Предыдущую главу 5.1 читайте здесь
Стрельцов поднялся на Английскую набережную и негромко ругнулся по-английски, выражая свое негодование в адрес тех, кто втянул Россию в ненужную кровопролитную войну. Потом прошел мимо Адмиралтейства, зданий Сената и Синода и вышел на Дворцовую площадь. Огромные трехэтажные крылья арки Главного Штаба, как широко расставленные руки, не пропустили полковника мимо.
Он вошел в подъезд, где ему была знакома каждая трещина на мраморных ступенях, предъявил часовому пропуск и растворился среди своих бывших сослуживцев, капитанов, подполковников и полковников, спешивших в коридорах и по лестницам из кабинета в кабинет.
Перед войной в этих кабинетах работали лучшие военные разведчики империи. Про них легенды можно было складывать. К примеру, о полковнике Батюшине.
Он был до того ловок, что на маневрах под Вильно, где присутствовал германский император Вильгельм, полковник сумел на часок изъять его записную книжку и сфотографировать ее содержание. Не только ловкостью и смелостью отличались офицеры – оперативное мышление у всех было весьма развито. Но выше всех по способностям стоял генерал Монкевиц.
Теперь многие из тех офицеров на фронте, а кого-то уже отпеть успели.
На одной из дверей второго этажа висела табличка «Полковник Заиров Д.Г.». Это его, Стрельцова, бывшее отделение, а полковник недавно был его начальником. Илья Иванович без стука открыл дверь и вошел.
Дмитрий Геннадьевич Заиров сидел за столом и щелкал кругляшками деревянных счет. В кабинете никого больше не было. Полковник оторвал глаза от каких-то квитанций и из-под очков посмотрел на вошедшего. Последовало удивленное восклицание:
– Либо это – полковник Стрельцов собственной персоной, либо я заснул на службе!
– Не надо щипать себя за нос, ты не спишь, а я – это действительно я.
– Илья Иванович, ты же в прошлом месяце намеревался приехать. Но пропал – мы уж и не знали, что думать.
– Адмиралы не отпустили. Дел много накопилось.
– Да, вижу, дела были славные. У нас редко офицеры с Георгиевскими крестами из командировок приезжают. Поздравляю, Илья Иванович! Коли не торопишься, садись, расскажи, что там у тебя произошло.
Стрельцов сел за свой бывший стол и подумал, что Заирову известно многое, но хитрован татарских кровей делает вид, что ничего не знает: хочет выслушать точку зрения непосредственного участника событий и сравнить ее с ранее поступившими сведениями. Оба полковника считались мастерами военной разведки, и строго соблюдали правила игры. Илья Иванович прикинул в уме объем информации, который проходит через делопроизводство, имеющее дело с агентурными источниками, и решил, что надо выкладывать суть, а не прятать карты в рукаве. Иначе с тобой просто не станут разговаривать, если зайдет речь о делах серьезных. Поэтому он сообщил Заирову то, о чем до сих пор знало не более пяти человек в штабе Балтийского флота:
– Дмитрий Геннадьевич, ты же помнишь нашего агента «Учителя» в Германии. Он прислал мне в донесении аналитическую справку по морально-психологической обстановке в тылу противника, в которой указывал, что после завершения первого года войны германское гражданское общество испытывает не проходящий пессимизм из-за ее результатов. Страна несет значительные людские и финансовые потери, а обещанных выгод не получает. Подданные кайзера теряют терпение, особенно те, которые живут в Восточной Пруссии, где тяготы военных действий чувствуются острее. С учетом изложенного, я предложил командованию усилить моральное давление на городских жителей Восточной Пруссии со стороны Балтийского флота и произвести бомбардировку крупного немецкого населенного пункта корабельными орудиями.
