А.П.Чехов при жизни имел репутацию пессимиста, с чем был крайне не согласен. Главным контраргументом он называл напечатанный в 1894 году рассказ “Студент”, который считал своим лучшим произведением.
…а внизу прибавят: «…а то вот еще есть писатель Чехов: нытик…» А какой я нытик? Какой я «хмурый человек», какая я «холодная кровь», как называют меня критики? Какой я «пессимист»? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ — «Студент»… И слово-то противное: «пессимист»…
Бунин И.А. Воспоминания. О Чехове
Рассказ этот по-чеховски краткий. Холодный, мрачный вечер Страстной пятницы. Студент духовной академии Иван Великопольский возвращается домой с охоты. На пути ему встречаются две женщины у горящего костра. Он останавливается на несколько минут погреться и тем временем рассказывает им евангельскую предпасхальную историю о Христе и апостоле Петре. Спустя несколько минут он продолжает путь. Вот и вся фабула.
Но в литературе часто бывает так, что как рассказано, намного важнее, чем что рассказано. И особенно это касается внешне простой формы краткого чеховского рассказа. Не будучи талантливым писателем, передать настроение текста не надеюсь, поэтому очень советую прочитать сам рассказ.
Немного приглядевшись, замечаем, что на самом деле здесь не один, а два сюжета. Истории апостола Петра и Ивана явно отражают друг друга.
Сходство это заметно на нескольких уровнях. Во-первых, время. Обе истории происходят в день Страстной пятницы с разницей “в 19 веков”, как говорится в тексте. Фон также перекликается: непогода, пустынная местность, одинокий огонь костра, у которого греется отчаявшийся путник.
Евангельская история повествует о том, как самый преданный ученик Христа после ареста своего учителя трижды отрекается от него. Не безгрешен и наш герой: в такой важный предпасхальный день он, будучи студентом духовной академии, возвращается с охоты.
О параллелизме сюжетов Чехов пишет напрямую. Дважды в таком коротком рассказе:
— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки.
<...>
С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь.
Но эти две исторические точки - не предел временнóго охвата трёхстраничного рассказа. Несмотря на то, что в основе текста лежит библейский сюжет, а Библия - образец линейного, исторического взгляда на время, Чехов делает акцент на другой, более архаичной идее, - времени циклическом.
Эта модель распространена в ранней мифологии. Согласно ей, история идёт по спирали, повторяя раз за разом одни и те же события. Эту мысль человеку, возможно, подсказало наблюдение за природой: смена времён года, дня и ночи, фазы луны. Подобные сюжеты о циклической смене эпох мы помним, например, из греческой мифологии. Отголоском этой же идеи является православный календарь, который из года в год воспроизводит по кругу события священной истории.
У Чехова это сказано так:
И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой.
Гнетущая атмосфера начала рассказа расширяется на всю историю России. Не важно то, в каком моменте находится герой, если сама идея линейного времени исчезает. Обратим внимание на знаковость перечисленных имён: легендарный первый князь Руси, первый царь и первый император. Чехов охватывает всю русскую историю всего тремя словами.
Такой пессимистичный взгляд был доминирующим в культуре рубежа веков, так что здесь нет ничего удивительного. Но дальше нашему герою удаётся то, что в то время было редкостью - найти выход. Из холода и мрака он выходит к свету - буквально, к костру, у которого встречает своих слушательниц. Огонь традиционно выступает символом очищения.
Поначалу не происходит ничего необычного. В Страстную пятницу он пересказывает случайно встретившимся женщинам историю этого дня. Но постепенно проговаривание этих событий, сострадание слушательниц к Петру приводят его к мысли о всечеловеческом единстве:
...если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
Как цикличны беды и несчастья, так же циклично и добро. Начав с простого, бессобытийного бытового сюжета, Чехов выводит читателя к идее всемирного единения людей и сострадания. Небольшой рассказ становится притчей.
Надежда на переход к свету подсказана также временем действия: канун Пасхи сам по себе несёт идею возрождения и надежды. Но Чехов и здесь не полагается на догадливость читателей, поэтому повторяет ещё раз:
...думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
Вот такой Чехов оптимист. И это всё только беглый взгляд на три страницы настоящего художественного текста.
