Глава 17
– Измерьте давление, – говорю коллегам, пока везём каталку в отделение. – У неё был обморок.
– Я в порядке, – слабым голос произносит Тихонькая, очнувшись.
– Интервалы между схватками? – спрашивает Лидия Туманова.
– Минуты три.
– Ребята шевелятся? – интересуется Маша.
– Весь день, – недовольным тоном произносит Ольга.
– Что с ней? – спрашивает медсестра, подбегая.
– А ты как думаешь? – хихикает Маша. Коллега ойкает и прикрывает рот, заметив большущий живот Тихонькой.
– Где свободно? – уточняю.
– В любой смотровой.
– Элли, пожалуйста, – просит беременная. – Отвезите меня в акушерское.
– Прости, Оля, но ты теряла сознание, я должна всё проверить.
Мои слова до мозга Тихонькой если и доходят, то с трудом. Ей почему-то кажется, что рожать в нашем отделении… даже не пойму. Опасно, что ли?
– Элли, прошу тебя, отвези меня наверх, – снова просит он.
– Чуть позже. Маша, вызови Людмилу Владимировну Барченкову, – потом снова смотрю на Ольгу: – Она и у меня роды принимала. Так что всё будет хорошо.
– Монитор плода нужен? – спрашивает медсестра.
– Не надо, я сейчас поеду наверх, – опять упрямится Тихонькая.
Завозим её в смотровую. Она приподнимается на локтях.
– Ой… ой… – стонет.
– Оля, не тужься, не надо, – прошу её и прошу подать мне антисептик.
– На УЗИ-доплере всё хорошо, сердцебиение плода 140, – говорит Туманова.
– Давление 112 на 70, пульс 88, – сообщает медсестра.
– Ну, хорошо, что схватки кончились, – улыбаюсь пациентке.
– Почти, – стонет она.
– Я проверю раскрытие, Оля. Расслабься. Ты помнишь, какой сегодня день?
– Да.
Проверяю, и то, что ощущает внутри моя рука, не доставляет радости. Беременная замечает мой ставший озабоченным взгляд, мрачнеет.
– Элли, что там?
– 10 сантиметров, Оля.
– Что?
– Полное сглаживание. Маша, открой акушерский набор.
– Не надо, я не хочу здесь рожать. Я не хочу рожать в приёмном! – возмущается Тихонькая.
– Предпочитаешь в лифте? – спрашиваю её чуть с иронией.
– Откуда десять сантиметров? – недоверчиво интересуется беременная.
– Видимо, схватки начались давно.
– О, Господи! – стонет Оля.
– Звоните в педиатрию. Повернём каталку и никого сюда не пускать.
– Элли, не надо, я сдержу потуги! Я обещаю не тужиться! Давай договоримся, – умоляет Тихонькая.
– Первого ты родишь здесь, а второго уже наверху. Договорились? – предлагаю ей оптимальный вариант.
– Ох… – со стоном пациентка откидывается на спину.
– Так, мне нужен монитор плода, – произносит деловым тоном доктор Береговой, который пришёл зачем-то. – За вторым будем следить по ультразвуку.
– Уйди, Данила! – нервно бросает ему Тихонькая.
– Ни о чём не беспокойся, Оля. Стерильные перчатки, – продолжает упрямиться врач.
– Данила, уйди! – говорю ему, видя, как Тихонькая сильно напрягается. Не хочет, чтобы в таком деликатном состоянии ей занимался мужчина, который к тому же с ней работает.
– Я не раз принимал роды, – парирует Береговой.
– А у меня не будешь! – восклицает Ольга.
– Данила, в самом деле. Она тебя знает. Ей неловко.
– Ты же сама звала на помощь, – Данила недоумённо смотрит на меня.
– Не для этого, а чтобы поскорее каталку сюда привезти, – поясняю ему. – Так что давай, уйди.
– Ну, ладно, – пожимает плечами Береговой. – Удачи.
– О, Боже!.. – стонет Тихонькая.
Наши приготовления окончены. Можем приступать. Усаживаем пациентку.
– Тужься, тужься. Молодец, Оля. Ещё немного.
– Так, головка прорезалась, – замечает Туманова.
– Следи за дыханием. Схватки стали слабее.
– Оля, тужься изо всех сил! – прошу её, и она таращит на меня полные боли глаза:
– Я пытаюсь!
– Тужься 10 секунд. Ну, давай. Давай. Три, четыре. Хорошо. Расслабься. Вышел?
– Нет, нет, нет, – замечает Туманова.
– Всё хорошо. Давай, давай ещё. Вышел?
– Нет, пока нет.
– Пошла схватка. Отлично. Ты молодчина, Оля. Ещё чуть-чуть.
– Господи помилуй… – устало выговаривает она.
– Ты так и хотела?
– Нет. Где гинеколог? – спрашиваю.
– Вызвали, – докладывают мне. – Эллина Родионовна, показатели первого плода. Смотрите, – говорит медсестра.
– Что там? Давай посмотрим. Так, нам нужен дежурный гинеколог и вакуумный экстрактор, – произношу, и Лидия с Машей согласно кивают.
