Алексей говорил, какая у неё удивительная кожа… Какие глубокие, умные глаза… Читал любимое: "Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья". Она впитывала строчки и думала, как же она не вспоминала о них раньше? Почему столько долгих лет прожила вообще без стихов?
Потом они вышли на пустынный пляж. Хотя "пустынный" – это метафора: там и сям светились огоньки сигарет, слышались голоса и всплески волн. Залезли в воду и они – как все, нагие, Адам и Ева, и в черноте ночи Ирина почувствовала себя настоящей богиней – без изъяна!
"Да как же легко и просторно дышать! – удивлялась она себе сегодняшней. Обычно бессонная ночь – это день на валерьянке! А тут хоть вставай и стометровку беги! Жаль, нет рядом Маринки. Она бы всё объяснила. Хотя и так ясно, но как хотелось именно от Маринки услышать подтверждение:
–Да, мать, ты влюбилась!
… Наконец сквозь знойное марево проступили знакомые фигуры. "Воланд со свитой прибыл", – радостно зажглась Ирина Петровна. Почему она назвала Алексея Воландом, хотя он был похож на Христа, сама не знала. "А вот такой прикол!" – объяснила она так, как объясняла ей всегда дочь. И этот довод впервые в жизни её устроил.
Хотелось встать и вот так, не отряхиваясь от песка, прилипшего к купальнику, бежать навстречу. Но почему-то Алексей, не дойдя до Ирины несколько шагов, остановился. Он её, конечно, заметил. Однако рассеянно огляделся вокруг и стал стаскивать джинсы. Загорелое тело, гладкое, отполированное, засверкало под лучами солнца. Он побежал к воде, и вот уже в поле зрения осталась одна голова "с бантиком": он опять стянул свои роскошные кудри резинкой.
НАЧАЛО ЗДЕСЬ
"Вот он выйдет из моря, как Нептун, бросится ко мне и обнимет", – сладко щемило сердце. Но Нептун, он же Воланд и Христос, опять прошел мимо той, которой всю ночь читал стихи. "Что он делает? – ужаснулась про себя Ирина Петровна. Кого боится? А! – обожгла догадка: – Меня стесняется! Конечно, на пляже рядом с ним должна быть фотомодель!"
Как раз тут к Алексею подошла красотка в бикини, что-то коротко ему сказала, и он развернул этюдник.
"Заказчица! – догадалась Ирина. Теперь-то уж он не оторвется от работы как минимум часа два".
Через час она не выдержала, прошла мимо, а потом, чуть дыша от волнения, приблизилась. Этот портрет у Алексея, похоже, удавался: задорно вздернутый носик, узор тонких губ, упрямый подбородок. Вдруг заныло сердце, и она дотронулась рукой до загорелого плеча.
Алексей вздрогнул, скосил глаза, чуть улыбнулся, но работу не прервал. Потом покровительственно бросил:
– Извини, занят. Увидимся позже.
"Так я и знала: он меня стесняется! Днём все мои годы написаны на лице, руках, ногах…" Она побрела к своему полотенцу, завернулась в него, посидела немножко, нахохлившись, и отправилась домой.
Он прибежал ближе к вечеру. Запыхался, принес две банки пива и связку сушеной рыбёшки. Как ни в чем не бывало чмокнул Ирину в нос, разложил на столе газету:
– Вот, заработал. Пировать будем!
И снова всё было как в сказке: ночь, море с лунной дорожкой, стихи…
Через две недели, уезжая из Сочи, Ирина Петровна сунула на самое дно чемодана кусок ватмана с незаконченным портретом.
– Ни в коем случае не выбрасывай! –попросил Алексей. – Дома обязательно допишу!
Какое счастье, что они живут в одном городе!
Хоть Маринка и считает, что курортные романы лучше заканчивать там, где они начинались – на курорте. На отдыхе люди совсем другие. Они не связаны долгами, заботами, проблемами. Они добрые, веселые, радушные. Ешь, спи, гуляй, смотри дурацкие фильмы, читай глупые романы, танцуй под дурацкие песни.
Из соседнего номера каждый вечер доносилось стенание магнитофона: "Ах, какая женщина! Кака-а-а-я женщина, мне б такую!" А потом она узнала этого терзаемого любовными муками: бывший инструктор райкома. Узнала с трудом не потому, что жизнь его изменила. Впервые она увидела его "без футляра" – румяного, кудрявого, беззаботного. Рядом шла полненькая брюнетка, никак не похожая на Мэрилин Монро. Но, видимо, бог откликнувшись на мольбы, послал таку-у-ю! О вкусах не спорят. Главное, экс-коммунист был беспечен и счастлив.
А в городе шел дождь. И показалось, что вчера ничего не было: ни моря, ни солёных губ, ни скрипящего песка на коже. На вокзале Ирину Петровну по традиции встречал муж. Седой, грузный… В последние годы во всем его облике сквозило что-то виноватое.
"А ведь преступница-то я!"– вдруг спохватилась Ирина Петровна. Они ехали домой в стареньких "Жигулях" (она в который раз пожалела, что муж так и не успел поменять машину), молчали и думали каждый о своём.
Конечно, Алексей был не первым романом в её жизни. Были и другие, правда, какие-то книжные, пафосные. Или это теперь, издалека, так кажется? Для женщины ведь, как известно, прошлого нет. "Разлюбила, и стал ей чужим…"
А ведь правда: о тех, прошлых и, к счастью, очень немногочисленных связях, вспоминать было неловко и даже неприятно. Хотя не было пошлости, все играли на равных: писали письма, звонили из командировок, в том числе заграничных, красиво ухаживали. А взялась она как-то за пачку писем, спрятанных в комоде под бельем, открыла одно, прочла несколько строчек – и таким могильным холодом от них повеяло! "Восставшие из ада!" – дала она мрачное определение любовной переписке и без сожаления выбросила пожелтевшие листочки в мусорное ведро.
Продолжение здесь
Понравилось? У вас есть возможность поддержать автора добрым словом! Подписывайтесь, ставьте лайки и комментируйте. Делитесь своими историями!