Я иду по улице. Вокруг меня смыкаются крыши, цепляются друг за друга, как деревья в лесу. Дома здесь такие старые, что, того и гляди, рассыплются. Но они, как и я, еще в строю. Темные окна, кое-где с выбитыми стеклами, таращатся на меня. Мне скрывать нечего, мы с этими домами давно знакомы. Не все из них пусты: кажется, в некоторых живут бездомные, но они – не люди. Их жизнь коротка, и каждый умрет раньше срока. И я для них невидим.
Я делаю круг по кварталу и возвращаюсь домой. Мой дом – самый старый на нашей улице. Открываю скрипучую дверь – тир-лир-тир – и начинаю подниматься по лестнице. Ступеньки постанывают при каждом моем шаге. Они тоже многое повидали и им не нравится, когда их топчут. Из-за дверей доносится шорох, но это всего лишь крысы.
Наверху мой чердак. Я распахиваю дверь и в тот же миг понимаю: что-то изменилось. Та же пыль на дощатом полу, мусор, разбитая бутылка, паутина под потолком. Но в углу скорчилась маленькая фигура. Я делаю шаг, наступаю на осколок, и тут фигура поворачивается и смотрит на меня. Я понимаю: это женщина, ее зовут Мариса, и она любит голубей. Больше ничего не успеваю понять, потому что фигура выползает из своего угла и смотрит на меня в упор.
Я стою прямо перед ней, такой, как есть – старый, тяжелый, погасший, с обвисшими крыльями. Мне вдруг становится обидно: если кому-то было суждено меня увидеть, почему сейчас, почему не много лет назад, когда я был молод, силен и радовался жизни?
Мариса больна, я это ясно читаю. Не только потому, что она худая, бледная и медленно ходит – на этой улице других нет. Просто она, как зверь, пришла умирать туда, где никто не живет. Впрочем, здесь живу я. Для нее я обычный старик, только с крыльями. Что ж, так оно и есть.
Мы разговариваем о голубях. Это хорошо – у птиц тоже есть крылья. Иногда голуби прилетают к моему чердаку, и Мариса кормит их хлебными крошками. Она почти богата – у нее есть хлеб, ведь она все еще работает. Кажется, в соседнем квартале есть швейная мастерская…
Я ничего не хочу про нее знать, но она живет рядом, и я поневоле узнаю: у нее был ребенок, теперь его нет. Были родители, был мужчина – все это исчезло, испарилось. Теперь есть только она. Мариса сама рассказала, но я вижу больше, чем она думает: как она воровала, как торговала собой. Мне все равно. Мне хватает своих проблем.
Раньше я помогал людям. Сейчас, когда сила моя ушла, я только гуляю по улице. Иногда могу немного приподняться над землей, и это самые прекрасные дни. Потом я возвращаюсь домой. Но теперь я живу не один. Странно.
Через пару дней, недель или месяцев – для меня время давно остановилось – Марисе становится хуже. Она больше не выходит из дома, лежит в углу, куда притащила пару одеял. Я молча сижу с ней рядом.
Она все слабеет, и я жду, что сейчас она попросит о помощи. Но женщина молчит, только гладит меня по крылу. Дыхание все реже. Тогда я беру одно перо и протягиваю ей. Мариса прижимает его к груди и засыпает. А на утро снова открывает глаза. Я даю ей еще одно перо.
Идут дни, и я понимаю: за плечами у меня почти пусто. Зато Мариса каждый день просыпается. Наконец, у меня остается всего одно перо. Один день, и я больше не смогу летать, даже так, как сейчас – иногда, ненадолго. И я отдаю перо ей. Перья – это только полет.
Теперь она уже не может подняться, дышит все тише и тише. И тогда я принимаю решение. Беру с пола осколок стекла, режу себе руку, и капли крови падают ей на губы. Мариса улыбается, встает на ноги. Назавтра она уходит.
Я иду по улице. Камни мостовой дружески толкают меня в подошвы. Мне так легко, как никогда раньше не было. Я спешу, я смотрю на дома нашей улицы. В каждом есть обреченные. Но теперь они будут жить.
---
Автор: Ольга Морозова