Айона не сразу заметила этот светлый, серебристый кусок меха, торчащий из дальнего угла кладовки. Она сунулась в маленькую каморку под лестницей в поисках каких-нибудь ненужных тряпок – Кэтлин крикнула с верхнего этажа, что ей нужно еще что-то там протереть от пыли. Весь коттедж гудел от голосов, смеха и топанья ног многочисленных детей Кэтлин и ее не менее многочисленных подруг, пришедших помочь ей с генеральной уборкой. Решено было вылизать весь дом до блеска, что оказалось не так уж легко – нет, Кэтлин, конечно, следила за порядком, но как следует прибраться в коттедже, где живет семья с шестью детьми, ей удавалось нечасто. Теперь же тщательная уборка была неизбежна – повод для нее был более чем важным. Не каждый день старшие дочери в большой семье собираются выходить замуж.
И вот Айона полезла в кладовку за тряпками… и достала оттуда большой кусок меха. Точнее, целую шкуру какого-то животного. Серебристо-серую с более темными, почти черными пятнами. Мягкую и нежную на ощупь – Айона провела по ней ладонью и изумилась про себя, насколько же приятно было гладить такой мех. И хотя в закутке возле ведущей на второй этаж лестницы, под которой находилась дверь в кладовку, было темновато, женщина явно увидела, как по шкуре пробежали блестящие, яркие, как солнечные блики на поверхности моря, искорки.
Айона знала, чья это шкура. Знала, что это значит – не могла поверить, что такое возможно, но в то же время, понимала, что серебряный мех в ее руках может означать только одно.
…Старая Онора любила сидеть по вечерам на морском берегу, кутаясь сразу в несколько курток и пуховых платков, и смотреть на холодные свинцовые волны, бьющие в пирс и в скалы неподалеку от него. Даже зимой она иногда выбиралась на свое любимое место, одетая в огромную меховую шубу, а уж в теплое время ее можно было увидеть на берегу почти каждый день. И почти всегда вокруг нее собирались дети – от самых маленьких, еще не умеющих толком говорить, до подростков, которые делали вид, что случайно оказались в компании «малявок» и что им вовсе не интересны все эти «бабкины сказки». Хотя на самом деле рассказы Оноры были интересны всем.
- …Они выходят из моря, сбрасывают на песок свои пятнистые шкуры и превращаются в прекрасных юношей и девушек, - говорила старуха, глядя вдаль, на смыкающиеся на горизонте серо-стальное море и голубовато-пепельное небо. – У них темные, почти черные волосы и темно-карие глаза. Они гуляют по берегу, играют на песке, танцуют, взявшись за руки, и их голоса звенят, как маленькие серебряные колокольчики, а смех звенит еще нежнее и эхом разносится над волнами. А потом, наигравшись, они снова накидывают на себя шкуры и бросаются в море – и снова становятся нерпами, неуклюжими на берегу и быстрыми и ловкими в воде. И они уплывают в глубину, в свою родную стихию, чтобы спустя девять дней и девять ночей опять выйти на поверхность и немного повеселиться в человеческом облике…
Сколько раз маленькая Айона, иногда с подругами, иногда одна, прокрадывалась на берег среди скал, в то место, где редко можно было встретить других людей, и ждала, что из воды выйдут удивительные шелки, нерпы-оборотни! Сколько раз ждала она ранним утром или поздним вечером, на рассвете и на закате, что хотя бы одна такая нерпа захочет выйти на берег… Но нет, шелки словно чувствовали, что за скалами прячутся любопытные детские глаза, и не показывались…
- …Они всегда выбирают момент, когда на берегу нет людей, когда никто не может их увидеть, - говорила Онора своим шамкающим старческим голосом. – Но иногда случается, что какого-нибудь рыбака все-таки занесет в это место именно в те минуты, когда шелки выйдут из моря и начнут танцевать на песке. Тот, кому повезет увидеть их неземную красоту, никогда не сможет забыть это зрелище…
Как же мечтала Айона хоть одним глазком увидеть хотя бы одного шелки! Увидеть красоту, которую невозможно забыть…
- …Бывает и так, что шелки засматриваются из воды на рыбаков и рыбачек, - рассказывала Онора. – И бывает, что юноша-шелки влюбляется в обычную девушку, а девушка-шелки – в обычного мужчину. Если это случается, нерпа-оборотень может подать своему избраннику знак – оставить на берегу маленькую шапочку алого цвета. Если этот человек возьмет шапочку и придет с ней на берег на рассвете или на закате, к нему выйдет из прибоя ее обладательница, и они будут счастливы вместе – но недолго, потому что рано или поздно шелки вернется в море…
Став постарше, превратившись из любопытной девчонки-сорванца в серьезную девушку, Айона изредка все равно приходила в сумерках на пляж и порой ловила себя на том, что ищет на сероватом песке яркое красное пятно. Нет, она уже не верила в те услышанные в детстве сказки, но все-таки иногда представляла себе, как найдет на берегу алую шапочку – и подойдет с ней в руках к самой кромке воды в ожидании чуда.
