Нонче решила поджарить на обед капусту с сосиской. То ли с того, что Капустины фамилия наша, то ли ещё с чего другого, но в семье все любят капусту и производные от неё. Бабушка, кажись, тоже любит. По крайней мере, всегда следит, чтоб капустная голова в холодильнике имелась и отчитывает, если нет. Сказывает частенько, как квасила по молодости капустные листья – бочками. Поминает огроменные пироги из печи, не то что наши нынешние, из духовки, хоть и с капустой в нутрях всё также. В общем, притараканиваю на стол сковороду с жареной капустой – попытка номер не помню какая угодить бабушке. Раскладываю по тарелкам. Едим. Едим в молчанку, не поговорить же, но я гляжу, что бабушка подъедает все капустины и даже подтирает тарелку мякишем – видать не дурно таки вышло. Пишу на листочке: — Тебе понравилась капуста? Бабушка прочитывает, кивает утвердительно: — Ничего так, удалась капустка. Я уже почти начинаю радоваться своей удаче, но бабушка переводит взгляд на пустую сковороду и добавляет: — Сковороду-то изгадила всю, блинов теперь не на чем поджарить будет… Это не блинная сковорода, другая. У меня башка может и дурная местами, но не настолько ж, чтобы на блинной сковороде что-то другое жарить. Достаю и показываю бабушке обе сковороды одновременно, пытаюсь жестами показать, что блинная чистая, а эта другая. Бабушка измеряет прищуренными глазами обе сковороды, встаёт и уходит, бросая напоследок суровое: — Всё изгадила, поганка девка, ничего не осталось. Расходимся по двум комнатам, сопеть от обиды друг на друга и менять тряпочки, каждая свои. Она подкладывает тряпочки себе в штаны, потому что у ней недержание старческое, боится испачкать мебель в квартире. Пользоваться чем-то из сегодняшнего дня категорически отказывается, хоть и куплено ей всего нужного в запас – бережёт, не уговорить никак. Я подкладываю тряпочки себе, потому что, ну, месячные сейчас, пачкать тоже ничего не хочу. Пользоваться специальными средствами я, в отличии от бабушки, вполне себе могу и пользуюсь. Но стараюсь меньше, по возможности, чтобы мир не засорять излишне. Дома можно тряпочки: и постирать, и прокипятить – всё под рукой. К ужину бабушка не выходит. Я тоже, признаться, не уговариваю. Она всё ещё сердита, громко молится портрету дедушки, жалуется ему на жизнь свою тяжкую, сопит в платочек. Капаю ей капли, убираю еду в холодильник, ложусь спать. Гадаю, каким звуком разбудят меня завтра и насколько рано. Обиженно соплю в подушку. Засыпаю.
