Евдокия снова родила дочь. "Настасьюшка!" - дал имя дочери Дмитрий, едва взяв девочку на руки. Рождение княжны Анастасии далось Евдокии тяжело. Казалось, что с ребенком, покинули тело живость и сила. Ничего так не хотелось молодой матери, как лежать не вставая с постели, отказываясь от еды и только сильная жажда мучала ее постоянно. Лекари проявляли беспокойство, предлагали различные снадобья, но ничего не помогало.
-Свози меня в Радонеж в Сергию! - просила она Дмитрия, но князь долго колебался, глядя на бледную и слабую жену, да и лекари, дружно протестовали против такой поездки.
Он придумал привезти самого Сергия в Москву, однако, посланные за игуменом бояре, воротились ни с чем и смущенно доложили князю, что тихий монах, неожиданно проявил строптивость и ехать в Москву наотрез отказался.
-Велел передать, чтобы княгиня, коли нужду в нем имеет, сама наведалась к нему! - передали они и князь осерчал.
Вынужденный постоянно нести на своих плечах бремя ответственности за свои земли и народ, перед лицом врага, который нападет неминуемо, Дмитрий стал нетерпелив и строг. Даже Евдокия, с которой он старался быть всегда нежен, подмечала за ним подобное и любящее ее сердце сжималось от жалости к мужу. Не со зла он серчал и гневался, а от боли душевной и бремени тяжкого. Уж Евдокия-то понимала это лучше всех!
-Не приехал Сергий! - доложил Дмитрий жене недовольным голосом, - Сам поеду за ним! Силой привезу!
-Не надо, голубь мой! - проговорила Евдокия, - Ты же знаешь Сергия - Не по злу не поехал, а по надобности! Нам не понять, отчего он велит сделать так или иначе!
Как всегда, под влиянием жены, князь остыл.
-Собирай меня в дорогу! Раз велит игумен Сергий, так пусть так и будет!
Дмитрий смирился, и вот уж возок мчит княгиню в Радонеж, где всегда отдыхало ее сердце и оттаивала душа. Так и в тот раз случилось. Почитай седьмицу прожила Евдокия за высокими стенами тихой обители, где даже птицы, казалось, пели по другому и воздух был чище и вкусней. Уже на второй день легкий румянец вернулся на щеки княгини, на третий она сама, потихоньку, смогла спуститься в сад. На шестой день отстояла службу.
-А все же скажи, отец Сергий, отчего не поехал ты в Москву, когда князь Дмитрий тебя призывал? - спросила она, почти игриво, накануне своего обратного отъезда.
Сергий ответил серьезно:
-Не помог бы я тебе в Москве, а тут ты и без моей помощи на ноги встала!
-Спасибо! - искренне благодарила его Евдокия, целуя протянутый ей для благословления крест.
-Бога благодари!
В Москву вернулась прежняя Евдокия, красивая и цветущая. Глядя на нее в душе князя Дмитрия крепла начавшая было угасать вера.
В начале знойного лета, когда стояли самые длинные и светлые ночи, к Дмитрию прибыли посланцы из Коломны. По тому, как мяли в руках шапки, да опускали глаза долу, князь понял, что вести плохие. Так оно и оказалось. В Коломне рухнула строящаяся по приказу Дмитрия каменная соборная церковь. Дмитрий прекрасно понял, отчего глаза прибывших светятся едва ли не ужасом. Слишком страшным было сие знамение! Церковь-то уже почти была возведена и, не иначе, как Господь, сим деянием, указывал на то, что нависла над московским княжеством беда. И каждый догадывался откуда та беда могла прийти. Взволновался и сам Дмитрий. Выделил немалые деньги, чтобы восстановить порушенное и отрядил московских мастеровых.
Вслед за этой новостью пришла и другая - Мамай самолично в поход готовился и оттого видно Орда не пришла на Русь раньше. Пришла пора и князю Дмитрию собрать всю волю в кулак, ибо понимал он, что легкой победы больше не будет. Враг был силен, умен и хитер. Второй раз не даст заманить себя в западню! Это подтверждали и слухи, что Мамай, суля щедрым вознаграждением, заманивает к себе воинов ото всюду, начиная с далекого Крыма и заканчивая граничащими со степью рязанскими землями, да Литвою. "Значит боится меня Мамай!" - подбадривал себя Дмитрий. Еще один слух тревожил и печалил Дмитрия - Олег Рязанский, якобы, сговорился с Мамаем напасть на Москву вместе. Видно так решил защитить свои земли, через которые завсегда лежал путь Орды, позабыв, как недавно сам трусливо прятался от врага, пока Дмитрий стоял перед своею землей щитом.
