Глава 17
Проводив Ксюшу, Егор побрел обратной дорогой. Его путь домой вовсе не лежал через школу, но Егор не смог миновать школьный двор. В аллее пришкольного парка зажглись фонари. Они будут гореть часов до одиннадцати. Потом охранники закроют ворота, и свет погаснет. Ни к чему ему гореть целую ночь, если на территории школы никого нет и даже посторонним прохожим туда закрыт вход. Маргарита Николаевна строго следила за тем, чтобы через школу проходило как можно меньше чужих. Высокая металлическая ограда опоясывала школу со всеми прилегающими участками со всех сторон. В ней не было дыр, а если они появлялись, то немедленно заделывались. Марго неустанно боролась с ленивыми жильцами микрорайона, которые норовили срезать свой путь через территорию школы. В округе были еще такие злостные нарушители порядка как собаководы. Школьная ухоженная территория притягивала их как магнит. Но охранное предприятие «Добрыня» очень быстро справилось и с этой проблемой. Как они разбирались с нарушителями, Маргариту Николаевну не волновало, даже когда прошел слух, что как-то раз одного неуемного пса пришлось пристрелить. В любом случае, это было лучше, чем если бы собачка набросилась на ребенка, спешащего в школу. Ну, зато теперь собачатники обходят школу стороной. Хотя в семь утра ворота снова откроются, как и положено, за два часа до начала уроков.
Егор остановился у школьных ворот. Зачем он сюда пришел, здесь уже никого нет. Освещенные дорожки парка пусты, в холле на первом этаже горит дежурный свет. Егор надеялся застать возле школы своих одноклассников, но, видимо, все решили, что он ушел с Ксюшкой надолго и, не стали его ждать, ушли гулять без него. Конечно, ведь время сейчас еще почти детское – около десяти. Егор раздумывал, в какую сторону ему лучше двинуться в поисках своих школьных друзей, как услышал в аллее шаги и голоса. Егор повернулся и увидел Маргариту Николаевну с букетом цветов и с директором под руку. Они, как всегда, последними уходили из школы.
Егор отступил в тень, чтобы не попадаться на глаза, но сам продолжал неотрывно глядеть на Маргариту Николаевну.
– Борис Иванович, не надо меня провожать, – сказала она, выйдя из ворот и остановившись недалеко от притаившегося в тени деревьев Егора, – уже поздно, день был трудный, а вам идти в противоположную сторону.
– Вы не переживайте за меня, Маргарита Николаевна, – ответил директор, – я доберусь без проблем, но вас одну не отпущу. Давайте пройдемся не спеша, погода чудесная…
– Неужели я вам за целый день не надоела? – усмехнулась Маргарита, – Сегодня, кажется, всем от меня досталось. Ну, никто, надеюсь, не обиделся. В такие важные дни мне лучше под горячую руку не попадаться…
– Не наговаривайте на себя, Маргарита Николаевна, – мягко возразил Борис Иванович. – Вы как всегда были тактичны и сдержанны. По крайней мере, я не заметил по отношению к себе никакой резкости.
– Борис Иванович, – вздохнула Маргарита, – вы ко мне необъективны, я целый день рычала на коллег и на вас.. Сегодня я почему-то особенно волновалась. Но теперь можно сказать, что все прошло неплохо…
Кое-что даже превзошло мои ожидания.
– Это вы про обед с попечителями? Да, я и сам был удивлен, когда они наперебой начали предлагать помощь. Неужели мы достигли такого уровня, что в нашу школу стало престижно вкладывать деньги?
– Я очень на это надеюсь! – вдохновенно ответила Маргарита Николаевна, – хотя теперь возрастает и груз ответственности. Но мы ведь справимся, Борис Иванович?
– Конечно, дорогой мой завуч, – сказал Борис Иванович таким тоном, что Егор неожиданно вздрогнул.
Значит, не зря по школе ходят слухи о том, что директор весьма неравнодушен к прекрасной Марго?! Правда, говорят так же, что она стоит как неприступная крепость – гордая, независимая, свободная, но вдруг да сдастся, не выдержав напористости и обаяния директора. Он ведь тоже мужик не из простых, возьмет да и стиснет ее в своих объятиях так, что она не сможет и не захочет вырваться… Между ними, конечно, существует грань, но не такая резкая, не такая неодолимая как между нею и школьником Егором Васильевым, так отчаянно и безнадежно влюбленным в свою учительницу.