Стрельцов сделал верное предположение о том, что начальник отделения имеет представление о прошедшей на Балтике операции. Слушая товарища, он спокойно кивал, как бы подтверждая факты. Илья Иванович встал и подошел к большому окну, выходившему на Дворцовую площадь. Помолчал, любуясь открывшимся видом, и продолжил:
– Дело у нас пошло. Агент «Фридрих», которого ты тоже знаешь, сообщил, что кайзер будет проводить смотр флота в Кильской гавани, и большинство кораблей уйдет из акватории Балтийского и Северного морей. Этот факт мы учли при разработке операции. Бомбардировка в силу некоторых причин не состоялась, но германский флот понес ощутимый материальный и моральный ущерб из-за активных действий русского флота. Ты же представляешь, о чем сейчас пишут берлинские газеты: статьи полны уныния. Стало быть, операция, разработанная разведкой Балтийского флота, имела успех. Отлично в ней сработали радиоразведчики. За координацию всех усилий разведки при подготовке и проведении операции меня и наградили орденом, как начальника отделения.
Его собеседник тоже подошел к окну и сказал:
– Понятно. Я и предполагал нечто подобное.
Илья Иванович в свою очередь поинтересовался:
– А ты какую цифирь раскладываешь, зачем бухгалтерские счеты мучаешь?
Заиров вернулся на место и с видимым неудовольствием вновь взялся за счеты.
– Не я их мучаю. Они меня замучили, – устало ответил он и пояснил товарищу:
– В штаб Кавказской армии к Николаю Николаевичу Юденичу из тыла противника вышел наш агент, которого мы выводили на задание полгода назад. Обещали заплатить ему хорошую сумму в турецких лирах. Обещание сдержали, отдали ему столько, сколько договаривались. А он оказался недоволен, скандал поднял, говорит, что за полгода деньги в Турции заметно обесценились, и надо увеличить сумму. Вот и сижу, пытаюсь высчитать, сколько же ему надо отдать, чтобы новая сумма была равна той, которую мы обещали до того, как в Турции не подскочили цены.
– Заплатите ему английскими фунтами в пересчете на старые лиры, – посоветовал Стрельцов. – Фунт в этой стране ценят и часто расплачиваются английской валютой.
– Рад бы – да бухгалтерское отделение не соглашается. Как всегда: воюем мы, а командует бухгалтер! Впрочем, ты на меня не обращай внимания, у тебя же своих дел хватает.
Илья Иванович работал с документами за своим столом в кабинете, куда он приходил день за днем пять лет подряд. Здесь он готовился к зарубежным командировкам, сюда возвращался. На фронт отсюда уезжал… Но те четыре месяца, которые прошли на Балтике, показали, что он совершенно отвык от Петрограда и от прежнего места службы. Это ощущение пришло полчаса назад, когда он шел по Дворцовой площади. Привычной раньше, но чужой теперь. И здесь, в своем кабинете, полковник почувствовал себя чужим. Сегодня с полной ясностью можно было сказать себе, что значительный период жизни связанный со службой в Генеральном Штабе, завершился.
Как пишут в романах, перевернута еще одна страница в книге жизни. Сколько этих страниц отпущено судьбой, человеку не ведомо. Но на предвоенную страницу он никогда не вернется.
Всего пару дней назад Илья Иванович считал, что морская служба дает ему шанс съездить домой, вернуться ненадолго в родной город. А теперь в этом кабинете он понял, что в Петроград его направили всего лишь в командировку. Вот по приказу начальника штаба флота и контр-адмирала Непенина он и работает с оперативными делами своих агентов, которые нужно провести по учетам Особого делопроизводства Главного управления Генштаба. Завтра пойдет на другой этаж в этом же здании, в отдел военной контрразведки, и там поставит задачу проверить людей на благонадежность и отсутствие интереса к ним со стороны противника.
Вот, собственно, и все вопросы на два-три дня жизни в Петрограде. Хотя, нет, не все. Он еще придет вечером в свою квартиру на Садовой улице, чтобы повидаться с младшей дочерью, о которой скучал на новой службе.
– Илья Иванович, а не тянет назад к нам вернуться? – будто заглядывая в чужие мысли, поинтересовался Заиров.
– Нет, Дмитрий Геннадьевич, уже не тянет. На Балтике теперь мое место!
Вечерело, когда Стрельцов, закончив работу, шел по Невскому проспекту.
