«Договор о ненападении заключил СССР с Финляндией и Польшей.»
«Женевская конференция по разоружению собрала делегации 60 стран.»
«Делегация Германии покидает конференцию, отвергнув предложение Франции по конвенции.»
Так могла выглядеть лента новостей в 1932 году. Время, когда костлявая и жёсткая рука экономического кризиса сжимала горло всего мира, а старушка Европа, опираясь на клюку из разнообразных «мирных» инициатив, шла по краю обрыва к войне.
В это время, в августе 1932 года, Зигмунд Фрейд получает письмо, главный вопрос которого был: "Why War?" Почему же вопрос был адресован отцу психоанализа, и кто тот человек, который его задал? Этим человеком был Альберт Эйнштейн.
«Капут близ Потсдама, 30 июля 1932 г.
Дорогой профессор Фрейд! Предложение Лиги Наций и ее Международного института интеллектуальной кооперации в Париже, состоящее в том, чтобы я пригласил человека по моему выбору для искреннего обмена мнениями по любой из проблем, которая меня интересует, дает мне прекрасную возможность обсудить с Вами вопрос, на мой взгляд, наиболее неотложный среди всех других, стоящих перед лицом цивилизации. Эта проблема формулируется так: существует ли для человечества путь, позволяющий избежать опасности войны?»
Альберт Эйнштейн - весьма известный пацифист. Такая позиция у учёного сформировалась ещё во время Первой мировой, и сам себя Эйнштейн определял «воинствующим пацифистом» и сохранил эту позицию до начала Второй Мировой. Свой взгляд на данную проблематику он действительно выражал не только на словах, но и на деле...
Он был одним из вдохновителей движения «War Resisters' International» (WRI — международная антивоенная организация, основана в 1921 году в Нидерландах и существует до настоящего времени с отделениями в разных странах).
В январе 1928 года, например, ему предложили войти в один из комитетов Лиги, где собирались изучать способы ограничения применения газов во время войны. Учёный публично заявил о неприятии таких полумер и отказался от работы в комитете в апреле 1932 года.
Эйнштейн топил за то, что надо идти не путем «гуманизации войны», вырабатывая правила её ведения, а ограничивать и запрещать вооружение стран.
Говоря о пацифизме, биограф Эйнштейна У. Айзексон приводит цитату из его письма в Международную женскую лигу: «Прописывание правил и ограничений для ведения войны кажется мне абсолютно бессмысленной задачей. Война не игра, поэтому ее нельзя, как игру, вести по правилам. Мы должны бороться против войны как таковой. Наиболее эффективно люди могут бороться против института войны, создавая организации, призывающие к полному отказу от военной службы».
Он формулировал проблему предотвращения войны политическими и социальными методами. Ученый выдвинул тезис: существуют государственные и юридические структуры, которые для решения конфликтов обращаются в суд (a tribunal), руководствующийся законами. Он указал на реальную проблему: суд, как институт, подвержен разного рода «неюридическим давлениям» тем в большей степени, чем меньшей силой он располагает для проведения в жизнь своих вердиктов.
«...я рассмотрю простейшие соображения, относящиеся к внешнему (административному) аспекту проблемы национального суверенитета: учреждению, опираясь на международный консенсус, законодательного и юридического органа для улаживания любых конфликтов, возникающих между нациями. Каждая нация обязалась бы соблюдать установления этого органа, призывать его для решения всех споров и предпринимать те меры, которые этот трибунал сочтет установить необходимыми для исполнения его декретов. Однако уже здесь я наталкиваюсь на препятствие; трибунал есть человеческое учреждение, и чем меньше его власть оказывается адекватной установленным вердиктам, тем более оно оказывается подверженным уклонению в сторону оказания давления вне области юридического права. Это факт, с которым приходится считаться: закон и сила неизбежно идут рука об руку, и юридические решения настолько приближаются к идеальному правосудию (звучащему как общественное требование), насколько эффективную силу использует общество для воплощения юридического идеала. В настоящее время мы далеки от формирования наднациональной организации, компетентной выносить бесспорно полномочные вердикты и обладающей возможностью абсолютной власти в их претворении в жизнь.»
Но нет такой идеально идеальной организации, решения которой признавали бы все. Нет таких сил, которые могут преодолеть национальные интересы каждого государства. Невозможность логически разрешить противоречие приводит Эйнштейна к формулированию своего первого принципа:
«Таким образом, я вывожу мою первую аксиому: путь международной безопасности влечет за собой безусловное поражение в правах любой нации, ограничивая определенным образом ее свободу действий и суверенитет, и безусловно ясно, что нет иного пути, способного привести к безопасности в обсуждаемом смысле.»
Так почему все попытки и усилия на этом пути - создание Лиги Наций (предшественник ООН), всевозможные конференции, конвенции и договоры - не привели ни к каким успехам? Эйнштейн полагал, что «против» действуют «мощные психологические силы»: во-первых, правящий класс государства, который никогда не пойдет на ограничение прав своего суверенитета; во-вторых, те самые, «кому - война, а кому - мать родна», рассматривающие войну, производство и продажу оружия просто как повод для удовлетворения своих личных экономических интересов и расширения своего авторитета. Таким образом, Эйнштейн указал на две группы в обществе, заинтересованные в войне.