Борис Иванович все же отправился провожать Маргариту Николаевну домой. Они не заметили затаившегося в кустах Егора, зато он долго смотрел им вслед, мучимый не то ревностью, не то собственным бессилием что-либо изменить, не то какой-то странной обидой. В отчаянии ему показалось даже, будто Борис Иванович обнял Марго за талию, а она не отстранилась… Егору хотелось идти за ними следом, но он не смог.
Он боялся того, что может вдруг увидеть. Поцелуй, например. Или нечто гораздо худшее – то, как директор поднимется к Марго домой и останется там до утра…
Сегодняшний день для Егора из праздника то и дело превращался в мучение. Егор устало побрел домой, надеясь, что там уже все спокойно – мать легла спать, сестрица отправилась восвояси, а отец закрылся у себя кабинете и считает свои денежки.
Интересно, сколько он раскошелится перечислить школе?
Женя Никитин на школьный бал не ходил и идти не собирался. Весь вечер он просидел дома перед компьютером, играя в игрушки. Время пролетело незаметно. В любом случае, он провел его лучше, чем в школе. Можно было бы, конечно, сходить на дискотеку, чтобы сделать какую-нибудь гадость Васильеву, но Женька сомневался, что тот сегодня явится в школу . Выяснять отношения с Ксюшей тоже не входило в Женины планы, а пришлось бы непременно, потому как Ксюша во что бы то ни стало решила наладить их отношения.
После уроков она прицепилась-таки к Женьке с вопросом на тему, почему и за что он на нее дуется.
Женьке удалось отмолчаться, тогда она пристала с этой дискотекой. Очень ей надо было, чтобы он пришел.
Чтобы отвязаться, Женя пообещал быть. Ксюша расцвела розовым цветом и, счастливая и удовлетворенная, отправилась, наконец, домой.
Женя сидел в своей комнате и думал о том, какая Ксюша Наумова самоуверенная и самодовольная.
Этим она весьма походит на Васильева. Неужели она рассчитывает на прежние отношения с Женей, после того как целое лето гуляла с его врагом? Не может быть, чтобы она не понимала таких простых вещей. Не дура ведь она, в конце концов, непроходимая. Притворяется, что ли? Тут Жене пришло в голову, что, возможно, он сам немного сгущает краски. Ксюша относится ко всему легко и просто, зачем же он из всего делает проблему?
Ну был он в нее влюблен, как безмозглый идиот, но это не значит, что и она в него тоже. На Оксанку Наумову раньше никто, кроме него, не обращал внимания, а тут вдруг все изменилось… Ею заинтересовался самолично Егор Васильев! Как тут устоять! А Женька-то Никитин, он-то не денется никуда! А денется – так невелика потеря. Поэтому Ксюшка и лезет сейчас к нему без мыла. Ей в общем-то все равно, что он о ней думает, поэтому она и смотрит так беззастенчиво ему в глаза – мол, хватит, не выделывайся, Никитин, раз уж я снизошла до тебя, так давай – дружи по-хорошему. И ведет себя так напористо – мол, все равно не отстану, пока своего не добьюсь. Хорошая девочка Ксюша…
Алиска все же права оказалась. Какая может быть любовь!? Любовь – это сплошные хлопоты, мучения, терзания… Зачем усложнять себе жизнь, если есть такое простое и надежное средство получения удовольствия с минимумом душевных затрат, как секс! Ксюшка, может быть, только этого и хочет от Женьки, а он … Женька незаметно для себя перевел дух. Только не сейчас, не сейчас, немного погодя, пусть пройдет время… Женя с содроганием представлял, что с ним может случится, если он прикоснется сейчас к Ксюше. Все вмиг вернется, он забудет свою обиду, простит ей предательство! Он как дурачок начнет ласково, по-детски ее целовать и растечется, растает, как сироп, забормочет глупые признания, едва ли не зарыдает в ее объятьях. Все так и будет, или будет еще хуже и больнее. Нет, этого Женя не допустит. Он выдержит пока дистанцию, заставит себя стереть из сердца все, что когда-то чувствовал к этой девочке, и потом… а потом он с ней поговорит. Но уже совсем по-другому. Так, как она этого желает и заслуживает Женя слышал, как пришла Маргарита Николаевна. Он знал, что она сейчас направится в ванную, где проведет добрый час со всеми своими косметическими и лечебными масками и примочками. Как бы поздно она ни возвращалась и как бы ни уставала за день, Женя не помнил случая, чтобы мать забывала заняться собственной внешностью. Маргарите Николаевне некогда было вести домашнее хозяйство, но по часу – полтора в день она тратила, занимаясь своими ногтями, волосами и кожей. И естественно фигурой. От природы Маргарита Николаевна была стройной и поэтому не видела нужды интенсивно заниматься гимнастикой. Зато она неукоснительно придерживалась строгой диеты – почти ни грамма мучного, очень мало мяса. Ее рацион составляли в основном овощи и фрукты. Она привыкла к такому питанию, благодаря ему выглядела свежо и молодо. А вот Женьку заставляла есть суп и кашу, макароны и котлеты – и чем больше, тем лучше. Но Женя, как и она, был малоежкой с детства, мог забыть вообще пообедать, перехватив бутерброд.
