв тяжелую дубовую дверь, я увидел стоявшего за широким прилавком фармацевта.
- Добрый день, сударь. Чем могу помочь? – обратился он ко мне
- Будьте любезны дайте мне флакон жидкого кастильского мыла.
Пока аптекарь аккуратно заворачивал в бумагу шестиунцевую бутылку, я тихо застонал, лицо исказилось от боли, и я слегка согнулся, приложив руку к животу. Затем поднял глаза на аптекаря и спросил:
- Не могли бы Вы дать мне что-нибудь от острой желудочной колики?
- Минуту. Сейчас принесу. – ответил фармацевт и вновь скрылся за большой дверью в задней части аптеки, чтобы выписать инструкцию и принести лекарство.
Через минуту я уже звонил по телефону аптеки в консульство с просьбой прислать машину по адресу аптеки как можно скорее. Повесив телефонную трубку, я быстро вылил в рот содержимое бутылочки с мылом. Это было на редкость отвратительно, но весьма эффективно - реакция последовала незамедлительно.
Вернувшийся с инструкцией и порошками аптекарь был весьма недоволен происшедшим, но быстро приехавшая консульская машина спасла меня от гнева фармацевта и мгновенно собравшейся любопытной толпы зевак. В этот момент мне совсем не нужно было притворяться, выпитое мыло делало свое дело, меня аккуратно вынесли из аптеки и уложили в автомобиль. Однако по дороге я оценил один маленький ироничный штрих. Пока меня несли и устраивали в автомобиле я услышал, как один из зевак благоговейно отзывался о благотворительности и благородной помощи нейтральных стран, верных друзей бедной, измученной войной России!
Продолжение следует
