Геройская гибель в Цусимском бою миноносца «Громкий» (капитана 2 ранга Г.Ф. Керн) рассказана участником этого боя старшим инженер-механиком В.В. Саксом.
Продолжение. Начало - ЗДЕСЬ
Снова пробита боевая тревога и я снова прибавил ход и доложил командиру, что скоро буду принужден вывести кормовую кочегарку и котлы из действия. Командир грустно улыбнулся и, указав на дымок неприятельского миноносца, сказал: «Теперь это неважно, но надо держать полный ход до последней крайности». Постояв с минуту в раздумье, Керн вдруг громким отчетливым голосом скомандовал: «Всем левым бортом приготовиться к потоплению неприятеля»...
По приказанию командира, рулевой положил руль круто на борт. «Громкий», описав циркуляцию, полным ходом пошел на неприятеля, стараясь как можно ближе разойтись с ним параллельными курсами. Миноносцы быстро сближались. Все, затаив дыхание, заняли свои места по расписанию. Я остался стоять у машинного люка с левого борта. Японцы, заметив наш маневр, также повернули все свои орудия против нас, ожидая момента сближения.
Когда миноносцы поравнялись, то оба осыпали друг друга снарядами и пулеметным огнем, а мы еще выпустили вдобавок в неприятеля и две свои мины, которые, к глубокому сожалению, не попали в цель. Стреляли в упор, а потому промахов не было. Миноносцы лишь несколько секунд были друг против друга, но, судя по нашим повреждениям и по тому, что неприятель сразу отстал и прекратил бой, вероятно, у него было повреждений не меньше нашего.
Что же касается «Громкого», то он, оставаясь до сего времени в полном порядке, представлял из себя довольно жалкую картину. Около кормового минного аппарата лежали убитые наповал пулеметным огнем кондуктор и два минера. Вся палуба была покрыта кровью. Кругом лежало несколько убитых и раненых. Наш горбатый фельдшер с двумя санитарами делал быстро перевязки, а тяжело раненых спускали на носилках в кают-компанию. Потемкин, с перевязанной рукой возился около своего кормового орудия. Сам миноносец получил тяжелые повреждения в корме. Два снаряда пробили пустые угольные ямы и разорвались, выведя из строя оба кормовых котла. Из левого входного люка, где была сбита крышка, с ревом вырывался столб пара и дыма, а кормовая труба была наполовину сбита.
Согласно расписанию, из машины был выведен левый паропровод, а я бросился на котельный кожух и, вместе с кондуктором Петровым, закрыл главные стопорные клапана поврежденных котлов. Как только стало возможным, санитары спустились в кочегарку и донесли, что вся команда погибла. Оставив Петрова, я спустился в носовую кочегарку. Здесь все оказалось благополучно и только какой-то осколок или пулеметная пуля порвала одну водогрейную трубку в носовом котле. Унтер-офицер Притвора пустил полным ходом нагнетательные вентиляторы, я же изолировал питание, перевел вспомогательную донку на соленую забортную воду. .
В это время миноносец большого водоизмещения «Сирануи» начал нас обстреливать своими 120 мм орудиями, но держался на значительном расстоянии.
В кочегарке было тихо и спокойно. Лампочки уютно освещали помещение, и если бы не стрельба, то можно было бы подумать, что мы находимся в мирной обстановке. Дав инструкцию до последней возможности держать пар в котлах, я снова поднялся на палубу. За время моего отсутствия в наш миноносец попало несколько снарядов. Мы шли около 12 узлов и отстреливались. Везде пахло неприятным запахом шимозы и наде палубой заметен был желтоватый дымок от рвавшихся снарядов.
Я снова поднялся на командный мостик, чтобы доложить командиру о повреждении котлов и о мерах мною принятых. Керн тихим голосом просил меня приготовиться ко всяким возможностям и стараться все время быть у него на виду.
«Сирануи» решил сблизиться и, имея преимущество в ходе, старался всем бортом нанести нам наибольшие повреждения. Скоро наше носовое орудие было сбито и затоплены носовые погреба. Кроме того, разорвавшийся снаряд зажег кают-компанию и убил всех трех тяжело раненых матросов, а также тяжело ранил бедного горбатого фельдшера. Пожар был скоро потушен, а фельдшера вынесли на палубу.
Керн решил держать неприятеля за кормой, дабы действовать кормовым орудием и, в то же время, быть для неприятеля наименьшей целью. Этот маневр на несколько минут облегчил наше положение, но японец, имея преимущество в ходе, заходил то справа, то слева и продолжал покрывать нас разрывными снарядами.
Ко мне подошел совершенно усталый лейтенант Паскин, хотел что-то сказать, как вдруг как-то сложился и упал на палубу, раненый в оба бока и руку осколками близ разорвавшегося снаряда. Перевязав Паскина полотенцем, я его уложил на матрац у машинного люка, где он оставался до конца боя. Больше я ничего не успел сделать, так как два снаряда, один за другим, попали в носовую кочегарку и, снеся над вторым котлом кожух, вывели этот котел из действия. Пар вырывался через разрушенный кожух. Мне удалось забежать с подветренной к стопорному клапану и вывести этот котел и з общей цепи. Пар сразу перестал вырываться из кочегарки, и я, открыв правый входной люк, спустился в кочегарку. К моей радости, я увидел, что унтер-офицер Притвора, невредимый, был у носового котла. Скоро к нам присоединились и другие кочегары, вылезая из-под заранее приготовленных брезентов. Я поздравил команду с счастливым спасением и просил до последней крайности держать пар в уцелевшем нашем котле, дававшем возможность нашему миноносцу хотя бы маневрировать.
Пробыл я в кочегарке не более пяти минут и когда, вылез из люка, который был почти под мостиком, я увидел над собой командира Керна, ожидавшего с нетерпением меня и крикнувшего мне: «Топите миноносец. Патронные погреба затоплены и нам нечем стрелять...»
Я быстро спустился в машинное отделение, которое, несмотря на жестокий бой, оставалось в полной исправности, так как ни один, снаряд не попал еще в эту часть судна. Я выслал всю команду наверх. Вместе с-ъ Петровым открыл оба кингстона. Затем, вооружившись зубилами и ручниками, мы перерубили проточные медные трубы холодильников. Вода сразу хлынула из-за борта и начала заливать быстро машинное отделение.
Скоро вода поднялась выше площадок. Мы уже стояли по колено в воде. Помогая друг другу, мы с Петровым с трудом поднялись по наклонному на правый борт трапу. В последний раз я окинул прощальным взглядом дорогие мне машины, которые все еще вращались на передний ход. Доложил командиру: «Миноносец затоплен. Никто не будет в состоянии его поднять...» Командир спокойно откозырял и приказал уничтожить коды и денежный ящик.
В это время «Сирануи» и подоспевший другой японский миноносец прекратили стрельбу и «Сирануи» поднял какой-то сигнал, вероятно, предлагая сдаться. Между тем, Потемкин с комендорами исправили свое орудие и снова открыли огонь по «Сирануи», который немедленно ответил своим полным огнем по «Громкому».
Наш миноносец быстро погружался и тяжело покачивался на волне, подвигаясь все же малым ходом вперед. Часть верхней палубы правого борта была уже под водой. Я с трудом пробрался в штурманскую рубку и вместе с двумя матросами, начал уничтожать коды, передавая их матросам, которые выбрасывали их за борт. Туда же полетел, наконец, и денежный ящик.
Окончание следует