Продолжение. Начало здеcь>
– Здравствуйте, Ваше Высочество!
– Добрый день, Александр Васильевич!
– Татьяна Николаевна, остаётся месяц до оговорённой нами даты. Генерал-лейтенант Каппель с войском прибыл в Омск, мы копим силы и готовимся к запланированному наступлению, мне удалось передать с надёжными людьми весточки в Томск полковнику Анатолию Пепеляеву и в Мурманск – генералу Евгению Миллеру, но у меня нет никакой связи с генерал-лейтенантом Деникиным и генералом Корниловым…
– А Деникин и Корнилов территориально где находятся? – после паузы спросила Татьяна.
– Деникин, по слухам, в Новочеркасске, а Корнилов – под Екатеринодаром. Ни телефонной, ни телеграфной связи с ними нет…
– Александр Васильевич, я постараюсь что-нибудь придумать…
В ответ княжна услышала лишь короткие гудки – связь прервалась. Девушка медленно опустила тяжёлую чёрную трубку на рычаг.
Нужно было немедленно что-то решать – время поджимало, и в тот же день, ближе к вечеру, в усадьбе Рязановых собрался небольшой совет: генерал Михаил Дитерис, полковник Сергей Градов, штабс-капитан Алексей Озёрский и княжна Татьяна Романова.
– Ваше Высочество, это невозможно! – убёждённо говорил штабс-капитан Озёрский. – Повреждённые двигатели мы починили, но дело не в них! Ни до Новочеркасска, ни до Екатеринодара невозможно долететь без дозаправки. А для дозаправки нужна посадка – будем садиться на территории, контролируемой «красными», и просить их заправить самолёт?
– Я видела на борту «Муромца» большие металлические канистры с водой, – встав из-за стола, с напором ответила Татьяна. – Если в эти канистры налить бензин…
– Всё равно не долетим. Слишком далеко, – с уверенностью ответил Озёрский.
– Может, послать курьера? – предложил генерал Дитерис.
– Очень мало шансов, что курьер довезёт письмо, ведь ему придётся ехать через огромную территорию, контролируемую «красными», – морща лоб и задумчиво постукивая пальцами по столу, ответил полковник Градов.
Все переглянулись и замолчали. Тишину кабинета нарушали лишь быстрые шаги Татьяны, нервно сновавшей из угла в угол.
– Но там, где не проедет гонец, пролетит птица, – громко сказал Сергей Градов. Глубокая морщина, пересекавшая лоб полковника, разгладилась: он пришёл к какому-то решению.
Княжна остановилась и в замешательстве посмотрела на полковника:
– Что вы хотите этим сказать?
– Мы воспользуемся голубиной почтой, Ваше Высочество. Отправим в Новочеркасск и Екатеринодар голубей. В деревне Старые Решёты есть голубиная станция – я её собственными глазами видел.
В Старые Решёты выехали на рассвете. Стояло хмурое октябрьское утро, тяжёлые свинцовые тучи, готовые вот-вот разразиться нескончаемым осенним дождём, низко нависли над землёй. Поехали вчетвером, верхом на лошадях: Татьяна, полковник Градов, штабс-капитан Озёрский и поручик Рымарев.
Узкая дорога, скорее, даже тропка, шла через вековой лес. Всадники ехали друг за другом, из чащи тянуло прохладой, грибным духом и сыростью. Изредка перекликались в ветвях птицы – громко и звонко.
Выстрел грянул сухо и неожиданно. Пуля просвистела над самой головой Татьяны, девушка вскрикнула от неожиданности и едва не свалилась с лошади. Натянув поводья, княжна удержала готовую сорваться в галоп лошадь. Спустя пару секунд Градов, Рымарев и Озёрский, спешившись, исчезли в чаще. Оттуда, из-за деревьев, слышались короткие и сухие щелчки выстрелов, чьи-то громкие крики.
Татьяне казалось, что она ждала целую вечность – прильнув к горячей шее коня и ежесекундно ожидая новый выстрел. Три оставленных всадниками лошади топтались на тропинке, с беспокойством перебирая тонкими, стройными ногами. Наконец, Градов и Озёрский вытащили из чащи на дорогу тела двух бородатых мужиков. Вслед за ними, покачиваясь и зажимая левой рукой рану на правой, шёл поручик Рымарев.
Татьяну будто ветром сдуло из седла. Она соскользнула с лошади, подбежала к поручику, помогла ему снять шинель, окровавленный китель, с трудом, едва не сломав ногти, оторвала пропитавшийся кровью рукав рубашки и туго перевязала рану. Пуля прошла навылет. Рымарев, морщась от боли, надел китель, шинель и через силу улыбнулся княжне бледными, искусанными губами:
– Не беспокойтесь, Ваше Высочество: можно подумать, это первая пуля в моей жизни.