– Что такое?! – испуганно вскрикивает Тихонькая, паяясь приподняться повыше, чтобы заглянуть в монитор.
– Не надо, Оля, – закрываю технику собой, чтобы беременная не перепугалась ещё больше. Всё равно ничего не разберёт на экране. – Послушай, Оля, это на всякий случай. Пульс первого ребёнка снизился до 90, но нам главное больше 80, правда?
– Да, – соглашается Тихонькая.
– Хорошо. Подключим головной электрод.
– Может, не надо? – вымученным голосом спрашивает беременная.
– Это чтобы точнее знать его состояние. Отдохни. Через две минуты ты должна его вытолкнуть.
Оля кивает и шумно выдыхает. Бедная, могу себе только представить, как ей сейчас тяжело. Учитывая показатели и, самое главное, наличие в её матке двух младенцев. Когда одного рожаешь, ощущение, будто кто-то пытается взорвать тебя изнутри, а здесь… Но ничего. Мы ей обязательно поможем.
Вскоре снова начинаются схватки. Ольга кричит, я её успокаиваю:
– Молодец, молодец. Так, держать.
– Скоро?
– Вот-вот. Пульс ребёнка 85. Головка родилась, отсос. Не тужься, Оля, не тужься.
– Обвитие пуповины? – спрашивает она, глядя вниз.
Мы с коллегами переглядываемся, улыбаемся. Ох уж эти современные беременные! Насмотрятся роликов да сериалов, и давай всякие «умные» (как им кажется) вопросы задавать.
– Уже нет, – отвечаю, только чтобы успокоить. – Хорошо. Хорошо. Умница, Оля.
Делаю ещё несколько манипуляций руками и начинаю широко улыбаться. В моих ладонях шевелится горячее, живое тельце. Смотровую оглашает громкий писк. Несмотря на боль, Тихонькая ошарашенно смотрит на мои руки, в которых держу её первого ребёнка. Аккуратно поддерживая за головку, приподнимаю, чтобы мамочка видела получше.
– Оля, познакомься со своей дочерью.
– Девочка!
– Да, девочка, поздравляю, – аккуратно укладываю малышку маме на грудь.
Оля осторожно кладёт на неё пальцы, обнимая, и шепчет счастливым голосом:
– Здравствуй, здравствуй.
– Посмотрим, в каком положении второй ребёнок, – говорю коллегам, напоминая, что мы имеем дело с двойней, а значит расслабляться рано.
Маша накрывает новорождённую малышку стерильной тканью.
– На вид примерно 2700, – произносит умилённо. – Какая маленькая.
– Для ребёнка из двойни в самый раз, – авторитетно заявляет Туманова. – Я должна её взять, Оля.
– Она здоровая? – спрашивает Тихонькая.
– Она чудесная.
– Слава Богу.
Перерезаем пуповину.
– Вот так, – говорит Лидия, забирая малышку.
– Имя уже выбрала? – спрашиваю Ольгу.
– Тамара. Хочу назвать её Тамарой, – слышу в ответ. – Моя Тома, Томочка.
– Добро пожаловать, Томочка, – улыбается малышке Туманова, укладывая в кувез, чтобы обработать. Ольга наблюдает за её движениями с непередаваемым счастьем на бледном и потном лице, даже немного плачет.
– Ты молодец, – поддерживаю её и вижу в ответ улыбку.
Спустя совсем немного времени перевозим Ольгу в родильное отделение. Там её встречает Барченкова, и мне не терпится высказаться по поводу её опоздания, но Людмила Владимировна предвосхищает мои слова и быстро сообщает, что у неё только закончились очень сложные роды, и она никак не могла бросить пациентку. Коротко киваю: с этим не поспоришь.
Барченкова здоровается с Ольгой.
– Не волнуйтесь, я вам помогу, – говорит ей. – Говорят, внизу был переполох? – спрашивает меня в шутку.
– Совсем чуть-чуть. На УЗИ второй плод в головном предлежании, высоко, – сообщаю гинекологу.
– Плодный пузырь цел?
– Да.
– Привет, Оля, я Светлана. Я помечу вас и девочку, а потом отнесу её в детское отделение, – это говорит акушерка.
– А нельзя ей побыть со мной? – робко интересуется Тихонькая.
– Мы согреем её, искупаем и принесём сразу, как вы родите.
– А если она проголодается, я кормлю грудью.
– Мы немножко докормим её.
– Вы уверены?
– Совершенно.
Перекладываем Ольгу на постель.
– Элли, присмотришь за ней? – спрашивает Барченкова. – Я скоро вернусь. У нас тут сегодня наплыв желающих улучшить демографию.
– Конечно, я за всем прослежу, – отвечаю коллеге. Чуть вредно думаю «Как будто у меня своей работы не хватает», но тут же осекаюсь. Я здесь потому, что Ольге надо помочь. Она всё-таки наш человек. А такие здесь все, кто в клинике работает. И мы своих не бросаем.
– Спасибо, – отвечает Людмила Владимировна и исчезает за дверью.
