Рассказ «Он и Она»
-Я уберу руку, только ты не кричи, - бормочет он еле слышно.
Рука исчезает, она открывает рот и вдыхает воздух, облизывает пересохшие губы:
-Я так испугалась!
-Тсс..
Пальцы смыкаются на запястье и он уверенно ведет ее в темноту по сугробам, пробираясь между тонкими деревцами.
Она послушно идет следом. Сердце стучит так, что кажется вот-вот выпрыгнет из груди. Столько вопросов крутится на языке. Но приходится молча шагать, то и дело проваливаясь с рыхлый снег, все глубже и глубже в лес. Мороз усиливается. Кажется, весна никогда не наступит.
Наконец деревья расступаются. Из-за тучи появляется огрызок луны. Она может рассмотреть своего провожатого.
Мужчина в обычной чёрной куртке и шапке, низко надвинутой на глаза. Ничто не выдаёт в нем священнослужителя, скорее можно принять за братка средней руки.
Он щурится, ноздри раздуваются как у охотничьего пса, идущего по следу, потом отодвигает густые еловые лапы, подталкивает ее вперед. На краю снежного вала темнеет припаркованная машина. Такая грязная, словно ее пару лет не мыли, даже цвет не разобрать.
Он открывает ей дверь.
-Замерзла? - спрашивает ласково.
Предыдущая глава тут
Она не может внятно ответить, так стучат зубы от страха и холода, просто кивает.
-Сейчас печку включу, согреешся.
Машина утробно урчит, но воздух дует холодный.
-Куда мы едем?
-Тут недалече. Потерпи, - уклончиво отвечает Семён, - кстати, это я в миру Семён, а так отец Михаил. На всякий случай.
-Мы к нему едем? - не унимается она.
Мужчина молча кивает.
Кажется, она дышать разучилась. Хватает ртом воздух, но он не поступает к лёгким. Начинает кашлять. Спазм отпускает. Большая радость тоже стресс. Особенно, когда ты уже пережил, похоронил и оплакал.
Машина петляет по лесной дорожке, подпрыгивает на ухабах, с трудом преодолевая снежные заносы. Она растирает замерзшие пальцы .
Косится на покалеченную руку своего соседа, уверенно лежащую на руле. Вопрос крутится на языке. Семен замечает ее взгляд.
-Да, знаю, не очень приятно, но другой у меня нет, - словно извиняясь, отвечает он на молчаливый вопрос.
-Глупости. Я не такое видела. Кто это сделал?
-Давно, еще на войне. Когда в плену был. Странно, они до сих пор иногда болят. Знаю, что нет, а ноют перед дождем хоть ты тресни. Для красивой женщины такие истории не интересны.
-Ты воевал? Убивал людей?
-Случалось. Но я выполнял свой долг. Тогда я был солдат.
-Тогда ты узнал Макса? - переводит она разговор, надеясь, узнать немного о его прошлом. Отмечает, что почти ничему уже не удивляется.
-Пусть он сам тебе расскажет. Мы почти приехали. Потерпи.
Мужчина замолкает и сосредоточенно смотрит на дорогу, всем видом давая понять, что разговор окончен.
Она пытается по куску луны на небе понять, в какую сторону они едут. Но кроме верхушек деревьев ничего нет на горизонте. Да и дорога не особо похожа на дорогу, скорее колея от трактора.
От нетерпения слегка подрагивают пальцы, которые она держит сцепленными на коленях. Здесь и ожидание, и доля сомнения, и даже недоверия. Все может быть, ни на кого нельзя полагаться полностью. Даже не себя.
В зарослях загораются два ярких как светофоры глаза. И тут же гаснут, испуганные шумом двигателя. Кажется, они забрались очень далеко от города.
-Волк? - тихо уточняет она.
-Может быть. Может лиса. Холодно, они часто выходят ближе к домам. Еду ищут. Зверей не нужно бояться. Самый страшный зверь - человек.
Резкий поворот и спуск вниз. При свете луны она видит несколько одиноких черных домиков у подножия холма. Деревянные ставни раскачиваются на ветру с жалобным тоскливым скрипом.
Семен быстро заруливает в полуразвалившийся то ли сарай, то хлев, выключает фары, глушит двигатель и делает ей знак рукой не выходить. Сам открывает дверь и прислушивается. Потом удовлетворенно кивает.
Она неуверенно выбирается в ночь из дверей сараюшки, растерянно осматривается. Куда идти? Все дома выглядят одинаково заброшенными.
Семен стоит за спиной и не делает никаких попыток ей помочь. Макс всегда учил ее быть внимательной. Напрягает зрение, пытаясь заметить хоть какое-то отличие. Ага! Есть! Из одной трубы еле-еле теплится дымок, а ставни плотно закрыты.
Со всех ног несется через улицу прямиком к этому домику. Сердце ухает где-то внизу. Изо всех сил толкает дверь. Еще раз. Заперто. Неужели ошиблась? Облокачивается плечом, готовая зарыдать. Как вдруг появляется неожиданная мылась. Легонько тянет тонкую металлическую ручку на себя. Дверь подается, изнутри идет теплый воздух, еле заметно мерцает огонь в конце предбанника. Как часто в жизни мы стучимся в открытую дверь, не в силах понять, что она в другую сторону открывается? Нужно будет подумать об этом.
