Два раза в год, флот на 2-3 недели вставал в ступор – приходило новое пополнение. Встреча, размещение, начало обучения, борьба с неуставщиной, вот та небольшая часть перечня командирских хлопот сопровождавших призыв.
В конце 1991 года, сей кошмар настиг и меня, в ту пору командира минно-торпедной боевой части, одного из атомных подводных крейсеров Тихоокеанского флота.
А вообще-то, все начиналось довольно таки мирно. Прихожу утром в береговую казарму и вижу грустное лицо командира отделения торпедистов Лехи. Ну, в смысле он совсем не Леха, а Агибай. Но ломать язык никто не хотел, да и сам он – обрусевший казах, по-другому себя и не звал. Но я отклонился от темы. Сидит Леха, и такая тоска в глазах, что я грешным делом даже испугался. Спрашиваю, что мол, и как, а в ответ:
- Тащь, нам «молодого» дали!
- Ну, так радуйся! Будет подчиненный нормальный, кого гонять будет.
- А вы его видели? Думаю настроение то у вас тоже испортиться.
- Ладно, веди, посмотрим.
На всякий случай, памятуя о том, что Леха зря трепаться не будет, и во избежание возможных потрясений, я присел на коечку.
Через минуту подошел Леха:
- Вот, привел.
Из-за его спины выглядывало круглое, и коричневое, словно прокопченное, лицо, от уха до уха, сияющее белозубой улыбкой.
- Он, что у тебя представляться не научился?
- Так он вообще по-русски не говорит, чурка долбанная.
Я не без иронии посмотрел на узкоглазую, «исконно русскую» физиономию Лехи.
- Ну, ты не очень, сам-то кто будешь?
- Тащь, так он вообще ничего не понимает. Только улыбается и все.
Я уже и без его слов, стал замечать, что «молодой», как то странно смотрит то на меня, то на старшину. Поведением и мимикой он напоминал глухого – переводил взгляд, невпопад улыбался. В общем, все было подозрительно.
- Подойди ко мне.
А в ответ, как говориться тишина.
- Как тебя зовут, фамилия у тебя есть?
И опять та же реакция. Только вот улыбка на лице широкая и добрая.
Следующие мои слова были исключительно матом.
Видя такое Леха убежал, и вернулся с дизелистом Валиевым. Тот был по национальности таджиком, и в целом достаточно грамотным матросом.
- Вот он может перевести.
И начался дорос. Как, я стал понимать разведчиков, когда они допрашивали пленных немцев в войну. После часа мучений выяснили – вновь прибывший матрос Алламурадов Рустам Мамариджапович, узбек. Живет под Термезом, на Афганской границе.
Потомственный чабан. По-русски знает несколько слов матом и так, по мелочи. В общем, все – приплыли.
Видимо лицо мое стало тоже грустным, потому что Леха посмотрел на меня и заулыбался.
А мне уже было не до улыбок. А как я его учить буду, как допускать к ядерному оружию.
Состояние, было – хоть вешайся.
Поход к замполиту (по новому помощнику командира по воспитательной работе) с требованием убрать это чудо с корабля, успеха не имел. С молодыми было тяжело, так что посоветовали радоваться и этому.
Посмотрев еще раз в его счастливые глаза, я понял, что это моя планида, и нести ее мне. Про себя я дал «молодому» прозвище «Душман». Во первых он рядом с Афганом жил, а во во-вторых… А во-вторых он просто был похож на душмана. Прямо таки эталонный образец басмача 30-х годов.
Перво-наперво, используя схожесть тюркских языков, через таджиков и казахов экипажа, наладил с ним более или менее двустороннюю связь. Леха днем и ночью учил его русскому языку. Методика обучения, правда, была несколько своеобразной. Выучил слово хлеб, разрешили есть хлеб, выучил каша - разрешили кашу.
После получения из штаба документов Душмана, написал письмо его районному военкому, и в ответ получил учебник русского языка для узбеков. Вот так и готовили бойца к последующим подвигам. Через полгода он уже довольно сносно матерился по-русски, а так же понимал почти, что все основные команды. К торпедам я его тоже допустил, но только пока в качестве помощника.
С годковщиной Душман разобрался сам. Снял с аварийного щита топор и пообещал все порубать. В глазах его было, что-то такое зверино-первобытное, что ему сразу поверили и больше никогда не трогали.
Прошел год, Душман освоился на лодке почти, что как в родном кишлаке. Парнем он оказался шустрым, сообразительным. Быстро учился, схватывая все на лету. А еще все заметили у него интересную черту – его особое умение общаться с животными. Причем с любыми. Они, как бы чувствовали его особое к ним отношение и шли на контакт. Даже дурная гарнизонная псина, по прозвищу «Дембель», вечно шатающаяся по пирсам и лающая на всех без разбора, к Душману относилась с почтением, и всегда, едва завидев его долговязую фигуру, весело виляла хвостом.
