- Подруженьки мои подоспели! – сладко пропела прабаба. – Вот кто мне помощь окажет. Теперь поплатитесь все!
- От дура-хозяйка! – разозлилась изба. – Над тобой же весь лес угогочется! Что за ведьма, которую избушка смогла перехитрить!
- Ты первой поплатишься! Из-за тебя всё пошло! Из-за тебя! Спалила бы дотла предательницу, чтобы ни уголька не осталось!
Избушка в ответ лишь покачнулась и, выдохнув с шумом, закашлялась.
- Зола по горлу прошлася. – пожаловалась она через минуту. - Прям наждаком продрала нутро. Ну, ничего. Ради делу можно и стерпеть. Многое можно перетерпеть ради делу. Зато все входы золкой припорошила, теперя просто так не войдуть.
- Ты что удумала? Ты что творишь, негодяйка? – возмущённо взвизгнула прабабка. – Зачем золой швыряешься? Кто позволил?!
- А кто мне теперя запретить? Сиди ужо смирна, не рыпайся.
- Не рыпайся? Забыла, кто здесь главный?!
- Главного мыши съели, - хихикнула изба. – Мы теперя все наравне.
Снаружи кто-то потёрся о стены, прошёлся когтями по стеклу и зарычал, выражая недовольство. В дверь громко стукнули, и сразу за этим послышалось недовольное шипение.
- Не бойтеся, - повторила избушка. – Без приглашения сюды не зайдуть.
- Входите... – прабаба поперхнулась на слове и протестующе замычала.
Пол под ногами резко качнулся, и Лиду отбросило прямо на Матрёшу. Монах успел ухватиться за стол, и теперь пытался стащить с головы раздувшегося шаром Ерошку.
- Прощения просим за неудобству, - извинилась перед гостями изба. – Пришлося кой-кого придушить чуточку. В профилактических целях, чтобы не напакостничала.
- Да я тебя!.. – прохрипела вырвавшаяся из-под контроля прабаба, и комната вновь сделала резкий крен вбок.
- Не надо... – промычала Матрёша, не открывая глаз. – Отмените качку, дайте поспать... Не толкайся, тёпленькая!.. не порти мне сны...
Последние слова адресовались Лиде, которой из-за кульбитов избы никак не удавалось отлепиться от Матрёши. Она виновато засопела и уже собралась извиниться, но Матрёша неожиданно сменила тон.
- Да! Я танцую! – кокетливо пробормотала она. - Кружите меня, капитан! Кружите!.. Я сейчас воспарю-ю-ю...
Это прозвучало настолько забавно, что Монах не сдержал смех. Ерошка тоже хрюкнул и скатился, наконец, с его головы.
- Может, вам нужна помощь? – спросил он у избы, но та только фыркнула в ответ.
- Сама управилася. Больше качать не будеть. Ещё раз прощения просим за неудобству.
Прабаба молчала, и пол перестал дрожать, а стены разъезжаться. Только за дверью раздавалось бормотание – лихоманки не собирались отступать и раздраженно что-то обсуждали.
- Уйдуть, уйдуть, куды денуться, - успокоила собравшихся избушка. – Сюды точно не попадуть.
Ответом ей послужил негромкий стук, и Сухоручка притворно-весело окликнула из-за двери:
- Это мы, хозяюшка! Вошли бы, да у тебя зола рассыпана. К чему бы это, не объяснишь?
- Не приёмный день сегодни, - нехотя отозвалась избушка. – Вчерася надо было приходить. Вчерася.
- А как же наш договор? Договор-то закрепили! От него нельзя отступаться!
- Нельзя! Нельзя! Не допустим! – поддержали Сухоручку скрипучие противные голоса, а потом в избушку пополз холод.
Лиду сразу затрясло, и даже Матрёша, поёжившись во сне, натянула на голову тёплое одеяло. Шёрстка Ерошки покрылась хрустящим инеем. Кроты-коргоруши тоже побелели.
Монах подбежал к печи, закинул в топку поленья, зашарил вокруг в поисках спичек.
- Сама займётся. Не лотошися. Лихоманки вас на испуг беруть. Хотять выкурить отсель.
– Выморожу! – надсадно провыло под дверью. - Выстужу! Обращу сосульками! Превращу в глыбины льда!
- Лупатый! Куцехвост! Тащитя из подпола дровишки! – потребовала на это изба. – А ты, печь, тоже пошевеливайся! Поддай-ка жарку!
Печка крякнула от натуги, распаляя в топке огонь, и вновь подброшенные поленья весело затрещали. Постепенно сделалось тепло. А потом, неожиданно – жарко! Заалели щёки откинувшей одеяло Матрёши, Лидину кожу запекло как от ожога, волосы Монаха взмокли.