В центре города мимо ярких витрин народ ходил во множестве, как и прежде. Но это были не те лица, которые можно было встретить у галерей Гостиного двора
или на дорожках Екатерининского сада перед войной или в самом ее начале. Модных мужчин и шикарных женщин, бывших здесь завсегдатаями, не стало. Их место заняли беженцы из городов и сел Польши и Белоруссии, которые оккупировали германские войска. Видно было, что они нуждаются, плохо одеты и недоедают. Но любопытство и отсутствие дел – работы у большинства из них не было – приводило их в центр главного города империи. Может, они в душе надеялись, что какой-то обломок прежней блистательной жизни столицы перепадет и им…
Полковник шел скорым шагом, по часам он предполагал, что Маша пришла с дежурства и ждет дома. По Садовой
от Сенной площади последние метры перед входом в парадную он почти бежал. Энергично поднялся на третий этаж по широкой лестнице и своим ключом открыл дверь. В квартире горел свет!
Повзрослевшая, похудевшая дочь выглянула в прихожую и, как в детстве, взвизгнув, бросилась отцу на грудь.
– Папа! Папка! Наконец-то! Я тебя так ждала!
– Дочка, Машенька…
Оба едва сдерживали слезы.
Понемногу волнение первых минут встречи улеглось. Отец смотрел на дочь и удивлялся, как она изменилась за несколько месяцев. Осенью ей будет девятнадцать, но выглядит она старше. Как жила здесь одна, что чувствовала, о чем думала, можно только догадываться. Илье Ивановичу казалось, что они не виделись не пять месяцев, а пять лет. И это притом, что они с дочкой не ленились писать друг другу письма и открытки, то есть были в курсе происходящих событий.
– Папочка, как тебе идет флотская форма! Ты выглядишь бывалым моряком! Интересно, за что тебя наградили офицерским «Георгием»? От раненых я знаю, что это высокая награда. Расскажи, какой ты подвиг совершил?
– Машенька, ну какой подвиг… Я же не казак, чтобы на пику трех германцев насадить. В бою морском участвовал, занимался планированием этого боя и претворением плана в жизнь. Победа в бою осталась за нами, значит надо награждать. Не было бы победы – наказали бы.
– Ой, папа, сколько тебя помню, никогда ты о себя ничего толком не рассказывал. Все отшучивался. Но теперь-то я знаю, что ты служишь в военной разведке.
– Откуда же ты почерпнула такие странные сведения, мне даже холодно стало от страха.
– Не шути, папа! Я уже не маленькая, и со мной люди говорят, как со взрослым человеком. Про твою службу узнала случайно. Офицер раненый попал к нам и пока выздоравливал, к нему друзья из Генштаба приходили. Про них говорили, что они из военной разведки. А мне эти офицеры потом рассказали, что служили вместе с тобой, до тех пор, пока тебя на Балтийский флот не перевели. Мне даже показалось, что они завидуют тебе.
– Правда, Машка, совсем ты взрослая стала. Давай чай пить. Заодно расскажешь, ты-то как живешь.
Дочь вспомнила, что она – хозяйка, и захлопотала у стола. Вместе с чайником и чашками появился пышный пирог с черникой.
– Это мне в госпитале на кухне поварихи сегодня ночью испекли такую прелесть. Узнали, что я жду отца с фронта, и подарили.
– Спасибо вам, спасибо. Пирогов я давненько не пробовал. Машенька, ты расскажи, что у тебя с учебой.
– Скажу, папа, честно: первый курс закончила и ушла из института. Боялась, что отчислят за задолженности по учебе. Госпиталь совсем не оставляет времени на какие-нибудь другие дела.
– Жалко. Когда же ты теперь продолжишь учиться?
– Теперь только, когда война кончится. А сейчас все должны думать только о том, чтобы победить врага.