«Как следствие, рождается трудный вопрос: как возможно, что эта малая клика подчиняет волю большинства, вынужденного нести потери и страдать в войне, в угоду их персональным амбициям?»
Учёный сам тут же даёт на него ответ, в котором указывает на идеологическое воздействие социальных институтов, находящихся под контролем той самой малой клики, на массы: «...пресса и школы, а чаще всего и церковь. Именно это позволяет меньшинству организовать и направить эмоции масс, превратить их в инструмент своей воли.»
Из чего сам собой возникает следующий вопрос, который уже и приближает рассуждения к сфере изысканий Фрейда. Да просто и дальше дадим слово самому Эйнштейну:
«...почему человек позволяет довести себя до столь дикого энтузиазма, заставляющего его жертвовать собственной жизнью? Возможен только один ответ: потому что жажда ненависти и разрушения находится в самом человеке.»
И, наконец, спросим великого психоаналитика:
«Таким образом, мы подошли к последнему вопросу. Возможно ли контролировать ментальную эволюцию рода человеческого таким образом, чтобы сделать его устойчивым против психозов жестокости и разрушения?»
***
«Вена, сентябрь 1932 г. Дорогой г-н Эйнштейн! Когда я узнал о Вашем намерении пригласить меня обменяться мыслями на тему, вызывающую интерес у Вас и заслуживающую, возможно, внимания общественности, я охотно согласился. Я ожидал, что Вы выберете пограничную проблему, которая каждому из нас — физику или психологу — позволит в конце концов встретиться на общей почве, пройдя различными путями и используя различные предпосылки. Однако вопрос, который Вы адресовали мне — что необходимо сделать для освобождения человечества от угрозы войны? — оказался для меня сюрпризом.»
Письмо Фрейда похоже на лекцию, которая требовала для рассуждений обращения к историческим и культурным контекстам, подробностей аргументов в полемике, поэтому было весьма пространным.
Именно уже упомянутую связку «сила-право (закон)» (Might and Right) в своём ответном письме взял за отправную точку для дальнейшего анализа Фрейд. Однако термин «власть» он заменяет более жёстким и выразительным - «насилие» (violence). Он описывает историю на разных этапах, от природных образований до первичных человеческих сообществ, как движение от насилия к закону, и далее как историю, изобилующую самыми разнообразными конфликтами и формами их разрешения, однако всегда через насилие.
«...положение вещей изменялось в процессе эволюции, и был пройден путь от насилия к праву. Однако каков этот путь? Мне кажется, один-единственный. Он вел к такому положению дел, что большую силу одного смогло компенсировать объединение слабейших, к убеждению, что «силу можно одолеть всем миром». Мощь объединения разрозненных дотоле одиночек делает их вправе противостоять отдельному гиганту. Таким образом, мы можем дать определение «права» (в смысле закона), используя представление о власти сообщества. Однако это по-прежнему насилие, незамедлительно применяемое к любому одиночке, противопоставляющему себя сообществу. Насилие, использующее те же методы для достижения своих целей, хотя насилие общественное, а не индивидуальное. Однако для перехода от грубой силы к царству законности должны произойти определенные изменения в психологии.»
Обсуждая вопрос о «верховной инстанции», которая в идеале заставила бы примириться все народы и снять угрозу войны, Фрейд приходит к заключению, что и сегодня право основано на грубой силе и для его поддержания необходимо насилие («Our logic is at fault if we ignore the fact that right is founded on brute force and even today needs violence to maintain»).
Но как объединить людей, по природе своей дерущихся за место под солнцем?
И потянуло сладким ароматом некоей коллективной диктатуры:
«Противопоставить этому порочному кругу борьбы за власть можно только постоянный союз людей, который должен быть очень хорошо организован; залог успеха — в создании индустрии для претворения свода правил-законов в жизнь, которая применяла бы насилие таким образом, чтобы все законные решения неукоснительно исполнялись. Распознавание возмутителей спокойствия среди членов группы, связанной чувствами единства и братской солидарности, лежит в основе реальной силы и эффективности общины. [...] Законы общины гарантируют общую безопасность, требуя взамен ограничение персональной свободы и отказ от использования личной силы. Но это только умозрительная возможность [...]»
В письме Фрейд приводит немало исторических примеров, вполне оправдывающих империи, войны и прочие «причинения добра»; рассуждает на тему «люди есть люди» и «своя рубаха ближе к телу». Ну и в конце концов: «Представляется, что любые попытки заменить грубую силу властью идеалов в современных условиях фатально обречены на провал.»