Тут Женя вспомнил, что не ужинал еще сегодня. Маргарита Николаевна наказала ему пожарить картошки и отварить сосисок. Но возиться с картошкой Жене не хотелось, и сосиски он не купил. Выйдя из ванной, Маргарита Николаевна это обнаружит, и не обойдется без выговора. Во избежание оного, можно потихоньку шмыгнуть в кухню и исправить положение – пожарить себе три картофелины…
Женька выключил компьютер и собрался было отправится в кухню, потому что на самом деле почувствовал голод, как на пороге его комнаты возникла Маргарита Николаевна собственной персоной.
– Добрый вечер, – произнесла она, пристально поглядев на Женю. Вместо ответа тот скорчил гримасу, но так, чтобы она была не слишком заметна матери.
– Ну что, целый день сидим за компьютером? – спросила она, усмехнувшись, – опять не прочел ни строчки, не приготовил тетради…и конечно, ничего не ел. Евгений, мы ведь, кажется, договаривались, что компьютер будет только после всего остального!
Женя равнодушно молчал, невозмутимо покручиваясь на своем вращающемся стуле и разглядывая потолок.
– А почему ты не был на дискотеке?
– А должен был обязательно быть? – мрачно буркнул Женя.
– Но неужели тебе не интересно провести время в кругу сверстников?
– Мне – не интересно! – отрезал Женя.
– Хорошо, сиди дома как сыч, но тогда хотя бы занимайся! – Маргарита Николаевна несколько раздраженно прошлась по комнате, – ты решил то, что я вам сегодня задала?
– Завтра у нас нет твоих уроков.
– И что из этого? Необходимо снова повторять тебе прописную истину? Уроки нужно делать в тот день, когда они заданы, потому что завтра вы получите другие! Учти, мой дорогой, – пара троек, и ты снова будешь сидеть целыми днями в моем кабинете и заниматься под моим наблюдением, как первоклассник!
– Не буду!
– Вот как? – заинтересованно прищурилась Маргарита Николаевна.
– Не будет у меня никаких троек! Или ты думаешь, что я тупой? – Женя усмехнулся невесело, – не тупее Васильева и всех остальных.
– Ну до Егора тебе, положим, далеко, – устало-пренебрежительно произнесла Маргарита Николаевна, – чтобы так учиться, как этот мальчик, нужно иметь недюжинный ум и силу воли, терпение, усидчивость… А ты, прости меня, во многом ему проигрываешь! Очень во многом…
Женьку словно током ударило, когда он услышал, как мать отзывается о его злейшем враге. Ну конечно – ее любимчик Васильев – гений, одаренный ребенок, а собственный сын, получается, тупица, серое недалекое существо. А ведь сегодня на уроке Женя решил сложнейший пример гораздо быстрее Васильева, но об этом Маргарите Николаевна почему-то не желает вспоминать! Да ей и не надо, чтобы Женька учился лучше всех, чтобы его все хвалили, чтобы он шел на «золотую медаль». Ведь могут возникнуть ненужные вопросы по поводу того, что сын завуча – медалист! Марго проще сделать из Женьки тихого середнячка, нежели иметь по поводу его отличных отметок лишние хлопоты. Здесь всепоглощающее честолюбие несравненной Маргариты заканчивается. Все, что касается Жени, насквозь пронизано только соображениями собственного спокойствия.