Илья Иванович удивлялся, как быстро его младшая дочь стала взрослой. А Маша, волнуясь, продолжала:
– Папа, ты представляешь, сегодня у нас в госпитале проходили медицинскую комиссию три десятка девушек, которые собираются поступать в армию и ехать на фронт. Да, хотят воевать с германцами наравне с мужчинами, чтобы показать, что женщины ничуть не хуже. Не маши, пожалуйста, руками. Некоторых девушек я знаю сама, они из хороших семей. К твоему сведению, я бы тоже присоединилась к ним, да вот беда, медицинских сестер из госпиталей никуда не отпускают. А девушки ходили по многим инстанциям, настойчиво требовали, чтобы им разрешили пойти на фронт. На них тоже махали руками, топали ногами, кричали, что это чушь, не могут женщины воевать на фронте. Кое-как смогли убедить, и начальство сказало: если медицинская комиссия пропустит по состоянию здоровья, то будет разрешено сформировать женское подразделение. Так вот, в нашем госпитале им устроили испытание почище. Словно мужчинам-новобранцам, девушкам велели раздеться полностью, и в чем мать родила показываться комиссии, в которой почти все – мужчины. Начальство, видно, думало, что сдрейфят барышни, со стыда сгорят и убегут прочь. Но девушки ради достижения своей цели выдержали это унижение, ни одна не ушла. Да, стеснялись, да, краснели, но, как было велено, нагишом одна за другой прошли всех врачей, и вместе стояли в нашем овальном зале перед высокими чинами комиссии, которые смилостивились и выдали заключение о годности к военной службе. Я была сему свидетелем, и сама испытывала неудобство из-за того, что происходило. Но, девушки, молодчины, добьются своего! И на фронте не заробеют.
– Маша, ну зачем женщинам идти на фронт?
– Затем, чтобы доказать, что мы не хуже мужчин. И с врагом биться можем не хуже.
– Кто же говорит, что женщины хуже? Женщины – лучше. Поэтому на фронте воюют мужчины, которые не умеют детишек рожать. А рожать сейчас надо. Вон, какие потери на фронте. Убитых на миллионы считают! Где же новых людей набрать, если женщины на фронт уйдут? Или нам, как древним племенам, делать набеги на соседей, женщин-полонянок приводить, чтобы род не вымер? К тому же. Ты в госпитале служишь, значит, видишь, как война калечит солдат и офицеров! Ты что, хочешь, чтобы на площади у Николаевского вокзала безногие или безрукие женщины-инвалиды войны милостыню просили, а здоровые мужики им медяки кидали? Нет уж, коли нашлось три десятка отчаянных головушек, пусть себе послужат, фронтовую лямку потянут! А потом нахлебаются военной каши и строго-настрого остальным женщинам этот путь закажут! Впрочем, Машенька, довольно, а не то до хрипоты спорить будем. Расскажи лучше, как Анюта в Москве живет. Я от нее всего одно письмо получил. Деток они не завели?
– Аня и мне редко пишет, но у них, вроде без перемен. Она по дому хлопочет. Муж по-прежнему инженером на городской электростанции работает. Ребенка у них нет, она и не ждет пока…
– А ты, Маша, жениха-то себе не присмотрела?
– Какие женихи, папа! Еле на ногах стою после работы. Сутки отдежуришь, день поработаешь. На ночь забежишь сюда, поспать. Потом снова – сутки дежурить. Иной раз плакать хочется от усталости. А раненые ждут, как же они без нас?
Выговорившись, Маша прилегла на диван. Илья Иванович вышел разогреть чайник, а, когда пришел, увидел, что дочь заснула. Он накрыл ее одеялом и выключил в комнате свет.
Утром Маша рано ушла на дежурство, они едва успели переброситься несколькими фразами. По односложным ответам отец понял, что дочь в мыслях уже находится в госпитальных палатах. Ему осталось только пожелать ей всего доброго.
Стрельцов без всяких мыслей расхаживал по своей квартире. Вот спальня: здесь на широкой кровати полтора года назад тихо ушла из жизни его супруга. И он, и дочери, ухаживали за ней поочередно, сидели с ней все месяцы, когда она болела и угасала буквально на глазах. В ту пору он перебрался в кабинет, где спал и сегодняшней ночью, на кожаном диване. Кабинет с рабочим столом и высокими шкафами, заполненными книгами, всегда был его родной гаванью: в нем он обдумывал служебные вопросы, искал разгадки к тем проблемам, которые ставила жизнь, встречался и подолгу беседовал с друзьями. Возле двери, словно часовые, стояли парные фигуры львов, китайских «шицзы», привезенные из Циндао. На стенах висели кинжалы, кортики, сабли, ятаганы – любимое холодное оружие хозяина дома. Дверь из кабинета вела в гостиную с пианино в углу возле окна – супруга хорошо играла – и большим овальным столом посредине, где перед войной собирались компании гостей. Возле буфета у стенки стоял диван, на котором вчера вечером заснула Маша. Илья Иванович догадался, что дочь теперь обитает в этой комнате, а не в детской спальне, где она жила раньше вместе с сестрой. Должно быть, ей так удобнее, подумал он. «Опустела большая квартира!», – повторял про себя, по-хозяйски обходя все уголки.
