10 мая - 100 лет со дня рождения одной из самых пронзительных русских советских поэтов, Юлии Друниной (10 мая 1924 года - 21 ноября 1991 года)
Юлия родилась в Москве в учительской семье. Отец - учитель истории, мама - школьный библиотекарь. Детство прошло в центре Москвы, училась в московской школе № 131, где работал отец. Любила читать и не сомневалась, что будет литератором. В 11 лет начала писать стихи.
Посещала литературную студию при Центральном Доме художественного воспитания детей в здании Театра юного зрителя. В конце 1930-х годов её стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели…» победило в конкурсе и было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио.
В начале войны, прибавив себе год, записалась в добровольную санитарную дружину, работала санитаркой в госпитале. В конце лета 1941 года была направлена на строительство оборонительных сооружений под Можайском. Во время одного из авианалётов отстала от своего отряда, была подобрана группой пехотинцев, и вместе с ними 13 суток пробиралась из окружения к своим по тылам противника. После окончания курсов медсестёр и Школы младших авиаспециалистов добилась отправки на фронт, воевала в стрелковой дивизии в Белорусском Полесье, в Прибалтике. В 1943 году была тяжело ранена — осколок снаряда вошёл в шею слева и застрял всего в паре миллиметров от сонной артерии.
В госпитале написала своё первое стихотворение о войне, которое позднее вошло во все антологии военной поэзии: «Я только раз видала рукопашный...».
После излечения была комиссована. Вернувшись в Москву, попыталась поступить в Литературный институт, но неудачно. Не попав в институт, вернулась на фронт, воевала в Псковской области, затем в Прибалтике. В одном из боёв была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. За боевые отличия была награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».
В декабре 1944 года вернулась в Москву и сразу же стала посещать занятия первого курса в Литературном институте. Выгнать инвалида войны никто не решился. В конце 1944 года познакомилась со своим однокурсником, фронтовиком и начинающим поэтом Николаем Старшиновым. Вскоре они поженились. В 1946 году у них родилась дочь Елена. Из-за замужества и рождения дочери учёбу в Литинституте смогла закончить только в 1952 году. Стихов в этот период не писала.
Первая подборка стихов была напечатана в начале 1945 года в журнале «Знамя». В 1948 году вышла первая книга стихов «В солдатской шинели». В последующие годы поэтические сборники выходили один за другим. Среди немногих прозаических произведений — повесть «Алиска» (1973) и автобиографическая повесть «С тех вершин…» (1979).
В 1954 году поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов, где познакомилась с известным киносценаристом Алексеем Каплером. В 1960 году рассталась с Николаем Старшиновым и, забрав с собой дочку, ушла к Каплеру. Своему мужу посвятила множество стихотворений. Смерть Каплера в 1979 году стала для неё трагедией.
В 1990 году была депутатом Верховного Совета СССР, много выступала в периодической печати со стихами и публицистическими статьями. Но разочаровавшись в полезности этой деятельности, вышла из депутатского корпуса. В августе 1991 года во время путча ГКЧП участвовала в защите Белого Дома.
Трагически ушла из жизни в ноябре 1991-го, покончив с собой в гараже в посёлке «Советский Писатель». В одном из писем, написанных перед уходом из жизни, так описывала свои переживания: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…»
Зинка
Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.
— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня — лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: «Выступать вперед!»
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав…
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!
* * *
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву. И сотни раз - во сне...
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943 год
* * *
Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Мама!
Мама!
Я дошла до цели...
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу. 1947
* * *
Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,
Кто-то очень-очень мало жил...
На мои замёрзшие ладони
голову товарищ положил.
Так спокойны пыльные ресницы,
А вокруг нерусские поля...
Спи, земляк, и пусть тебе приснится
Город наш и девушка твоя.
Может быть в землянке после боя
На колени тёплые её
Прилегло кудрявой головою
Счастье беспокойное моё.
1956
ЁЛКА
На втором Белорусском ещё продолжалось затишье,
Шёл к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожжённых дотла деревень.
Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось – конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье – совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз...
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
– Почему ты одна? И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо – ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица ёлка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натёртые гильзы блестели,
Между банок с тушёнкой трофейный висел шоколад...
Рукавицею трогая лапы замёрзшие ели,
Я сквозь слёзы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки...
Вдруг обвал артналёта и чья-то команда: «Ложись!»
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся чёрном снегу...
Сколько было потом новогодних сверкающих ёлок!
Их забыла, а эту забыть не могу...
* * *
На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
– Я ещё, ребята, не жила...
И бойцы вокруг неё толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать – это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...
Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.
Вздрогнет он и отойдёт к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко –
В сорок первом он сейчас году.
Там, где возле чёрного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
– Я ещё, ребята, не жила...
* * *
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.
Я – связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих –
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.
Я – связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
«Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит».
* * *
Я родом не из детства — из войны.
И потому, наверное, дороже,
Чем ты, ценю я радость тишины
И каждый новый день, что мною прожит.
Я родом не из детства — из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек, что мы должны
Быть добрыми к любой травинке робкой.
Я родом не из детства — из войны.
И, может, потому незащищённей:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя — шершавые ладони.
Я родом не из детства — из войны.
Прости меня — в том нет моей вины…
Светлая память...