Акушерка называет код, цепляя бумажный браслет на ручку малышки. Её коллега надевает такой же Ольге.
– Скажи: «Пама, пока», – говорит за новорождённую акушерка, увозя кувез.
– До свидания, солнышко, – произносит дочери Ольга.
– Схватки сильные? – спрашиваю её.
– Немного пореже, но сильные.
– Надо повторить ультразвук. Если плод высоко, это надолго.
– Доктор Барченкова вернётся? – спрашивает Тихонькая.
– Ну конечно. Эпидуральную будем делать?
– А ещё можно?
– Конечно.
– Раньше я сомневалась, теперь нет.
– Трусиха ты такая, – подшучиваю над Ольгой и поясняю: – Чего бояться-то? Эпидуральная анестезия совсем не опасна и даже полезна при родах, потому что облегчает боль во время схваток и потуг, снижает напряжение и беспокойство у будущей мамочки, помогает ей расслабиться, что приводит к более быстрому и лёгкому течению родов.
– Хорошо.
– Я позову Миньковецкого, – сообщаю Ольге.
Она поднимает брови.
– Главного анестезиолога?
– Для тебя всё самое лучшее.
Выхожу, делаю звонок и тут же возвращаюсь, но вынуждена замереть на пороге, поскольку в палату каким-то образом мимо меня просочился… Вежновец. Наблюдаю за его поведением с огромным интересом. И что же Иван Валерьевич, ставший меньше часа назад папашей? Делает вид, будто просто так… мимо шёл, решил заглянуть и проверить работу родильного отделения.
– Значит, у вас девочка? – интересуется у Ольги деловым тоном.
– Девочка.
– Хм… И как она? Уже довела маму до крика?
– Довела.
– Хм… как назвали ребёнка?
– Тамара.
– Финиковая пальма, значит.
– В каком смысле?
– Ну, имя Тамара происходит от древнееврейского мужского имени Тамар и переводится как «финиковая пальма» или «смоковница», – с умным видом говорит Вежновец, и я, слушая эти бредни, недовольно качаю головой. Вот какой он всё-таки… остолоп!
– Как вы себя чувствуете?
– Это пытка, Ваня, – искренне признаётся Тихонькая.
Вежновец тут же оглядывается, как грабитель банка, забравшийся в хранилище: никто не заметил?
– Полпути, значит, пройдено? – продолжает свои глупые расспросы.
– Больше не хочу, – отвечает Ольга устало.
– Тут выбирать не приходится, – хмыкает Вежновец. – Родить нельзя погодить.
Снова кривлю губы. Ну вообще…
– Ваня, это так больно.
– Терпение и труд всё перетрут, – заявляет главврач. – Поправляйтесь, – добавляет зачем-то и уходит. Скрываюсь за углом, чтобы не попасть ему на глаза, потом спешу в палату и делаю вид, что понятия не имею, кто её только что навещал.
– А нельзя без катетера? – спрашивает Ольга спустя некоторое время. Процедуру проводит Барченкова, которая уже вернулась.
– После эпидуральной анестезии ты не сможешь удерживать мочу, – поясняю роженице.
– Чудесно, – хмыкает Тихонькая.
– Мы всем ставим. Без катетера анестезии не делают, – добавляет Людмила Владимировна. – Цена небольшая.
– Не ваш же мочевой пузырь, – вздыхает Ольга.
– Ну что, ставим? – спрашивает Миньковецкий, держа в руках шприц с раствором.
– Да, – соглашается Тихонькая.
– Хорошо. Мы готовы, – произносит главный анестезиолог.
– Оля, надо сесть, – поясняю ей.
– А лёжа на боку нельзя?
– Нет, беременным делают сидя. Так лучше расходятся позвонки.
– Оля, ты ведь не хочешь, чтобы доктор промахнулся? – спрашивает Барченкова.
– Только, пожалуйста, с первого раза, – умоляет Тихонькая, усаживаясь с нашей помощью.
– Обычно я попадаю, если пациент помогает, – говорит Миньковецкий.
– Оля, обопрись на нас с Людмилой Владимировной, – прошу пациентку. Держим её под руки, и Оля буквально повисает. – Ещё вперёд, чтобы спина стала круглой.
– Будет небольшой укольчик, – ласково произносит анестезиолог.
– Ай! – вскрикивает от боли Тихонькая.
– Местной ещё обезболить? – спрашивает Миньковецкий.
– Нет, нет. О-о-о-ой…
– Держись, Оля. Ты молодец.
– Я… хочу… лечь…
– Нельзя, Оля. Доктор делает пункцию, сиди тихо.
– Я не могу, – почти плачет Тихонькая.
– Можешь, можешь, возьми меня за руку, – уговариваю её ласково. – Зато потом будет гораздо легче.
– Мне больно, Элли…
– Я знаю.
– Очень, очень больно…
– Я знаю, я понимаю. Держись, держись, – уговариваю Тихонькую.
Кто бы сказал мне год назад, что я буду вот так помогать этой девушке, которую считала одним из главных своих противников в клинике?