В полдень полковник снова занимался служебными делами в Генеральном Штабе. В одном из кабинетов военной контрразведки он встретился с хорошим товарищем Михаилом Анташевым, Отдельного корпуса жандармов ротмистром:
– Мишель, долго жить будете! Я буквально сейчас думал о вас и собирался в ваше транспортное отделение на Николаевском вокзале.
– Илья Иванович, в таком случае лучше сказать: «О черте речь, а он навстречь!».
– Перестаньте, ротмистр! Мне действительно нужно поговорить с вами.
– Илья Иванович, дорогой, всегда рад встрече с вами! А поговорить нам лучше не в казенном учреждении, а в хорошем месте, где нам накроют стол, и я смогу рассказать вам о лучших блюдах армянской кухни. Прошу, не откажите.
Стрельцов, не первый день зная ротмистра, понимал, что у него практически нет шансов отказаться от приглашения, и согласно махнул рукой.
Михаил Анташев был на семь лет младше Ильи Ивановича. Он родился в Москве в обрусевшей армянской семье, бежавшей в екатерининские времена из Закавказья от турецких гонений. Неожиданно для всей родни Михаил поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. По этому поводу он рассказывал друзьям: «Мой старенький прадедушка Геворк тогда сказал, Мишенька, ты позоришь весь наш честный торговый род, зачем ты решил, вот это, звенеть шпорами? Нехорошо, мальчик, что о нас люди подумают?!». Но мелодичный звон шпор казался юноше приятнее щелканья костяшек на счетах. При окончании училища Анташев учел, что в гвардию его не возьмут из-за происхождения, а отправляться в армейский кавалерийский полк, расквартированный в пыльном малороссийском местечке, не хотелось – стыдно перед родственниками. Удачно подвернулась вакансия в Отдельном корпусе жандармов. Его направили в военную контрразведку, где он успешно делал карьеру. Укреплению авторитета молодого офицера как-то поспособствовал Стрельцов, который помог начинающему контрразведчику разоблачить японского шпиона в Петербурге. За эту помощь Анташев считал себя на всю жизнь обязанным Илье Ивановичу, и чем мог оказывал содействие полковнику из разведки.
Был Михаил выше среднего роста, плечистый, плотного сложения. В отличие от всей родни цвет волос имел не черный с сединой, а темно-русый с рыжинкой. Носил усы и бороду а-ля государь-император Николай II. Отличался отменным жизнелюбием: любил вкусно приготовить и поесть, выпить мог много и не пьянеть. Курил прекрасные папиросы из турецких табаков, которые получал от своих московских родственников. Холостяковал, но женщины у него были постоянно, слыл среди знакомых и сослуживцев весельчаком, балагуром и анекдотчиком. При этом отличался хорошим воспитанием и отменным чувством такта.
На Невском ротмистр остановил лихача на дутых шинах, и офицеры помчались через Троицкий мост прочь из города. По дороге Михаил развлекал товарища еврейскими анекдотами:
– А вот, Илья Иванович, послушайте: «Еврей из Вильно написал письмо своему родственнику в Тамбов и в конце сделал приписку: «Дорогой Хайм, в это письмо я хотел вложить тебе сто рублей ассигнациями, но конверт уже таки заклеил!»…
– Мишенька, этот анекдот «с бородой», я его слышал еще поручиком!
– Хорошо, хорошо, Илья Иванович! Не буду спорить, но замечу – нет старых анекдотов, есть старые люди! Простите великодушно – не в ваш адрес. Слушайте другой: «Абрам вышел на крыльцо, взглянул на небо, увидел радугу, укоризненно покачал головой и сказал: «А-а, таки на это у них деньги есть!».
