Жетон «А. Ф. Керенский. Славный, мудрый, честный и любимый вождь свободного народа. 1917 год.
Специалисты по фалеристике пишут, что эскиз этого жетона был разработан на московской фабрике металлических изделий Д. Л. Кучкина уже в марте 1917 года, в мае была выпущена первая партия таких жетонов. А в июне в продаже было аж около сотни разновидностей подобных знаков!
Не слишком ли быстро? И нескольких месяцев с момента Февральской революции не прошло, как началось подобное славословие в адрес Александра Федоровича Керенского, изображение его в качестве «народного вождя». Или вот, из листовки тех месяцев:
«Всех можно забыть. Всякую роль можно стушевать. Керенского Россия не забудет… Для нас Керенский не министр, не народный трибун, он перестал быть даже просто человеческим существом. Керенский — это символ демократии».
Сейчас это звучит как издевательство, ведь очень быстро оно закончилось. Все-таки, чтобы был настоящий культ личности, на долгие годы и десятилетия, в наличии должна быть и сама личность! А не вот это…
Но вообще, поразительно, как быстро русские либералы и демократы успели создать свой культ! Может быть дело в наших исторических условиях и традициях? И Иосиф Виссарионович Сталин в своем известном интервью не лукавил:
ФЕЙХТВАНГЕР.
Я здесь всего 4–5 недель. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к Вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для Вас излишним бременем?
СТАЛИН.
Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1–2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий – действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания...
ФЕЙХТВАНГЕР.
Как человек сочувствующий СССР, я вижу и чувствую, что чувства любви и уважения к Вам совершенно искренни и элементарны. Именно потому, что Вас так любят и уважают, не можете ли Вы прекратить своим словом эти формы проявления восторга, которые смущают некоторых ваших друзей за границей?
СТАЛИН.
Я пытался несколько раз это сделать. Но ничего не получается. Говоришь им – нехорошо, не годится это. Люди думают, что это я говорю из ложной скромности...
Народ у нас еще отстает по части общей культурности, поэтому выражение восторга получается такое. Законом, запретом нельзя тут что-либо сделать. Можно попасть в смешное положение. А то, что некоторых людей за границей это огорчает – тут ничего не поделаешь. Культура сразу не достигается. Мы много в этой области делаем: построили, например, за одни только 1935 и 1936 годы в городах свыше двух тыс. новых школ. Всеми мерами стараемся поднять культурность, Но результаты скажутся через 5–6 лет. Культурный подъем идет медленно. Восторги растут бурно и некрасиво...
Интервью Сталина с Лионом Фейхтвангером. 1937 год.
И напоследок еще немного об Александре Федоровиче, поскольку я часто пишу на местные темы. На Запад Керенский сбежал через нашу Карелию. Он ехал в Мурманск из Москвы в сопровождении своего партийного и личного друга В. Фабриканта в сербском офицерском вагоне поезда с изменённой внешностью: длинные волосы, борода… Из мемуаров самого Александра Федоровича:
«Путешествие казалось бесконечным. На однопутной мурманской ветке было огромное число разъездов. По непонятной причине мы часами стояли на узловых станциях. Казалось, состав едва двигается. Но мы не сетовали на судьбу. В конце концов, торопиться было некуда, а впереди нас ждала упоительно-прекрасная северная весна.
Мы радовались длительным ночным стоянкам, когда поезд останавливался прямо посреди густого леса. Это напоминало мне о белых ночах в Петрограде.
Но природа тут казалась более таинственной: особую прелесть придавал ей какой-то особый северный покой и белизна ночей. Прошлого словно и не существовало, и не хотелось ни говорить, ни думать о будущем. Мы ощущали полную гармонию с естественной красотой окружающей нас природы, какое-то единение с загадочными лесами. Не помню, сколько длилось наше путешествие, должно быть, около десяти дней. В конце концов мы добрались до Мурманска, в те дни грязного и заброшенного».
Какое романтичное описание! Оказывается, наши чахлые деревца на болотах были одними из последних впечатлений о России одного из самых незадачливых ее правителей.
