Продолжение. Начало здеcь>
«Блефует он или нет? Есть ли шанс, что он расстрелял все патроны, и обойма пуста? – с сумасшедшей скоростью неслись мысли в голове Татьяны. – Если этот шанс есть, то он минимален, – честно призналась она себе. – Теперь главное не спешить».
Княжна выжидала подходящий момент, а его всё не было. Зловещую тишину комнаты нарушало лишь шумное, встревоженное дыхание Ирины – все остальные звуки, казалось, умерли.
– Да, конечно. Не стреляй – видишь, я кладу пистолет, – тихо ответила Татьяна и медленно опустилась на корточки, делая вид, что кладёт пистолет на пол.
Внезапно тревожную тишину разорвал громкий стон – лежавший до этого без сознания Бронников пришёл в себя. Державший Ирину под прицелом хмырь дёрнулся от неожиданного звука, и Татьяна, мгновенно упав на колени, выстрелила, не целясь.
Темноволосый мужичишка получил пулю в бок и со стоном привалился к стене, Авдотья, Ксения, Ирина и Анастасия в четыре голоса завизжали от ужаса.
Следующие два выстрела слились в один – раненый верзила получил пулю в грудь, а его пуля оцарапала княжне левое плечо. Закусив губу от боли, Татьяна подошла к лежащему на полу сальноволосому хмырю. Он был мёртв.
– Ксения, запри лазарет изнутри! – быстро распорядилась княжна.
Сикорская с трудом отлепилась от стены, машинально, как китайский болванчик, кивнула и выбежала в коридор.
Татьяна понимала, что хлипкую деревянную дверь могут легко выбить, но всё же закрытая изнутри дверь лазарета давала какое-то чувство мнимого спокойствия.
Рукав платья промок от крови. Анастасия и Авдотья, схватив со стола бинт, туго перевязали княжне плечо. Рана была поверхностной – пуля лишь разорвала платье и сорвала кожу на плече, но рана сильно кровила и боль донимала. Девушка неловко, одной рукой, спрятала браунинг в кошелёк и опустилась на пол рядом с плачущей от пережитого страха Ириной:
– Ну, всё, всё закончилось.
В ответ Ира разрыдалась ещё сильнее.
– Ксюша, сходи переоденься, мы пока справимся без тебя, – Татьяна старалась, чтобы её голос звучал спокойно и бодро, но получалось не очень.
Сикорская кое-как стянула разорванное на груди платье, всхлипнула и выбежала из операционной.
Княжна подползла к лежащёму на полу Бронникову и увидела, что белая шапочка зауряд-врача вся мокрая от крови.
– Степан Сергеевич, как вы? – тихо спросила она, видя, что врач пришёл в себя.
– Живой, голова болит только. Один из ворвавшихся ударил меня рукояткой пистолета по голове, – врач застонал и прикрыл глаза. – Где эти «красные»? – внезапно с тревогой спросил он, пытаясь сесть.
– На том свете.
На улице продолжали стрелять – бой за Красновку продолжался. Случайная пуля вдребезги разнесла окно, одного из раненых осыпало осколками. Авдотья испуганно вскрикнула, через разбитое окно в лазарет пополз едкий дым – во дворе что-то горело. Врач и сёстры закашлялись.
– Нужно перевязать Степану Сергеевичу голову и раненых переложить на пол, чтобы их не зацепило пулями, – сиплым голосом сказала Татьяна.
Прибежала Ксения, все вместе они кое-как перетащили раненых на пол, Авдотья и Ирина аккуратно забинтовали врачу голову.
Княжна подошла к лежащему ничком рыжему санитару Семёну Воробьёву. Его старый поношенный армяк был красным от крови – в спину санитара «красные», похоже, ещё на улице, всадили три пули, но он как-то смог добраться до операционной, чтобы попытаться предупредить врача и сестричек.
Надежды не было, но княжна, опустившись на колени, долго искала пульс на усыпанной крупными веснушками шее Семёна, а потом медленно поднялась, упрямо сжав губы и глядя прямо перед собой сухими, злыми глазами.
– Татьяна Николаевна, полейте мне, – попросил Бронников. Степан Сергеевич не совсем уверенно держался на ногах, но сознание было ясным.
– Воробьёва убили, – тихо сказала девушка, снимая с гвоздя небольшой латунный ковшик.
Зауряд-врач вздохнул, долго плескался над старым медным тазом, потом тщательно вытер руки, опустился на колени возле лежащего на полу молодого унтер-офицера и стал зашивать ему рану, совершенно не заботясь о том, что может быть убит случайной пулей.