– Откуда «красные» в нашем тылу? – Татьяна вскинула сердитые глаза на Градова.
– Да какие «красные», Ваше Высочество? Это, – полковник указал на два лежащих на земле тела, – обычные бандиты. Из тех, что грабят на дорогах. Они были, есть и будут. При любой власти.
Наскоро закидав трупы сосновыми ветками, двинулись в путь. Через пару часов, когда, наконец, расступились сизо-зелёные зубцы леса, всадники увидели Старые Решёты. Большая деревня приткнулась на берегу неширокой, быстрой речки Решётка. Одинокая рогатка колодезного журавля торчала в конце длинной, безлюдной улицы. Маленький, наполовину заросший осокой, пруд был пуст. Старые корявые яблони, растущие у домов, почти облетели.
Всадники стразу заприметили высокую, старую голубятню – она возвышалась на самой окраине деревни. Спешившись, Татьяна, Градов и Озёрский направились к голубятне, а Рымарев остался приглядывать за лошадьми.
Голубевода-надзирателя, высокого костистого старика, нашли почти сразу – он жил в большой избе неподалёку, и, завидев незнакомцев, сразу же поспешил к голубятне. Шестидесятитрёхлетний надзиратель Матвей Фёдорович Лепнин, узнав, зачем к нему пожаловали княжна и офицеры, оживился и обрадовался:
– Ну, наконец-то я и мои голуби пригодились! А как же, есть у меня два голубя с екатеринодарской голубятни – Дед и Подружка.
– Дед? – удивилась Татьяна.
– Да, Дед – самый пожилой голубь на этой голубятне. Ему двенадцать лет.
– Тогда, наверное, он не сможет отнести письмо в Екатеринодар – просто не долетит…
Надзиратель с улыбкой покачал головой:
– Для голубя двенадцать лет – не возраст. Они живут больше двадцати пяти лет. Пойдёмте в дом, у меня есть папиросная бумага для письма.
– У нас есть раненый. Прежде, чем писать письма, нам нужно обработать рану. У вас найдётся бинт… или просто чистая ткань и немного самогона? – спросила княжна.
– Чистую холстину и самогон сыщем.
Войдя в хату, Матвей Фёдорович перекинулся парой слов с хозяйкой дома – дородной, высокой пожилой крестьянкой с сильными, усыпанными цыпками смуглыми руками, по имени Анна, и та без лишних слов исчезла в дальней комнате. Через несколько минут Анна принесла в большую горницу, где расположились гости, жестяную миску с тёплой водой, кусок чистого тонкого полотна и запылённую, пузатую бутылку с самогоном.
Осторожно смочив окровавленную повязку водой, Татьяна сняла её и тщательно обмыла кожу вокруг раны.
– Терпите! – шепнула она Рымареву и щедро плеснула на рану самогон из пузатой бутылки.
Поручик дёрнулся от боли, но удержался от крика. Княжна тщательно перевязала рану и сполоснула в миске руки:
– А теперь займёмся письмами.
Через час оба письма были написаны. Татьяна написала их на тонкой папиросной бумаге чётким, бисерным почерком и, тщательно скрутив в тугие трубочки, упаковала в две маленькие металлические водонепроницаемые капсулы, принесённые надзирателем.
– Вот мои красавцы! – Матвей Лепнин, лучась гордостью, держал в руках двух крупных сизарей. – Это – Дед, – надзиратель указал на красивого сизого голубя с яркой, блестящей манишкой. – А вот это – Подружка, – старик указал на изящную голубку с маленьким ярким клювом.
Надзиратель аккуратно привязал капсулы с письмами к лапкам голубей и выпустил птиц в низкое осеннее небо.
– Ну, летите, красавцы. С Богом, – перекрестившись, пробормотал он.
До боли напрягая глаза, княжна долго следила за двумя тёмными точками на фоне низкого сизого неба, пока голуби не растворились в осенней дали.
– Только долетите, – негромко сказала она. – Пожалуйста, долетите.
По-осеннему быстро стемнело. Лошадей, освободив от сёдел и упряжи, загнали в сарай и бросили им несколько охапок свежего, душистого сена. Путники остановились на ночь в доме надзирателя. Хозяйка засветила керосиновую лампу, на столе появился чугунок с варёной картошкой, запечённая рыба, пирожки с капустой, горячий самовар и та самая пузатая бутылка самогона.
