– Посторонись! Прищемлю лисий хвост! – услышала Мирка папин голос, доносящийся из-за подъездной двери.
Мирка отскочила в сторону, и дверь тут же распахнулась. На пороге нарисовалось Миркино кресло-кровать, слишком широкое для проема. Прямо за этой бандурой стоял папа и пытался протолкнуть ее на улицу.
Кресло изо всех сил сопротивлялось, упершись подлокотниками в дверной косяк.
– Поверни набок, – посоветовала Мирка, знавшая, как никто другой, сварливый характер своего кресла.
– Без сопливых солнце светит, – прокряхтел папа, но кресло повернул.
– Теперь толкай, – снова не удержалась от совета Мирка и тут же спряталась.
– Ох, дотреплешься, лисий хвост! – услышала она вслед.
Дело в том, что у Мирки и правда был лисий хвост. Только рос он не там, где положено у настоящих лисиц, а из макушки головы.
От природы ей достались огненного цвета волосы.
«Красный мак», как говорила мама.
Тугие спирали образовывали над головой кучевое облако. Если потянуть одну, она растянется примерно в три раза. Отпустишь – спружинит назад и запутается среди остальных.
Конечно, если выпрямить и расчесать Миркины волосы, они будут аккуратно струиться по спине до самого пояса.
Но кто возьмет на себя этот тяжкий труд? Сама она точно не справится.
А маме с этим переездом вообще не до Мирки.
Поэтому она и собрала ее рыжую копну наскоро в хвост на макушке и отправила Мирку во двор.
Кстати, отправила – почти в чем родила. В дурацком детском сарафане, из которого Мирка выросла.
– Надо же, как вымахала, – всплеснула руками мама, застав перед снятым со стены зеркалом удивительное зрелище: Мирка с лисьим хвостом на голове и едва прикрытой пятой точкой.
– Так дай другое, – сказала Мирка, разглядывая в зеркале ободранные коленки.
– Все упаковано. Так доедешь, – вынесла вердикт мама.
Спорить было бессмысленно. Вернее, просто не с кем. Ведь мама тут же ретировалась на кухню, к другим взрослым, которые занимались сбором вещей. Не бежать же за ней, с проблемой наперевес, умоляя открыть коробки и достать одежду поприличнее.
Так что Мирка смирилась со своей участью и пошла во двор.
Здесь она еще раз критически осмотрела свой полинявший наряд цвета «крыло бабочки-капустницы» и прошлогодние босоножки, ставшие после зимней спячки на антресоли цвета «бедро перепуганной нимфы».
Да, не подготовилась ее семья к началу модного летнего сезона. Слишком неожиданно, в самом начале мая, пришла жара. И сейчас, под солнечным светом, провал был очевиден: пальцы ног подозрительно далеко выпирали из босоножек, а если их согнуть, касались нагретого асфальта.
Мимо пронесли обеденный стол, кухонные шкафы, электрическую плиту, потертые венские стулья. Все, что стояло на кухне.
– Поберегись, – прокричал дядя Валера, тащивший на спине холодильник. Мирка отскочила в сторону.
Двое других папиных друзей, дядя Миша и дядя Володя, приняли холодильник и стали затаскивать в кузов грузовика.
– Мирка, ты когда это так вытянулась? – спросил дядя Валера, с громким хрустом разогнув спину.
– Папа говорит: съела лисичка нашего колобка, – сделав серьезное взрослое лицо, ответила Мирка. Чем вызвала приступ хохота у дяди Валеры.
Суть в том, что еще прошлым летом Мирка была, по словам мамы, детсадовским пухляшом с круглыми щечками и нежно-рыжими волосами. «Колобок» – называл ее папа, когда она катилась к нему на пухлых ножках.
И вдруг – бац! и Мирка за год превратилась тощую длинноногую лисичку. С треугольным лицом, усыпанным мелкими, как маковые зерна, веснушками и огненными волосами.
– Лисица-оборотень, как есть, – комментировал папа такие метаморфозы. – Съела нашего колобочка и заняла его место.
Даже глаза у Мирки этой весной вместо медовых стали желтыми в рыжую крапинку. Словно на радужках теперь тоже веснушки.
Про лисиц-оборотней Мирка знала из «Мифов Народов Мира».
Том два, где про Японию. Там Мирка прочла, что их называют «кицунэ». Это лисы, наделенные сверхспособностями. Они могут обращаться в людей или вселяться в них – все потому, что очень любят веселье. Еще на кончике хвоста у них живет огонь, который видят только собаки, больше никто.
Сначала Мирка испугалась, что папа прав, и она – такая вот кицунэ, вселившаяся в маленькую девочку. Но потом успокоилась, ведь для обращения в человека, если верить «Мифам», она должна была сначала прожить сто лет лисой, а затем помолиться Полярной звезде, или съесть несколько листьев с написанными на них иероглифами, или исполнить тройное сальто в воздухе.
А Мирка точно ничего такого не делала.
Сальто для нее – вообще за пределами возможного. Она еще кувырок-то назад через голову не до конца освоила – каждый раз заваливается на бок, когда делает его на разложенном кресле-кровати.
Да и собаки к ней относятся вполне благосклонно – проверено на личном опыте. Будь она лисицей-оборотнем, дворовые псы обязательно бы учуяли и начали гонять ее по двору. Но такого пока не случалось.
– «Мифы» не забыли? – спросила она маму, несущую перед собой в руках заклеенную коричневым скотчем коробку.
– Как без них, – выдохнула в ответ мама, – залазь давай в машину, а то вот ребенка забудем.
– Какого еще? – удивилась Мирка.
– Тебя, – засмеялась мама, подгоняя Мирку к грузовику.
Мирке вообще-то уже исполнилось семь, неделю назад. Нашли тоже ребенка! Но спорить с взрослыми, таскающими на себе все утро тяжести, было бы неосмотрительно для взрослого человека, поэтому Мирка промолчала.