Примерно через час стрельба утихла, и тут же стали стучать в дверь лазарета:
– Эй, сестрички, откройте, у нас раненые!
Красновку отстояли, «красных» оттеснили к Перми, теперь бой шёл уже в пригородах.
Раненых было много, санитары заносили их в лазарет одного за другим, но Бронников, взглянув на абсолютно белую Татьяну, отправил княжну отдыхать:
– Татьяна Николаевна, мы справимся без вас – у вас вон уже повязка мокрая от крови, – зауряд-врач оторвал кусок чистого бинта, снял пропитавшуюся кровью повязку и аккуратно перебинтовал ей плечо.
– Степан Сергеевич, у вас папиросы не найдётся? – Зое вдруг отчаянно захотелось курить.
В «прошлой жизни» Зоя бросила курить в сорок три года, в один день, просто на спор с мужем, несмотря на двадцатидвухлетний «стаж» курильщицы. А вот теперь ей до одури захотелось выкурить сигарету, но сигарет здесь не было – только папиросы.
Брови врача на мгновение взлетели вверх, но уже в следующую секунду он вытащил из кармана халата большой украшенный гравировкой серебряный портсигар, открыл его и протянул княжне:
– Офицерские, крепкие.
– Ничего, подойдут. Спасибо.
Девушка опустила две папиросы в карман передника, тщательно сполоснула руки и вышла из операционной. Ей действительно нужно было отдохнуть – плечо болело всё сильнее.
Татьяна вошла в небольшую комнатку, где все вместе жили сёстры милосердия, нашла на столе полупустой коробок со спичками, закурила и без сил опустилась на старый скрипучий стул.
Папиросы оказались действительно крепкими – с непривычки княжна закашлялась. Совершенно опустошённая, она сидела, курила и думала о полковнике Градове – где он, что с ним, жив ли Сергей?
Выбросив окурки в старое жестяное ведро, Татьяна перебралась на сенник. Из соседних комнат, где размещались выздоравливающие раненые, слышались стоны и разноголосый храп, но через несколько минут она уже спала: её сон не могли спугнуть ни жалобные стоны, ни громкий храп, ни боль в плече.
На следующий день, ближе к вечеру, всех убитых – и белогвардейцев, и «красных» – похоронили в двух братских могилах на противоположных склонах возвышавшегося неподалёку от Красновки небольшого холма.
«Даже смерть не примирила их», – закутавшись в пальто, с грустью думала Татьяна, издали наблюдая за работой похоронной команды. Смеркалось, дул сильный ветер, в небе полыхал тревожный кроваво-красный закат.
…Третьего апреля 1919 года лазарет въехал в полностью освобождённую от «красных» Пермь и разместился в просторном двухэтажном особняке купчихи Марины Барановой.
***
Тёплый июньский день перевалил за середину. Новых операций не намечалось. Тщательно вымыв столы в операционной, разложив инструменты по пеналам и аккуратно сложив бинты в большой плетёный короб, княжна направилась в столовую.
Теперь, когда Глазов давно стал тихим тыловым городом, работы в лазарете поубавилось – операций и перевязок стало меньше. Бронников и сестрички почти забыли, что такое бессонные ночи – теперь, за редким исключением, они оперировали только днём.
С самого своего переезда в Глазов в середине мая лазарет размещался в трёхэтажном особняке купца Александра Тимофеева, хозяева которого временно переселились жить во флигель.
– С Днём рождения, Татьяна Николаевна!
От неожиданности девушка замерла на пороге столовой. «А я и не знала, что я сегодня именинница, – растерянно подумала Зоя. – Десятое июня. Надо будет запомнить. Получается, мне сегодня исполнилось двадцать два года – столько же, сколько было моей Танечке».
Она сжала губы, отгоняя горестное воспоминание:
– Спасибо!
Княжна подошла к столу. Массивный дубовый стол был накрыт нарядной белой скатертью. На красивых серебряных блюдах были аккуратно разложены небольшие круглые котлеты, тушёная картошка, аппетитные румяные оладьи, запечённый судак. В центре стола с царским видом возвышался огромный блестящий самовар, а рядом с ним – большой ароматный пирог.
– Когда вы успели всё это провернуть… то есть подготовить, – ошарашенно спросила девушка.
– О, Татьяна Николаевна, было бы желание, а возможность – найдётся, – с улыбкой ответил Бронников.
– Это – Вам, – Ксения протянула княжне небольшую серую картонную коробку, красиво перевязанную алой шёлковой лентой.
Именинница неторопливо вскрыла коробку. Там обнаружились четыре наволочки, расшитые искусной вышивкой, и красивый металлический гребень для волос.