Темная тень отделяется от стены и занимает собой дверной проем. Она хочет позвать, но в горле пересохло.
Просто делает шаг вперед. В душе липкий страх, что он ей только кажется и испарится как туман от первого прикосновения.
Сильные руки привычным жестом подхватывает, отрывают от пола и крепко прижимают к себе, так что ребра издают негромкий хруст. Даже если сломаются, это не имеет никакого значения. Она трогает плечи, руки, шею, обхватывает ладонями затылок. Под пальцами грубый неровный шрам. Новый. Еще один. Ведет руками по жесткой щетине на щеках и подбородке. Из глаз ручьем льются слезы.
-Никогда не видела тебя таким небритым, - бормочет между всхлипываниями, то и дело прикасаясь губами к каждому сантиметру кожи, до куда может дотянуться. Она столько всего хотела сказать. А сейчас слова оказались не нужны, итак все понятно. Язык тела никогда не врет.
-То ли еще будет. Я решил бороду отпустить. Будешь любить меня с бородой? - смеется он, прижимая ее еще ближе. Гладит по волосам, привычно неторопливо перебирая и пропуская между пальцами прядки. Словно не было этих дней разлуки и страха. Словно она не сидела на его могиле на кладбище. Словно они вчера вечером расстались.
-Признавайся, сколько раз ты уже пожалела, что вообще со мной связалась? - он держит ее за подбородок и смотрит в глаза.
-Ни разу! Ни разочка! Даже когда думала, что больше никогда не увижу тебя. Жалела только о том, что так мало нам отвела судьба. Что не хватило смелости пойти за тобой.
-Еще не хватало! - выдыхает он, - ты мне здесь нужна! Всегда помни об этом!
Показалось, или его рука правда дрогнула на последних словах, а в глазах мелькнул испуг? Не суждено узнать, через секунду возвращается обычный грубовато -ироничный Макс.
Рука ложится на затылок, по хозяйски запрокидывает голову:
-Поцелуешь меня или так и будешь реветь?
-Для покойника ты задаешь слишком много вопросов, - фыркает она, чуть приходя в себя. Он здесь. Живой, почти целый.
-А ты не изменилась, - хмыкает он, - целуй быстро! Зря что ли я воскрес?
И не дожидаясь ее реакции, прижимается к губам. Щетина колет и царапает нежную кожу на подбородке. Но кто на такое обращает внимание, когда в голове взрываются миллионы фейерверков?
За спиной раздается осторожное покашливание. Он нехотя отстраняется, продолжая обнимать ее за плечи:
-Чего, Сем? Говори!
-Я сигареты принес. И тут поесть еще, - ставит пакет на пол, - вздремну пару часиков, до рассвета время есть. Мне в семь в храме нужно быть на службе. А то прихожане потеряют батюшку, нехорошо это. Шум поднимут. А нам шум сейчас ни к чему.
Голос у него тихий, баюкающий. Слушаешь и веришь всему, даже если скажет, что земля квадратная.
-Спасибо. Иди отдыхай. Разбужу. Пожрать бы. Ты как? - обращается к ней.
-Не откажусь
-Тогда сваргань что-нибудь по быстрому, я голодный как волк, - он кивает в сторону пакета с продуктами.
Она растерянно хлопает глазами. В их семье всегда готовит мама, а она так, принеси-погрей. Ну омлет точно сможет. Заглядывает в пакет.
-Яйца есть?
-Ха! Стал бы я так палиться за тобой отправлять ради яичницы, - ухмыляется он, - это я и сам могу. Давай картошку, газа в баллоне должно хватить. А я дров принесу подкину, потеплее будет.
-Ты только поэтому..., - начинает она, чувствуя как дрожит от обиды нижняя губа.
-И не только поэтому, - перебивает он ее, не обращая внимания на тон, подходит сзади и крепко обнимает, - картошка может и подождать, - целует ее в шею, - знаешь, чертовски скучно быть жмуриком. Ни выпивки, ни развлечений.
-А это что? - он кивает на черную пробку, торчащую из пакета, - у тебя тут неплохое снабжение. Хочешь виски, хочешь кухарку, - хихикает и трется носом о его щеку. Обижаться расхотелось.
-А это Семену зачет за сообразительность, - мурчит он. Рука скользит под свитер, крадется вверх, - это ж мой! - он возмущенно дергает второй рукой за воротник.
-Отбери! - она резво отпрыгивает в сторону и хохочет.
Однако сопротивляться удается недолго. Через пару минут она уже прижата к бревенчатой стене. Одной ладонью он зажимает сразу обе руки у нее над головой, не давая возможности дать отпор.
-Сама отдашь? - целует ее в висок, спускается ниже по щеке, - или...
Она извивается и наконец освобождает руки. Свитер летит вверх , приземляется белым голубем на грубый деревянный стол.