После ужина хозяева уложили мужчин спать на лавках, а княжну – на печи, сами же ушли ночевать в другую – маленькую – комнату. В тот вечер Татьяна, растянувшись на тёплой печке и укрывшись своим лёгким чёрным пальто, уснула просто мёртвым сном – она будто провалилась в бездонный, тёмный колодец забытья, где не было даже сновидений.
***
Следователя Егора Витковского не зря за глаза называли Бульдогом – чутьё его никогда не подводило. Он тщательно изучал улики и «впивался» в каждое новое дело попросту мёртвой хваткой – как бульдог. Опытный сыщик понимал, что убийство Григория Никулина – не «обычное» бытовое преступление: за этим делом стоит что-то серьёзное.
Поиски по горячим следам ничего не дали, и поэтому, когда через неделю после убийства Никулина следователю сообщили, что на въезде в Миасс задержаны девушка по имени Ольга и двенадцать мужчин, Витковский сразу помчался в гостиницу «Елена» – к администраторше. Затем вместе с администратором гостиницы, сорокадвухлетней Марией Кротовой, которая должна была опознать убийц, они отправились в городскую тюрьму, куда отвезли задержанных.
– Да неее, – Кротова, разочарованно качая головой, внимательно разглядывала группу хмурых, встревоженных людей, которых ввели в большую, почти пустую комнату два вооружённых винтовками конвоира. – Те другие были. И девушка та, Ольга, совсем молоденькая была, а эта…
Витковский подошёл к крупной носатой женщине средних лет, затравленно смотревшей на него большими серыми глазами навыкате:
– Кто вы и зачем приехали в Миасс?
– Так мы – Филипьевы, – от волнения и страха она громко икнула. – Семейная рыболовецкая артель. Я – Ольга Филипьева…
– Я – Фёдор Филипьев, отец Ольги, – волнуясь, встрял в разговор пожилой коренастый мужчина в длинном, потёртом зипуне. – А это – мои сыновья и дочка, – он указал на одиннадцать молчаливых мужиков разного возраста и Ольгу.
Витковский припомнил, что кое-что слышал об этих Филипьевых: большая семья – отец, одиннадцать сыновей, большинство из которых были неженаты, и незамужняя дочь жили в небольшой деревне под Миассом и круглый год занимались ловлей рыбы, которую продавали по всей округе.
– Отпускайте, – хмуро бросил следователь охранникам. – Это не те.
Витковский вышел на улицу, глубоко втянул влажный осенний воздух, с досады сплюнул себе под ноги. Над Миассом горел холодный алый осенний закат.
– Не найдём мы уже тех, кто убил Никулина, не найдём, – тихо сказал он сам себе.
***
Самое обидное заключалось в том, что попались они по чистой случайности в двух шагах от цели – Крым был совсем рядом.
В тот солнечный октябрьский день группа «мещан» остановилась перекусить в небольшом полупустом трактире «Старый рыбак» в Каховке. Путники заказали борщ, жареную рыбу и чай на травах со свежими пирожками.
Все были вконец вымотаны долгой дорогой и голодны, поэтому никто не обратил внимания на высокого, темноволосого, одетого в поношенный армяк человека, сидевшего с полупустой чаркой в тёмном углу трактира, и украдкой бросавшего быстрые взгляды на полковника Павла Родянко. Никто не обратил внимания, когда тот, положив деньги на стол, встал и стал осторожно пробираться к выходу.
Тридцатилетний крестьянин Степан Коцубеев узнал полковника Родянко, потому что шесть лет служил рядовым в его Кавалергардском полку. Выбравшись из трактира, он побежал со всех ног, пока не встретил обходивший город небольшой красноармейский патруль:
– Там, там! – схватив за рукав одного из патрульных, торопливо втолковывал Коцубеев. – «Белые» там! В трактире «Старый рыбак»!
Патрульные переглянулись. Восемь из них, срывая на ходу винтовки, тут же побежали к трактиру, а один – огромный, смуглый темноволосый верзила – бросился за подкреплением.
И всё-таки «красным» не удалось незаметно окружить трактир: князь Дмитрий Петришевич первым заметил движение за окнами:
– Нас окружают! – схватив Ольгу за руку, Петришевич увлёк девушку на пол.
Офицеры вскочили из-за стола и, растянувшись на полу, схватились за маузеры. Княжна дрожащими руками вытащила из спрятанного под одеждой кошелька браунинг и взвела курок. Князь Петришевич бросился к двери трактира и закрыл ее изнутри.
---
Автор: Наталия Матейчик