– По наволочке от каждой из нас, – с улыбкой сказала Ксения. – Ну, а гребень – от Степана Сергеевича…
– Спасибо! – княжна внимательно рассматривала искусную вышивку. – И когда вы успели? Тут же работы не на один час.
***
Над Петроградом струилась белая ночь. В эту белую июньскую ночь в Смольном светилось только одно окно – окно рабочего кабинета Ленина. Низенькая настольная лампа с зелёным абажуром вырывала из полумрака напряжённые лица трёх человек, сидевших у небольшого деревянного стола.
– Владимир Ильич, ждать больше нельзя! – высокий черноволосый человек средних лет медленно снял массивные очки в модной круглой оправе, положил их на стол и устало потёр переносицу. – Верные революции красноармейцы с трудом сдерживают натиск Северо-Западной армии белых. Вчера, двадцать восьмого июня, белые захватили Царское Село, а завтра-послезавтра войска Юденича будут уже в Петрограде…
Маленький невзрачный человек с большим умным лбом и уставшими карими глазами повернулся к третьему из присутствующих – высокому болезненно худому темноволосому человеку с аккуратной клиновидной бородкой:
– Феликс Эдмундович, ваше мнение?
– Я согласен с товарищем Свердловым, – помолчав, хмуро ответил Дзержинский. – Нас теснят по всем фронтам: Пепеляев, Корнилов, Миллер, Деникин, Колчак с Каппелем, Врангель. Но самое опасное – то, что завтра Юденич может захватить Петроград. Нужно спасаться, пока не поздно…
– И что ты прр-редлагаешь? – Ленин поднялся из-за стола и стал нервно, суетливо сновать по кабинету, то и дело замирая в задумчивости на несколько секунд у массивного книжного шкафа.
– У меня есть две большие крепкие лодки и два надёжных человека, – веско ответил Дзержинский. – По воде нас переправят в Финляндию, а оттуда можно будет перебраться в Швейцарию…
В кабинете повисла тяжёлая, гнетущая тишина, которую разрывало лишь размеренное тиканье старинных настенных часов.
– Когда мы можем отпрр-равиться? – как-то особенно сильно картавя, спросил Ленин, остановившись перед Дзержинским.
– Нужно уезжать сегодня – завтра может быть поздно.
– Хорр-рошо. Мне нужно пр-редупрр-редить Надю – она едет с нами. И нужно два часа на сборр-ры.
***
Весть об освобождении Петрограда застала княжну в Глазове. Двенадцатого июля 1919 года в операционную, прямо во время очередной операции, ворвался маленький, шумный и юркий штабс-капитан Иван Чирков, находящийся в лазарете на долечивании:
– Татьяна Николаевна! Степан Сергеевич! Сестрички! Петроград наш – только что новость получили! Войска Юденича полностью очистили Петроград от большевиков! Верховный правитель адмирал Колчак уже выехал в Петроград!
– Иван Алексеевич, покиньте операционную и закройте дверь – у нас операция! – сухо распорядился Бронников.
Чирков замолк, как-то обиженно обвёл всех глазами и вышел из операционной, тихо закрыв за собой дверь.
Бронников молча продолжал операцию, княжна так же молча ассистировала врачу, привычными, точными движениями подавая инструменты и бинты, Анастасия, Авдотья, Ксения и Ирина на соседних столах промывали раны и перевязывали раненых, и лишь на губах у зауряд-врача и сестёр бродила едва заметная улыбка.
– Татьяна Николаевна, Вы собираетесь уезжать? – в тот же вечер напрямик спросил княжну Бронников.
– Я останусь с вами до конца июля. Надеюсь, к этому времени немного схлынет поток раненых.
***
…Второго августа княжна уезжала из Глазова. Накануне вечером зауряд-врач и пять сестричек долго сидели в столовой у самовара.
– Примите от меня небольшие подарки на память, – княжна протянула Бронникову массивный золотой крестик на длинной цепочке, Ксении – золотое колечко с бирюзой, Анастасии – тонкий золотой браслет, Авдотье – красивую золотую подвеску в виде полумесяца, украшенную мелкими аметистами, а Ирине – золотые серьги с янтарём.
– Спасибо, Ваше Высочество! – тихо сказал зауряд-врач, надевая крестик.
– Спасибо, Ваше Высочество! – нестройным квартетом откликнулись сёстры.
В высоких чашках стыл чай, разговор не клеился. Душа Татьяны была полна лёгкой, сладкой грусти.
---
Автор: Наталия Матейчик