Поэтому когда Леха демобилизовался, я уже знал, кто у меня будет следующим командиром отделения торпедистов.
И вот после того, как я уже привык к отличной службе Душмана, начались первые проблемы.
В субботу, получив от командира отгул, я решил отдохнуть, и побаловать себя ничегонеделаньем. Но этот номер не прошел. Часов в десять прибежавший оповеститель передал приказ старпома, срочно прибыть на корабль. Придя, на ГКП обнаружил мрачную фигуру нашего Егорыча.
- Минер, делай, что хочешь, но твоего Душмана я прибью. Отказывается выполнять приказы. Дерзит. Короче занимайся с ним, как знаешь, но трюм 5-бис отсека должен блестеть.
Придя в отсек, подозвал Душмана к себе. Хочется отметить, что к тому времени, назначенный старшиной, он был повышен с простых «душманов» до «курбаши», и звался Рустам-джан.
- Рустам, я не понял. Ты что же это гад, творишь. Годком себя почуял или как?
- Не понял тащь, я все делаю, как надо.
- А старпом?
- А старпом не мой хозяин, я ему подчиняться не должен.
Моя челюсть отвисла, и я замолчал переваривая услышанное.
- Какой хозяин, ты о чем?
- Обыкновенный, хозяин может быть один. Был Леха, он ушел, теперь вот вы. А вы не говорили мне мыть трюма. Я и не мыл.
- А как же приказ, под суд ведь пойдешь за невыполнение?
- Ну, значит судьба такая, тащь. Делать нечего, пойду и под суд.
Придя в себя, только и смог выговорить:
- Марш в 5-бис, и чтобы к вечеру трюм блестел.
- Есть, тащь.
Он ушел, а я продолжал сидеть в отсеке и размышлять о происшедшем. Вот так – хозяин, не больше и не меньше. Да, восток дело тонкое. Разберешься не сразу. Прошло еще какое-то время, и жизнь показала новые стороны характера моего Душмана.
Придя однажды утром в отсек, сразу обратил внимание на то, что Рустам, был какой-то обмякший и подавленный. Это так не походило на его вечно счастливое состояние, что я с тревогой спросил:
- Что случилось? Говори не стесняйся.
Зная его восточный менталитет, уговаривать пришлось долго. Ведь хозяин не должен знать о личных проблемах слуг. Но, в конце концов, удалось выяснить, что ему нашли невесту. Девушку вроде не плохую, но калым запросили большой, а тут только старший брат со службы вернулся, его женили, и на этом семейные ресурсы иссякли.
Это уже была проблема, похоже, планетарного масштаба. Душман, стал откровенно игнорировать службу, ходил замкнутый и печальный.
Надо было спасать парня.
- Рустам, а что у вас идет на калым?
- Бараны, ковры, техника всякая. Автомат можно дать.
- Какой автомат?
- Ну, Калашников конечно.
Рустам так искренне улыбался, что я понял. Не шутит.
- У нас их из Афгана тащат. Дефицитная вещь.
Да, помочь мы ему не могли. «Бараны» в экипаже, конечно, были, но этих на калым не пустишь. А за автоматы и сесть не долго.
И тут меня озарило.
- А если пуховики? Их из Китая везут пачками. Пуховики мы потянем.
- Не знаю, у папы спросить надо.
- Так давай пиши, спрашивай, глядишь, что и придумаем.
Пока ходило письмо, мне удалось уговорить некоторых офицеров экипажа, сброситься на калым Душману. Родители невесты на пуховики согласились. И вскоре, в далекий Термез, посылкой с китайским ширпотребом, был сделан первый шаг к будущему Душманову счастью.
Все мы с нетерпеньем ждали ответа. И вот, пришла телеграмма – калым принят, можно и на дембель.
В это сложно поверить человеку с европейским воспитанием, но собака так не относиться к своему любимому хозяину, как стал относиться после происшедшего, ко мне
Душман. Иногда складывалось впечатление, что прикажу ему залезть в торпедный аппарат и выстрелить самого себя в море, и он это не раздумывая, это выполнит.
Даже, как то неуютно себя чувствовал. А Рустам, как ни в чем небывало, сиял на все тридцать два зуба, и только иногда покрикивал на пришедшего недавно служить волжанина Алешку.
- Ну, ты чурка, как систему проверяешь, шайтан!
Точку в этой истории поставил развал Союза, и отзыв всех национальных кадров домой. Узнав об этом, Душман подошел ко мне, и глядя миндалинами не мигающих глаз, произнес:
- Тащь, вы только скажите и я оставшиеся полгода дослужу.
Поглядев на его полное решимости лицо, я понял – останется. Но это было уже лишним.
Таких жертв новая жизнь не стоила. Тем более, что замену себе он подготовил хорошую.
Провожали Душмана всем экипажем, долго маша пилотками.
Иногда задумываюсь, а что с ним стало. Как повернулась судьба. И хочется верить, что все хорошо. И он так же добром вспоминает о нас, и желает нам в жизни только лучшего.