Так, балагуря, они доехали до небольших деревянных домиков в районе Черной речки. Едва они вошли во двор одного из них, как почувствовали щекочущий ноздри аромат жарящегося на углях мяса. Появился хозяин, ротмистр обнял его:
– Илья Иванович! Разрешите представить вам моего замечательного родственника. Зовут его Арташес, он давно приглашал меня, и сегодня у него дома будет праздник, потому что мы, наконец, встретились.
Пока хозяин заканчивал возиться с мясом, его жена, Медея, маленькая, полная женщина в черном платье, живо накрывала на стол. При этом она скороговоркой приглашала дорогих гостей садиться за стол: «Нэсты, нэсты!», отведать их скромные блюда и не в чем себе не отказывать. Отказать себе в чем-то действительно было невозможно. Арташес принес аппетитный, сочный шашлык. На столе в тарелках лежал тонкий армянский лаваш, глаза радовались обилию овощей, фруктов, а запахи дивно пахнущих разноцветных трав просто сводили с ума. Медея, как любая хозяйка армянского дома, конечно, поставила на стол долма и сметану.
Мужчины к этому торжественному моменту успели выпить по рюмке крепчайшей тутовой водки, и приветствовали новое блюдо одобрительными возгласами. Застолье полилось тостами на русском и армянском языках, уговорами хозяев обратить особое внимание на то или иное кушанье: «Воски дзеркрум, газарнэль кшвац ни!», повторял Миша старую поговорку, мол, а в золотых руках и морковка свистит. Смех и разговоры не стихали. После одного из тостов Миша и его родственник отчего-то взгрустнули, обнялись и запели протяжную армянскую песню. Наконец, ротмистр вышел из-за стола покурить. Стрельцов поднялся вместе с ним.
Они стояли в тенистом саду. Анташев, с грустью глядя вдаль, признался:
– Думаю перевестись в Кавказскую армию. Есть сведения, что там, в Закавказье, очень многим людям, моим соотечественникам, сейчас помощь требуется. Вы, Илья Иванович, можете мне помочь в деле с переводом?
– Я-то, Миша, помочь вам кое в чем могу. У моего бывшего начальника отделения полковника Заирова неплохие связи в штабе генерала Юденича, я могу вас познакомить с Дмитрием Владимировичем. Поговорите, обсудите. Вопрос в другом, кто же вас отсюда отпустит? Работы сейчас по вашей линии непочатый край! Подумайте…
– Понимаю, что вы хотите сказать. Но мне надо с чего-то начинать. Ладно, подумаю. За поддержку спасибо. Я всегда у вас в долгу.
– Не об этом речь. У меня к вам тоже несколько серьезных вопросов. Первый: насколько плотно ваша контрразведка на железнодорожном транспорте контролирует международную линию Швеция-Финляндия. Могу представить, что на том направлении немало агентов полковника Николаи кормится. Есть ли у вас на них управа? Мне ведь придется этим каналом связи воспользоваться для встреч со своей зарубежной агентурой.
– Скажу без ложной скромности: в Финляндии мы за этой железной дорогой смотрим тщательно. Нет, германские агенты, конечно, пытаются нас обойти, но мы их нейтрализуем рано или поздно. На шведской территории у нас позиции слабее, там лишь периодически посматриваем за обстановкой. Но, если вы соберетесь туда отправиться, то мы приложим все силы, чтобы полковник Генерального Штаба воспользовался безопасным «окном».
– Хорошо, Мишель, с этим ясно. Второй вопрос: сегодня я был в вашем департаменте Особого делопроизводства и с одобрения начальства поставил контрразведке задачу по проверке благонадежности моих новых агентов. Насколько эффективно могут сейчас сработать ваши сотрудники по проверке объектов в Германии, к примеру? Как считаете?
– Илья Иванович, были неплохие возможности. Думаю, и теперь ваших людей, как положено, установят по месту жительства и присмотрят за ними. А как поживают мои «крестники» – еврейская семья контрабандистов из Либавы?
