Геройская гибель в Цусимском бою миноносца «Громкий» (капитана 2 ранга Г.Ф. Керн) рассказана участником этого боя старшим инженер-механиком В.В. Саксом.
Продолжение. Начало - ЗДЕСЬ
Предыдущая часть - ЗДЕСЬ
Я наклонился, желая проверить все ли уничтожено, как блеснул огонь в рубке, которая немедленно наполнилась отвратительным запахом шимозы. Меня резко подкинуло, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на пробковом матраце рядом с Паскиным, громко говорившим в бреду. Надо мной стоял мой верный друг Петров, старавшийся приверти меня в чувство. Это он извлек меня из-под убитых в рубке матросов, куда попал и разорвался неприятельский снаряд.
Хотя у меня отнялась левая рука, горела вся спина и левый глаз был закрыт, я чувствовал себя хорошо и никакой боли не испытывал.
В это время я услышал голос командира Керна, приказывавшего команде покидать судно. Моментально вспомнил я о моих дорогих верных кочегарах, которые ни за что непокинут своего - поста без моего приказания. Я легко поднялся, на-ноги и- пошел по сухому борту к кочегарному люку, над которым, на мостике стоял Керн. Увидев меня, он крикнул «Бросайтесь немедленно за борт!»
Я подошел к кочегарному люку и приказал кочегарам немедленно оставить кочегарку и выходить наверх. Ожидая выхода команды, я остался стоять под левым крылом мостика, который был еще не поврежден и все стоявшие на нём - командир Керн, мичман Шелашников и два матроса - были невредимы.
Внезапно неприятельский снаряд попадает над моей головой на мостик, уничтожает его, убивает командира Керна, мичмана Шелашникова и обоих матросов, взрывается и этим взрывом выбрасывает меня за борт.
Холодная вода сразу привела меня в чувство, и я, как пробка, то поднимался на волне и видел миноносец, то снова-опускался между волнами. «Сирануи» и другой миноносец прекратили стрельбу, спустили шлюпки, которые, однако, держались вдали от «Громкого», так как мичман Потемкин все еще отстреливался кормовым пулеметом. Инстинктивно я поплыл к «Громкому», но он сразу же лег на правый борт, касаясь боевыми мачтовыми флагами поверхности воды. Пролежав в таком положении несколько секунд, «Громкий» вдруг повернулся килем кверху и пошел ко дну...
В это время я услышал крики моих матросов, призывавших меня к себе. Петров и матросы держались за плавающую сходню, на которой лежал умирающий фельдшер и мой тяжело раненый машинный содержатель с оторванной ногой. Я подплыл к сходне и мы вместе наблюдали, как японские шлюпки подбирали нашу команду.
Шлюпка с «Сирануи», подобрав из воды лейтенанта Паскина и несколько матросов, вернулась к своему Миноносцу и была быстро поднята. Другой неприятельский миноносец тоже поднял шлюпку и, дав ход, скрылся за горизонтом. Мы остались одни, держась за сходню.
«Сирануи» тоже дал ход, но пошел к нам и, выбросив за борт концы, жестами и криками предлагал нам ими воспользоваться. С трудом мы приблизились к борту «Сирануи» и, обвязав раненых концами, передали их на миноносец, затем, легко раненых своими силами подняли на палубу неприятельского миноносца. Когда вся команда была поднята из воды, я настолько обессилел, что японскому офицеру и матросу пришлось спуститься на концах в воду, и, обвязав меня концами, поднять на «Сирануи».
Немедленно японский фельдшер обмыл мои раны, сделал повязку головы, парализованную руку повесил на лямку и помог мне привести себя немного в порядок. Офицер помог мне подняться на командный мостик, обвитый для защиты толстыми перлинями, где меня очень любезно встретил пожилой командир и немедленно заставил меня выпить залпом большой стакан рома. Пожав мне руку, он через офицера, говорящего по-немецки, просил меня с командою оставаться на палубе, но не спускаться вниз, где находились его раненые. Спускаясь с мостика, я 'заметил, как мало мы нанесли повреждений «Сирануи». Сбиты были одни шлюпбалки и было несколько мелких пробоин в дымовых трубах. Умирающий фельдшер пришел в сознание и просил меня передать окровавленное письмо его родственникам. Обойдя свою команду, и накрыв Паскина одеялом, я разместил команду около кожуха котла.
«Сирануи» проходил место гибели нашего дорогого «Громкого». Ничего не было видно. Море продолжало катить с-вои волны...
Тупое чувство неизбежного охватило меня. Невольно я посмотрел на свои часы. Залитые соленой морской водой, они остановились, стрелки показывали: 12 часов 21 минута. Это время, приблизительно, и надо считать концом короткой, но доблестной службы под Андреевским флагом эскадренного миноносца «Громкий».