- Опалю-ю-ю–зажарю-ю-ю, кожу пузырями пущу, огнём нутро выжгу! – зашипело снаружи, и по стеклу шлёпнула чья-то ладонь, оставив закопчённый шестипалый след.
- Печка! Умерь-ка пыл! – скомандовала изба. – Распуститя по полу воды, коргорушки.
Кроты послушно перевернули небольшое ведёрко, и вытекшая из него лужица на глазах у всех испарилась.
- Нужно проветрить! Подышать! – Лида облизнула потрескавшиеся губы. – Кто-нибудь, откройте окно!
- Совсем спятила? – прохрипела избушка. – Хочешь поцеловаться с лихоманкой?
- Хочу свежего воздуха. Мне нехорошо... – Лида бросилась к двери. Она готова была впустить сюда всех сестриц, лишь бы не чувствовать нестерпимого удушливого жара.
Монах едва успел перехватить её возле входа, и получил болезненный удар под дых.
- Отпусти! Слышишь? – Лида билась в его руках с яростью тигрицы. – Мне нужно туда! Мне нечем дышать!
- Ох, изжаримся! – простонала за ней и прабаба. – А всё из-за тебя, изба-бестолковка!
- Открывай! – с силой громыхнуло по доскам. - Убери золу, впусти нас! Немощи, хворости, недуги, все к нам! Все сюда! Налетите на них! Изведите!!
Это прозвучало так грозно и жутко, что Ерошка не выдержал – издав придушенный вопль, сунулся под одеяло к Матрёше. Та подскочила на лавке, непонимающе тараща глаза.
- Капитан! Здесь только что был капитан... - забормотала она, озираясь. – Куда вы дели моего капитана?
- Акулам скормили! – рявкнул Монах, оттаскивая Лиду в глубину комнатушки.
- Впусти-и-и! Открой! – орало и стучало отовсюду. – Выполни наш договор!
За окнами мелькали неясные силуэты лихоманок, в печной трубе что-то возилось и скреблось. Стены избушки содрогались под ударами, казалось – ещё немного, и они не выдержат напора.
- Прочь пошли, поганки-сатанихи! Не боюся вас, сестрицы-дрянницы! – заругалась избушка. – Нет для вас здеся никого лакомого. Опоздали- проворонили!
- Да что у вас за балаган? – окончательно проснулась Матрёша. – Скажите кто-нибудь, против кого дружим?
- Против лихоманок, - Монах приткнул рядом с ней обмякшую Лиду и попросил у коргоруш для неё воды.
- Да вы чо? – Матрёшу вихрем понесло к окну. Прижав ладони к стеклу, она с интересом вглядывалась в клубящийся снаружи туман. – Всегда хотела на них посмотреть. Говорят, они такие уродины!
- Выходи – полюбуйся, - хмыкнул Монах, но избушка тут же заголосила, что это неудачная шутка.
- Я что – на дуру похожа? – оскорбилась Матрёша. – Мозги не растеряла, чтобы с ними контачить. Чем вы их сдерживаете? Золой?
- Золой... А они, вишь, не хотять отступиться.
- И не отступят от такой добычи-то! – радостно подзудела прабабка. – На закусон хилая Лидка пойдет, Монахом с коргорушками отобедают, а тушу оставят на десерт.
- Тушу? – Матрёша медленно распрямилась. – О какой туше ведётся речь?
- Да об той, что с капитаном в бреду танцевала, а теперь возле окошка толочется!
- В бреду, говоришь? Туша? – неожиданно мягко переспросила Матрёша, а потом последовал взрыв.
Оторвавшаяся крышка ляды врезалась в потолок и с грохотом обрушилась на пол, вдоль печи пролегла глубокая трещина, с боков посыпалась штукатурка.
- Уймись! – заорал Монах, прикрывая собой Лиду с Ерошкой. – Твой гнев им на руку, дура! Если избушку повредишь – сдерживать сестёр будет некому.
- Не рыпайся, танцорка! – взмолилась изба. – Не сотвори того, о чём пожалеешь!
Но Матрёша их больше не слышала – гнев затопил всё её существо. Пристально уставившись на дверь, она наморщила лоб в гармошку и, звучно прихлопнув в ладоши, одной лишь силой желания выбила её из проёма. Посыпалась труха, в воздух взметнулась бесполезная теперь зола, а в освободившийся проход медленно стал наползать туман.
Избушка что-то отчаянно кричала, матерился Монах, постанывал от страха Ерошка, и только одна прабаба заходилась довольным смехом.
- Вот умница так умница! Хоть что-то от меня взяла полезного! Не зря, видать, соседствовали бок о бок! Не зря!
- Наконец-то! – вздохнуло в тумане. – Давно бы так! От нас не скроешься! Не спасешься! Бесполезно-о-о...
Послышался едва различимый шелест, а затем среди тусклой мглы проявились неясные ещё силуэты сестёр-лихоманок.