- А бывает, что человек, увидевший танцующих на берегу шелки, подкрадется к сброшенным ими шкуркам и тайком утащит одну, - вздыхала Онора, и на этом месте ее темно-карие глаза почему-то всегда наполнялись слезами. – И тогда нерпа, которой принадлежала эта шкурка, не сможет уйти в море. Она будет вынуждена остаться на суше, среди людей, и вступить в брак с тем, кто украл ее мех – и сможет вернуться домой, только если он отдаст ей шкуру или если она сама найдет ее. А если он уничтожит шкуру, то она и вовсе никогда не вернется…
Всю жизнь Айона не могла отделаться от мысли, что Онора сама была шелки. Волосы у нее были полностью седыми, серебристо-серыми, как мех нерпы, и никто не помнил, какого цвета они были в молодости, а вот глаза сверкали темно-карим цветом, совсем не похожим на светло-серый или голубой цвет глаз большинства жителей их прибрежного городка. Муж Оноры умер еще до рождения Айоны, их дети и внуки разъехались по всей Ирландии, а кое-кто перебрался на континент, а она все жила у моря, отказываясь переезжать к кому-нибудь из них. А однажды, когда Айона, учившая в то время в Дублине, приехала домой на каникулы, родители рассказали ей, что Онора исчезла. Одна соседка заметила, что она, как обычно, пошла вечером на берег, держа подмышкой какой-то небольшой сверток – и больше ее с тех пор никто не видел. Домой старушка не вернулась, и на берегу ее не нашли. В ту ночь был сильный шторм, и полиция решила, что пожилая женщина, впав в маразм, зашла в воду, не понимая, что делает – и утонула.
Но Айоне очень хотелось думать, что на самом деле Онора нашла свою тюленью шкуру, которую она, наверное, считала уничтоженной, но которую ее муж просто очень хорошо где-то спрятал. Что она все-таки смогла, пусть и в глубокой старости, вернуться в свою родную стихию…
А теперь Айона держала в руках еще одну шкуру нерпы. Найденную в доме ее лучшей подруги Кэтлин, причем найденную в дальнем углу кладовки, куда явно никто из обитателей дома не заглядывал годами. Кэтлин появилась в их городке почти двадцать лет назад, старый приятель Айоны Лиам, с которым они вместе слушали легенды старой Оноры, вернулся вместе с ней из одной из своих частых командировок – они рассказали, что познакомились в аэропорту, но рассказали как-то торопливо, без подробностей. И о своих родных Кэтлин никогда не говорила – сказала только, что выросла в приемной семье, с которой у нее были очень плохие отношения. А потом они и Лиамом поженились, и уже через год у них была дочь Морин, а еще через несколько лет их семья стала самой большой в городке.