– Пока что ваши «крестники» один раз ушли на задание за линию фронта и вернулись без особых сложностей. У немцев на захваченном побережье Балтийского моря в Курляндии оккупационных войск почти нет. Солдат не хватает – все в боевых действиях участвуют. Поэтому контрразведывательный режим в тех местах, которые интересуют нашу разведку, пока слабый. Контрабандисты народ тертый, они пользуются брешами в охране побережья, прошли туда и обратно без проблем. Материалы ценные принесли по дислокации германских войск, наступающих в направлении Риги, а также по их новой военно-морской базе Либава. Посмотрим, что будет дальше.
После серьезных разговоров возвращение за обильный стол оказалось особенно приятным. Хозяева явно заждались гостей, но не смели оторвать их от важной беседы.
Вечером Анташев отвез Стрельцова в центр города, они зашли в госпиталь повидаться с Машей, заехали за вещами на Садовую, а потом неторопливо прошли до Балтийского вокзала, где стоял поезд на Ревель.
Секретно
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
На 27 июля 1915 года
Обстановка на Балтийском морском военном театре в начале текущего месяца значительно осложнилась. Германская армия вновь перешла в наступление. «Неманская армия» генерала Отто фон Белова захватила всю территорию Курляндии и вышла к побережью Рижского залива на участке от Ирбенского пролива до мыса Рагацем. 11 июля 8-я германская армия вошла в Митаву. Тем самым, противник приблизился к Западной Двине юго-западнее Риги. На левом берегу реки образовался выступ фронта, глубоко вклинившийся вдоль Рижского взморья в расположение германских войск. Части нашего Северо-Западного фронта оказались отброшенными германцами к Риге. Ставкой Верховного Главнокомандующего командованию Балтийского флота было приказано обеспечить оборону Рижского залива. В открытом море задачи флота по-прежнему остаются весьма ограниченными.
Непосредственно на приморском фланге Рижского взморья дислоцируются малочисленные войсковые части, сведенные под командованием полковника Павлищева в так называемый Шлокский отряд (по названию местечка Шлока на взморье). Из артиллерии отряд располагает лишь несколькими батареями трехдюймовых орудий. Для поддержки отряда в Рижский залив 8 июля командующий флота направил канонерские лодки «Кореец» (командир капитан 2-го ранга Иван Константинович Федяевский) и «Сивуч» (командир капитан 2-го ранга Петр Нилович Черкасов). Решением командующего их передали в оперативное подчинение капитану 2-го ранга Алексею Васильевичу Стеценко, отвечающему за взаимодействие кораблей с сухопутными частями Рижского укрепленного района.
Кроме того, командование флота, получив после победы у Готланда свободу распоряжаться подчиненными силами и средствами, 12 июля направило в Рижский залив для защиты Ирбенского пролива линейный корабль «Слава». Вход в пролив со стороны Балтийского моря был прикрыт массированными минными постановками, осуществлявшимися в течение всего месяца.
Минные постановки наших эсминцев оказались эффективными: 26 июля при очередной попытке отряда германских сил пройти Ирбенским проливом в Рижский залив на русских минах подорвались и затонули два германских тральщика. Потеряв корабли, противник прекратил траление фарватера и начал отход из Ирбенского пролива. При выходе в Балтийское море подорвались на минах и получили тяжелые повреждения крейсер «Тетис» и миноносец.
В настоящее время в Центральной Балтике наступило некоторое затишье. Однако по данным нашего радиоперехвата и агентурным сообщениям, в ближайшие дни противник продолжит интенсивное траление фарватера в Ирбенском проливе, а в течение следующих десяти суток ожидается очередная попытка германского флота прорваться в Рижский залив. С этой целью в Данциге будет формироваться ударный отряд, в состав которого войдут линейные корабли, крейсера, эсминцы и тральщики. По настойчивому требованию верховного командования кайзера присутствие значительных сил германского флота в Рижском заливе имеет цель облегчить наступающим сухопутным войскам окончание затянувшейся операции по захвату Риги.
Начальник разведывательного отделения Балтийского флота
полковник Генерального Штаба Стрельцов.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================
