Глава 45
Полина
Что ж, поскольку отказаться от лечения мачехи я не сумела, мне ничего не остаётся, как продолжать этим заниматься. Вскоре они пришли на консультацию. Показываю снимки МРТ и поясняю:
– Седьмой и восьмой черепные нервы, выходящие из ствола мозга, расположены возле церебральной артерии. Артерия двигается с каждым ударом сердца. Это раздражает седьмой нерв и вызывает тик.
– Она ходила в больницу в нашем районе и принимала лекарства. Ещё сделала инъекцию одного препарата, чтобы уменьшить тик. Я узнала только, что причиной может быть мозг, когда немного погуглила. Тем не менее, её врач ничем не смог нам помочь, – поясняет сводная сестра.
– У большинства пациентов уходит от 4 до 5 лет, чтобы выяснить причину. Операция на головном мозге также их пугает.
– Тогда как нам это вылечить? – интересуется Белла.
– Можно сделать микроваскулярную декомпрессию. Мы проникнем в нужный отдел и отделим лицевой нерв от артерии. Затем вставим тампон между нервным и кровеносным сосудом, чтобы снизить давление. Успех операции составляет 96%, – рассказываю.
– Когда можно провести операцию? – спрашивает Белла.
– Можете обратиться в другую больницу? Я дам рекомендации и пришлю снимок МРТ вашему врачу.
– Я не хочу идти в другую больницу, – подаёт голос мачеха. – Мы же можем воспользоваться твоей скидкой? Я слышала, что скидка 30%. Ты же ничего не делала для своей семьи. Это не значит, что тебе придётся оплачивать счёт. Неудобств тебе это не доставит. Знаешь, через что я прошла, пока жила с твоим отцом? И из-за стресса вот во что это вылилось! – показывает на своё лицо.
– Я оборвала все контакты с отцом 13 лет назад, – говорю ей.
– Отношения между детьми и родителями так просто не прекращаются, – говорит мачеха. – Было бы хорошо, если бы ты съездила к нему и извинилась.
– Я не могу провести эту операцию, – произношу твёрдо и спокойно.
– Почему? Боишься, что убьёшь меня? Я останусь в этой больнице, что бы ты ни сказала! Когда в больнице есть хоть кто-то знакомый, всё иначе. Да к тому же ты врач. Зачем мне обращаться в другую больницу, когда ты работаешь доктором здесь?
– Людям точно не свойственно меняться, – произношу, глядя ей в глаза.
– А сама-то? Думаешь, ты изменилась? Это просто красивая обёртка. Ты родом оттуда же, откуда и мы.
– Мам, хватит, – просит Белла.
– Когда можно сделать операцию? Поторопитесь, – требует мачеха.
Вздыхаю. Вот до чего же упрямая! И наглая к тому же.
– Мне нечего добавить. Прошу вас уйти, – говорю обеим.
– Я тут останусь, пока не получу положительный ответ, – скрещивает мачеха руки на груди.
– Тогда я сама уйду, – заявляю и покидаю кабинет.
Пока иду по коридору, слышу быстрые шаги. Меня нагоняет Белла.
– Полина!
Останавливаюсь.
– Это наш ресторан, – она протягивает мне карточку.
На ней написано «Ужин у бабушки».
– У нас достаточно денег. Мы не будем тебе в тягость, – говорит Белла и уходит. Это в самом деле удивительно. Такая вежливая и тактичная девушка у такой матери. В данном случае, так понимаю, яблоко от яблоньки далеко укатилось в плане личности. Смотрю на карточку несколько секунд и убираю в карман. Надо подумать, как быть дальше.
***
Дмитрий
– Это Жильцов. Я сделаю операцию пациентке Озеровой, – надиктовывает он аудиосообщение.
– С кем ты разговаривал? – внезапно раздаётся за спиной голос Катерины.
Дмитрий резко оборачивается:
– Напугала! Когда ты пришла?
– Недавно. Вела себя тихо, ты же разговаривал.
– Операция мамы доктора Озеровой, – поясняет Дмитрий. – Собираюсь её провести. Ей будет неудобно.
– С каких пор ты такой внимательный к другим?
– А я невнимательный? Видимо, пытаюсь измениться.
– Профессор Макаров займётся этим, даже если ты не возьмёшься. Держись подальше от всего, что связано с Полиной. Разве ты не говорил, что хочешь её выгнать? Ты такой непоследовательный, – говорит Катерина недовольным тоном.
– Человеческое сердце на то и человеческое, что переменчиво. Зачем пришла?
– Давай вместе перекусим, – предлагает девушка.
– Не могу, у меня планы, – резко отвечает Дмитрий и выходит.
***
Катерина
Иду навестить Гвоздеву. Она сидит на кровати и, увидев меня, широко улыбается.
– Это вы? – спрашивает.