Сын не должен ей мешать работать ни своими выдающимися способностями, ни выдающейся тупостью. Он не имеет права высовываться, проявлять себя чрезмерно, потому что это будет не достижением Маргариты Николаевны, а одной лишь помехой.
Женя был уверен, что если бы хоть изредка мать хвалила его за успехи в учебе, он учился бы гораздо сильнее, лучше Васильева. Но еще классе в шестом Маргарита Николаевна сыну, жаждущему похвалы, четко и однозначно выговорила о том, что он не имеет права хвастать своими успехами, потому что находится с остальными отнюдь не в равном положении. Поэтому надо быть скромным и незаметным, спокойно получать себе знания и не высовываться. Ведь все его заслуги – это, в общем-то, и не его заслуги вовсе, а только результат сложившихся в его пользу обстоятельств. Одним из них Марго назвала и собственный высокий пост в школе. Только теперь Женя понимал, что все, казавшееся бесспорным плюсом, на самом деле было помехой, препятствием для того, чтобы он мог раскрыться полностью как личность, стать уверенным в себе, незакомплексованным, незаурядным человеком. Во что превратился он за эти годы, Жене вспоминать было противно и страшно. Но как сбросить с себя в один момент этот груз безропотности, смирения, непритязательности, исковеркавший его душу? Как возвыситься над своим прежним образом забитого, нечестолюбивого мальчика, безропотно сносящего все унижения? Ну, с Васильевым он разберется. Это хоть немного подымет его в своих собственных глазах. А как простить матери то, что она с ним сделала? Он любил ее, он ей верил, он думал, что так будет на самом деле лучше, он не знал, что просто-напросто превратится в того, кем можно помыкать, кого можно растоптать. Почему он должен быть хуже других, и хуже этого Васильева? Потому что так удобно его матери? Она лишила его нормальной семьи из собственного эгоизма, лишила собственной любви, потому что он, прежде всего, был и остается ее учеником, лишила самого себя. А теперь стоит перед ним – надменная, холодная, красивая и разглагольствует о том, как ему далеко до Егора Васильева, что тот превосходит его во всем – и в умственном развитии, и в умении быть первым на протяжении многих лет… А зачем она это ему говорит? Неужели ей теперь хочется обратного, или она уверена в том, что изменить ничего Женя не сможет?
– Ты хочешь, чтобы я доказал тебе, что смогу быть не хуже Васильева, или опять прикажешь мне сидеть и не высовываться? – с вызовом спросил Женя, глядя в лицо Маргарите Николаевне.
– Это будет для тебя лучше, если не хочешь быть посмешищем, – жестко ответила она.
– А мне не привыкать… Но в любом случае я могу сделать одно – доказать, что сам Васильев ничуть не лучше меня!
– Это каким же образом? – насторожилась Маргарита Николаевна.
Женя промолчал, но посмотрел на нее внимательным, насмешливо-вызывающим взглядом.
– Если ты начнешь вдруг учиться лучше, я буду только рада, – Маргарита Николаевна сделала вид, что не заметила этого взгляда. – Только боюсь, тебя ждет разочарование, когда ты убедишься, что сравняться в знаниях с Егором не можешь. Ты слишком ленив, нелюбопытен, инфантилен по сравнению с ним.
Преодолевать препятствия и трудности ты не приучен, ты всегда плыл по спокойному течению, тебе всегда все слишком легко доставалось. У тебя, конечно, неплохие оценки, я надеюсь, что ставили тебе их объективно, а не из-за любви или нелюбви ко мне. Но блистать ты никогда не блистал.
– А тебе это было надо? – напряженно спросил Женя.
– Да причем здесь я, в конце концов! – раздраженно вскинулась Маргарита Николаевна, – Ты можешь хоть что-нибудь сделать в своей жизни без оглядки на меня? Мы ведь договаривались, что в школе мы не мать и сын, а педагог и ученик! Неужели это так сложно уяснить?! Я никогда бы не стала помехой твоим честолюбивым намерениям, если бы они у тебя были. Но тебе не надо было быть лучшим, тебя всегда устраивало то, что есть кто-то, кто учится успешнее, сильнее.