Айоне всегда казалось, что ее подруга счастлива с Лиамом и обожает своих детей. Теперь вот Морин собралась замуж, и Кэтлин уже с мечтательным видом говорила о внуках, с которыми она с радостью будет возиться…
Но Кэтлин была очень красивой, и у нее были темно-каштановые волосы, резко выделявшие ее на фоне брюнетов-ирландцев, и темно-карие, еще более редкие для северянки глаза. И она тоже любила гулять на берегу, подолгу глядя на бьющиеся о скалы волны, любуясь закатом над морем…
Когда-то давно, когда Айона еще только готовилась пойти в школу, соседские мальчишки поймала в собственноручно сделанную ловушку чайку. Бедная птица жила в клетке дома у одного из них, он выносил ее на улицу и показывал всем, и Айона видела, как грустна эта пленница, видела, какая тоска застыла в ее глазах. И однажды девочка выбрала момент, когда хозяин чайки отвлекся, протянула руку к дверце клетки – и распахнула ее. Чайка сразу поняла, что произошло – и вырвалась из клетки, взмыла в холодное серое небо, навстречу тяжелым свинцовым тучам.
Мальчишки возмущенно вопили, хозяин чайки кинулся на Айону с кулаками, и ей пришлось убегать от него – но она была счастлива, что освободила птицу. До сих пор она помнила, как в воздухе кружились, медленно опускаясь на землю, несколько легких белых перышек, потерянных чайкой – знак того, что птица-пленница снова стала свободной птицей.
Стоит ли Айоне теперь точно так же освободить свою подругу? Лиам должен приехать из столицы только завтра, все остальные члены семьи Кэтлин заняты уборкой и приготовлениями к свадьбе Морин – разве это не самый подходящий момент, чтобы незаметно уйти на берег, взяв с собой завернутую во что-нибудь серебряную шкурку? Хотя, возможно, Кэтлин захочет сначала отпраздновать свадьбу дочери – а то ведь свадьба может и расстроиться, если она исчезнет.
Что ж, это решать самой Кэтлин. Дело ее подруги – рассказать ей, где находится украденная у нее шкура.
Айона, пригнувшись, вошла в кладовку и засунула блестящий мех в тот угол, где он лежал раньше, а потом, захлопнув дверцу, заспешила на второй этаж коттеджа.
- Кэтлин, ты где? – позвала она, перекрикивая стоящий вокруг гвалт младших детей хозяйки дома.
- Здесь я! – отозвалась сама хозяйка из кабинета своего мужа. – Нашла тряпки?
- Нет, не нашла, - Айона шагнула в кабинет и словно впервые увидела женщину, с которой была знакома так много лет. – Там нет тряпок, там только какая-то меховая шкура валяется, серая с пятнами… Вроде новая совсем – зачем вы ее в самую пыль засунули?
Она постаралась сделать так, чтобы ее голос звучал как можно небрежнее. И от нее не укрылось, что подруга, услышав эти слова, изменилась в лице – всего лишь на короткий миг, но изменилась. А потом с заметным усилием снова напустила на себя равнодушный вид.
- Шкура? – переспросила она чуть дрогнувшим голосом. – А, ну да, тюленья, это Лиам на воротник мне покупал… Не знала, что он туда ее засунул, уберу потом… Слушай, принеси тряпку из кухни, пожалуйста, там точно должны быть!
Кэтлин продемонстрировала подруге совсем черную от пыли тряпку, которая была у нее в руках, и кивнула на открытое окно, все в серых разводах.
- Сейчас принесу! – радостно кивнула Айона и выбежала из комнаты.
Она сделала свое дело, дала Кэтлин понять, что та может стать свободной в любой момент. Она выпустила подругу из клетки, как когда-то выпустила чайку. И ее детская мечта все-таки исполнилась – она увидела настоящую шелки.
Кэтлин проводила Айону взглядом и с досадой швырнула грязную тряпку на подоконник. Еще одна подруга разгадала ее тайну и решила ее облагодетельствовать, «дать ей свободу»! Не поинтересовавшись, разумеется, такой мелочью, как ее собственное желание эту свободу получить, не спросив, нужно ли ей, любимой жене, матери большого семейства и без пяти минут бабушке, то, что они считают свободой.
Хорошие у нее подруги, добрые и верные. Вот только глупые…
«Куда же мне еще перепрятать шкуру, чтобы ее точно никто больше не нашел? И как дать Айоне понять, что она ошибается и что я обычный человек? – вздохнула про себя Кэтлин. – Ладно, что-нибудь придумаю».
Сумела же она в свое время придумать, как подстроить все так, чтобы Лиам стащил эту самую шкуру.
---
Автор: Татьяна Минасян