– Вы так рады меня видеть? Я принесла сэндвичи, давайте поедим вместе, – протягиваю ей свёрток.
– Вы единственная, кто приходит меня проведать, – с грустью замечает пациентка.
– Почему?
– Недавно я закатила истерику. Видимо, закатывать их нужно, если есть опыт. А я обычно тихая, поэтому всем плевать.
– Ешьте. Вкусно.
Ольга Михайловна смотрит на свёрток, разворачивает, но потом опускает руку.
– У меня нет аппетита, – замечает. – Вы такая хорошенькая. А я злая. Меня всё бесит. Господи, ну почему я жила как полная дура? Надо было раньше научиться давать волю своему гневу.
– Не говорите так. Вы должны быть счастливой, чтобы показать им всем!
– Я слишком злая, пойду прогуляюсь, – Гвоздева начинает стягивать с себя простыню.
– Оставайтесь в постели! Вам ещё нужно отдыхать, – пытаюсь её остановить.
– Я в порядке, я непобедима. Несчастные живут долго. Я выжила, потому что встретила вас и попала сюда вовремя. Поглядите: я даже прыгать могу! Раз, два… – с этими словами она пытается начать прыгать прямо на постели.
– Нет! Вам нельзя сейчас! – вскрикиваю, хватаю пациентку за руку. – Боже!
– Три, четыре!
– Не надо!
Внезапно Гвоздева хватается за грудь, начинает задыхаться.
– Я же сказала не делайте этого! – кричу ей.
Пациентка с хриплым воплем валится на пол. Подхватываю её одной рукой, другой бью по кнопке срочного вызова.
– Ольга Михайловна! Ольга Михайловна! – кричу ей, но она не слышит. Кардиомонитор начинает истошно пищать, показывая нарушение сердечного ритма.
Вскоре прибегает бригада, хватаю дефибриллятор.
– Раз, два, три, разряд! Двести! Раз, два, три, разряд! Ольга Михайловна! Ольга Михайловна! Очнитесь!
– Время смерти… – невозмутимым голосом начинает произносить Парфёнов, глядя на часы.
– Нет! – кричу ему. – Ольга Михайловна! Прошу, очнитесь! Умоляю! Откройте глаза! – параллельно делаю ей непрямой массаж сердца.
– Ну, хватит, – уговаривает меня ординатор.
– Ольга Михайловна! Не умирайте!
Я продолжаю попытки её реанимировать. Где-то глубоко в душе понимаю, что у меня истерика и надо прекратить. Но не могу остановиться. В палату вбегает Дима, хватает за руку:
– Катя…
– Пусти! – отбрыкиваюсь.
– Успокойся, – он берёт меня обеими руками, обхватывает и тянет в сторону.
– Пусти! Пусти! – кричу ему.
– Время смерти пациентки Ольги Михайловны Гвоздевой… – произносит Парфёнов.
Я, поражённая до глубины души, смотрю на тело женщины. Только что, буквально несколько минут назад она была жива, шла на поправку. И вот всё. Её больше нет. Несправедливость этого не укладывается в голове.
– Ольга Михайловна! – кричу и начинаю рыдать. Что со мной? Не понимаю. Дима крепко держит обеими руками, иначе вырвусь и снова стану пытаться её спасти.
***
Полина
Вечером, после работы, еду по знакомому адресу. Смотрю яркую неоновую вывеску: «Ужин у бабушки». Я 13 лет здесь не была. Почти ничего не изменилось. Внутри заведения полно людей. И зачем только сюда приехала? Сама не знаю. Что-то подвигло на этот шаг, какое-то давно забытое чувство. Или просто грусть по месту, где провела столько счастливых месяцев. Невольно прикасаюсь пальцами к висящему на шее маленькому золотому кулону в виде капли воды.
Память уносит в прошлое.
– Мне нравится, – говорит бабуля. – Нравится, что ты красивая и изящная.
Она произносит это, пока мы стоим в ювелирном магазине, и я выбрала эту вещицу, а теперь смотрюсь на себя в зеркало, которое держит продавец.
– А мне другая больше понравилась, – всё-таки не выдерживаю, чтобы немного не повредничать, показав характер.
– Просто возьми этот, – говорит бабушка. – Я покупаю её для тебя.
– Я буду её носить, – соглашаюсь наконец.
– А я буду любоваться, – и смеётся.
– Красивая, – провожу пальцами по золотой капельке.
– Красивая, – улыбается бабуля, соглашаясь.
Из воспоминаний меня в реальность возвращает телефонный звонок.
– Да, Алексей Петрович.
– Ты где?
– Я вам перезвоню, – и отключаюсь.
Стою возле кафе, не решаясь войти. Но вдруг вижу, как изнутри на улицу выходят двое мужчин. Один – незнакомый, явно посетитель. Его провожает… мой отец, на груди которого бейджик, в руках поднос. Не знала, что он на старости лет официантом станет работать.