Наконец соглядатаи принесли весть, что Мамай двинулся в путь. Огромное войско собрал он против Московского князя, приводя в трепет тех, кто самолично мог наблюдать его продвижение. Тысячи скакунов, несущих на себе воинов, обозы с припасами, овечьи отары, гонимые позади, оставляли за собой вытоптанную землю, на которой еще долго не будет расти трава. Сердце Дмитрия, при этих вестях, болезненно сжалось. Он понимал, какая важная борьба предстоит ему, какую цену заплатит он за победу, если Господь дарует ее, и чем придется расплатится, ежели удача будет на стороне врага.
Князь Дмитрий велел поднимать войско в поход, а к соседям своим послал гонцов с просьбой стать плечом к плечу. Даже к Михаилу Тверскому, которому он мало доверял, отправилось посольство. Сам же, на несколько дней уехал в Радонеж, где погрузился в молитвы и соблюдал строгий пост. Вместе с ним истово молился и игумен Сергий. Когда пришло время Дмитрию выдвигаться в путь, Сергий, благословляя князя на ратное дело сказал: "Иди! Иди и пусть тебе поможет Господь и Святая Троица!"
Из Радонежа не один уехал Дмитрий. Вместе с ним отправились защищать отечество и некоторые монахи, среди которых особо выделялись Пересвет и Ослабля, бывшие воины могучего телосложения и крепкой веры.
Москва, в который раз, огласилась бабьим плачем, несшимся вслед уходящим на защиту родины воинов. Княгиня Евдокия проводила мужа днями ранее, ведь тот намеревался посетить еще и Радонеж. А вот сестра ее, Мария, прощалась с Микулой вместе со всеми. Не первый раз оставлял он ее, но отчего-то именно сегодня, сердце особенно сильно сжималось от страха. Может оттого, что лелеяла в душе надежду, что всетаки сможет подарить ему еще одного ребенка. Незаметную пока тайну, Мария не открывала никому, даже Евдокии.
В помощь Евдокии, князь Дмитрий оставил на Руси боярина Свибло. Федор Андреевич, был мужем годами проверенным, знал, что делать, коли дело будет плохо и враг пойдет к Москве. Юный княжич Василий, девяти годков отроду, почти все время пребывал при Федоре Андреевиче, перенимал науку. Княгиня же, под руку свою брала самых обездоленных, лишившихся еще и кормильца из-за войны. Каждый день у княжеского терема собирались те, кому кроме княгини не на кого было положиться. Они получали лично из рук Евдокии хлеб и благодарили ее. Как всегда, когда большинство мужчин уходили на войну, Москва казалась ей осиротевшей. Странно было видеть только лица детей и женщин, выполняющих работы, который обычно лежали на мужских плечах. Тяжела была их доля, да еще тяжелей ведь тем, кто смотрел в лицо смерти ради того, чтобы они были живы.
Евдокия, которая лучше других осознавала, какой непростой бой надлежит выстоять русской рати, ежедневно посещала церковь. Следуя ее примеру, и другие женщины регулярно посещали храм.
Мария Вельяминова, по прежнему молчавшая о своем положении, перебрались с дочерью Василисой в княжеский терем, как поступала почти всегда, когда ее муж вместе с князем Дмитрием отправлялись в поход. В тот день, как обычно, у княгини Евдокии собрались жены и дочери бояр и воевод. Готовились к долгой зиме, вывязывая душегрейки и платки. Тут же, окруженные няньками, были и дети еще не покинувшие младенческой поры. Дети постарше, включая Василису Вельяминову и княжича Юрия, играли в соседней светлице. Евдокия слушала, как стучат спицы в руках ее товарок и в душе поднималась ставшая привычной, волна тревоги. Вошел княжич Василий, еще имевший право находиться на женской половине терема.
-Матушка! - он чинно склонил голову пред матерью, выказывая почтение, - Федор Андреевич тебя видеть желает! - и добавил шепотом, - Гонец от отца!
Евдокия поспешила на встречу в боярином. Он ждал ее стоя, не решаясь присесть и едва завидев княгиню, склонился в глубоком поклоне.
-Что? - только и было сил произнести у Евдокии.
-Начался бой, матушка! - ответил боярин и Евдокия увидела в его глазах неподдельный страх.
Отложив все повседневные свои дела, женщины преклонили колени и принялись молиться. Редко молитвы совершаются с такой страстью и искренностью, как творились они в те дни, и продолжались они с редкими перерывами на сон и трапезу, пока не получили долгожданной вести и победе...