В дальнейших рассуждениях Фрейд обращается к «теории инстинктов». Первый вид способствует сохранению и объединению людей в сообщества. Это — эротические (в значении, которые Платон дает Эросу в своем «Пире») или сексуальные инстинкты. Второй вид — агрессивные или разрушительные. Разрушительный инстинкт («инстинкт смерти») присущ каждому живому существу и направлен на полное уничтожение и сведение жизни «к состоянию неживой материи»; эротические инстинкты представляют «стремление к жизни». «Инстинкт смерти» заставляет жизнь одного существа реализовывать за счет разрушения жизни другого.
«Мы даже впали в такую ересь, что стали объяснять происхождение нашей совести подобным «обращением» внутрь агрессивных импульсов. Как Вы понимаете, если этот внутренний процесс начинает разрастаться, это поистине ужасно, и потому перенесение разрушительных импульсов во внешний мир должно приносить эффект облегчения. Таким образом, мы приходим к биологическому оправданию всех мерзких, пагубных наклонностей, с которыми мы ведем неустанную борьбу. Собственно, остается резюмировать, что они даже более в природе вещей, чем наша борьба с ними. Все сказанное может создать у Вас впечатление, что наши теории образуют мифологическую и сумрачную область! Но не ведет ли всякая попытка изучения природы в конечном счете к этому — к своего рода мифологии? Иначе ли обстоит дело в физике? »
Вот нам дедуля Фрейд набрасывает тем для кухонной философии.
Вывод Фрейда состоял в выявлении природных оснований разрушений и войн, а поэтому он счёл, что «нет никаких шансов ликвидировать деструктивные наклонности человека». Выход он видел в перенаправлении инстинкта разрушения и сопротивлении ему опосредованно, через инстинкт эроса. Противоборствует войне всё, что объединяет людей эмоционально: во-первых, посредством чувства любви (вне сексуальности) и, во-вторых, эмоционально через идентификацию.
«Одной из форм проявления врожденного и неустранимого неравенства людей является разделение на ведущих и ведомых, причем последних — подавляющее большинство. Это большинство нуждается в указании свыше, чтобы принять решение, которое без колебаний принимается к исполнению. Отметим, что человечеству предстоит еще много выстрадать, прежде чем родится класс независимых мыслителей, не поддающихся запугиванию, стремящихся к истине людей, миссия которых будет состоять в том, чтобы своим примером указывать дорогу массам. [...] Идеальным состоянием для общества является, очевидно, ситуация, когда каждый человек подчиняет свои инстинкты диктату разума. Ничто иное не может повлечь столь полного и столь длительного союза между людьми, даже если это образует прорехи в сети взаимной общности чувств. Однако природа вещей такова, что это не более чем утопия.»
Не скажу, что добрый психолог Фрейд заканчивает письмо более оптимистично, но некий свет в конце тоннеля теплится.
«С незапамятных времен длится процесс культурного развития человечества (некоторые, насколько мне известно, предпочитают именовать его цивилизацией). Этому процессу мы обязаны всем лучшим в том, какими мы стали, равно как и значительной частью того, от чего мы страдаем.[...]Вполне вероятно, что он может привести человечество к вымиранию, ибо наносит ущерб сексуальной функции — уже сегодня некультурные расы и отсталые слои населения размножаются быстрее, чем развитые и высококультурные.[...]С психологической стороны мы имеем дело с двумя важнейшими феноменами культуры, первый из которых — формирование интеллекта, подчиняющего себе инстинкты, и второй — замыкание агрессии внутри себя со всеми вытекающими из этого выгодами и опасностями. Сегодня война приходит во все более решительное противоречие с ограничениями, налагаемыми на нас ростом культуры; наше негодование объясняется нашей несовместимостью с войной. Для пацифистов, подобных нам, это не просто интеллектуальное и эмоциональное отвращение, но внутренняя нетерпимость, идиосинкразия в ее наиболее выраженной форме. В этом отрицании эстетическое неприятие низости военного способа действий даже перевешивает отвращение к конкретным военным злодеяниям. Как долго придется ждать, чтобы все люди стали пацифистами? Ответ неизвестен, но, возможно, не так уж фантастичны наши предположения о том, что эти два фактора — предрасположенность человека к культуре и вполне обоснованный страх перед будущим, заполоненным войнами, способны в обозримом будущем положить конец войне. К сожалению, мы не в состоянии угадать магистраль или даже тропу, ведущую к этой цели. Не умаляя точности суждения, можно лишь сказать, что все то, что в той или иной форме сделано для развития культуры, работает против войны. Ваш Зигмунд Фрейд.»
В 1933 году рейхсканцлером Германии был назначен Адольф Гитлер. Труды обоих учёных попали под запрет.
Альберту Эйнштейну пришлось покинуть Германию, к которой он был очень привязан, навсегда и уехать в Соединённые Штаты.
Зигмунд Фрейд покинул свою квартиру в Вене, где прожил почти всю жизнь, в 1938, когда Австрия присоединилась к Германии, и окончил свою жизнь в Лондоне.
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война.
По Фрейду получается: будьте умненькими, не воюйте. Ну и make love, not war. Муркнула вас.
Автор: Снежана Зюбанова.