– Вы уже уходите? – спрашивает посетителя. – Спасибо. Спасибо, что зашли.
– У вас отличная еда, и сами вы замечательный. Дальше всё будет ещё лучше. Удачи!
– Удачи. Пока. Всего доброго.
Мужчины, довольные друг другом, смеются и расходятся каждый в свою сторону. Надо же. Никогда не видела своего отца таким гостеприимным, вежливым и добрым. Или он такой лишь к тем, кто ему деньги приносит? Уж точно за всю свою жизнь не видела с его стороны подобного отношения к себе.
– Девушка всегда должна выглядеть красиво, – снова слышу голос бабушки. Это уже дома. Она сидит перед зеркалом и прихорашивается, а я наблюдаю. – Как я выгляжу? Хороша?
– Да, очень. Бабушка, может удалить? – показываю на переносицу.
– Не надо. Родинка между глаз подарит тебе любовь старших.
– Правда? Но папа меня не любит.
– Родители не могут ненавидеть своих детей. Он просто невежа. Не могу просить, чтобы ты поняла его.
– Почему?
– Это должна быть взаимная любовь. Сначала родители должны полюбить своих детей.
– Бабушка, если ты столько знаешь, почему живёшь вот так?
– Почему ты уходишь от темы?
– А сама-то? Ты всегда уходишь, говоря глупости, – возмущаюсь с улыбкой.
– Не расстраивайся, что тебя исключили, – она гладит меня по голове. – Ты сможешь сдать выпускной экзамен и поступить в университет. У тебя же был высший балл по математике.
– Блин, вот опять ты!
– Боже! Моя внучка такая разбойница!
Мы обе хихикаем.
Снова в сегодняшний вечер. Нет, я не буду заходить в кафе. Ухожу прочь и медленно шагаю по улице. Ужасно грустно от воспоминаний.
– Привет! Почему ты такая расстроенная? – вдруг на моём пути возникает Алексей Петрович. Я растерянно смотрю на него, потом вокруг. Даже не заметила, как дошла до «Пиратской станции». Но что он тут делает? Ах, ну конечно. Оля же звала всех.
Устало улыбаюсь коллеге.
– Я тебя обрадую, – с этими словами он показывает запечатанный конверт формата А4, потом отдаёт мне.
– Что это?
– То, что ты хотела.
– Даже я не смог получить эти данные. Пришлось попросить кое-кого.
– Спасибо.
– Я и себе копию сделал. Хочу попросить друга из общей хирургии изучить. Если ты ищешь правду, и если правда сделает тебя счастливой, я помогу тебе.
Молча смотрю на него.
– Почему не отвечаешь? Когда ты начнёшь мне доверять? – Алексей Петрович при этом так наклоняется с улыбкой, что мне становится смешно. Он счастливо смеётся. – Поздно уже. Пошли, провожу тебя.
Сверху вдруг падают первые крупные капли.
– Дождь пошёл, – удивлённо замечает коллега. – Сегодня дождь обещали?
– Да, сегодня по прогнозу дождь.
Алексей Петрович скидывает пиджак.
– В наши дни прогнозы такие точные, – ворчит с улыбкой, подходит, накрывает нас обоих своим пиджаком, как зонтиком.
Мы, отчего-то радостные, бежим по дорожке к автобусной остановке. Забегаем под неё и останавливаемся. Вдруг мимо проезжаю на велосипедах двое. Парень и девушка. Меня и Алексея Петровича это отправляет в прошлое. Как в тот самый день, когда мы вот так же катались с ним по питерским окраинам.
– Кое-кто сказал мне: жить – это не значит пытаться переждать бурю, а научиться танцевать под дождём, – романтично произносит Алексей Петрович. Потом достаёт телефон, включает на нём музыку. Я смотрю на него удивлённо. Что задумал? А он вдруг выходит под дождь. Раскидывает руки и начинает… кружиться в вальсе сам с собой! Абсолютно счастливый! Смотрю на него и смеюсь. Тут он вдруг подходит, протягивает мне руку, берёт и тянет за собой:
– Потанцуем?
Не успеваю ничего сказать, как оба оказываемся под ливнем.
– Алексей Петрович! Ай-ай-ай! – ощущаю, как крупные капли летят на нас, пропитывая одежду.
Но мне не холодно, а наоборот, жарко. Мы оба весело смеёмся, кружась под дождём в странном танце. Он кружит меня, кружит… Через несколько минут останавливается. Встаёт напротив, утирая капли с лица, говорит:
– Сейчас я собираюсь кое-что сделать. Как мужчина.
Эти слова меня напрягают. Перестаю радоваться.
Алексей Петрович подходит, берёт меня за предплечья, придвигается, наклоняется… Наши губы соединяются.
