В 1052 г. в Новгороде внезапно умер Владимир Ярославич и был похоронен в созданном им храме Св. Софии. Это стало настоящим ударом для Ярослава. Роковой город, уже второй сын молодым умирает в нём! Когда-то давно, в расцвете сил, узнав о внезапной и подозрительной смерти Ильи (особенно после смерти Вышеслава), Ярослав примчался с юга на север, устроил расследование, обвинил посадника и покарал виновного, и в том же, 1020 году Ирина, как будто в утешение, подарила ему своего первенца – Владимира. Теперь сил не было даже на то, чтобы поехать и проститься с тем, кого хотел видеть продолжателем своих дел, а ведь он только что решил отозвать Владимира в Киев и начать знакомить его с югом. Ушли не столько силы, казалось, вместе сними покинула тело и воля к жизни.
ПВЛ и другие летописи буквально казнят своим умолчанием этого князя-наместника, и мы можем лишь догадываться, что он с детства участвовал в отцовских походах, как минимум – на греков, на емь и на литву, а также, вполне вероятно, в 1047 г. - на мазовшан, а, значит, рубился с Моиславом в битве на Висле. Он помогал отцу управлять очень непростым городом, мятежным и своевольным настолько, что в нём, первом на Руси, власти пришлось отгородиться от народа замком – «детинцем». Владимиру, виновнику самой громкой победы Ярослава, лишь три года довелось относительно самостоятельно покняжить в Новгороде, он ничего не смог оставить в наследство своему единственному сыну Ростиславу.
Годом позже у Всеволода и Анастасии наконец то родился сын, названный Владимиром и окрещённый Василием, как прадед. Достигнув вершин мыслимого земного могущества и подержав ещё на руках внука от любимого сына, киевский каган почувствовал приближение смерти. Несомненно, после ухода Владимира, более всего Ярослава беспокоила перспектива новой усобицы, оспаривания верховной власти двумя старшими сыновьями. Кому передать управление государством? Ни один из сыновей к этой роли не готов, все до недавнего времени знали, что править будет Владимир, они выросли с этой мыслью. Старшим оставался Изяслав, но это был «отцу живой контраст»: одни претензии, строптивость, вздорность и, чего греха таить - ограниченность. Проведя несколько лет в Турове, он превратился в какого-то оппозиционера: одного сына назвал Мстиславом, а следующего и вовсе – Святополком, это же явный вызов, видно любят там вспоминать «окаянного»! После смерти Владимира Изяслав должен был занять Новгород, но не захотел отрываться от Турова, близкого и к Киеву, и к Польше, - послал в Новгород сына. Не иначе – опасается Святослава…
Святослав – совсем иной, ум острый, но циничный, есть задатки полководца и харизматичного вождя, ни в чём не желает уступить брату, чувствует своё превосходство и не уважает его. Главная беда – ни один, ни другой не любят храм, не находят общего языка с духовенством, и вера их поверхностна, без любви, без тяги к премудрости и образованию вообще. Набравшись военного и житейского опыта, они, и ранее чуждавшиеся отца, получив в управление обширные области и женившись, замкнулись в своих делах, отдалились. Отцовское сердце тянулось к Всеволоду – родственной душе, такому же любителю книг, иностранных языков и церковной службы, благочестивому и, пока ещё по- юношески добродушному, а значит – уязвимому в этом жестоком мире, но он лишь третий, ему бы своё отстоять, а кто защитит Игоря и Вячеслава?
Мысли о детях и их характерах, воспоминания о кровавой молодости, о польских, венгерских, греческих и скандинавских смутах, тревожили великого князя всё сильнее. Повсюду в мире лилась кровь, брат восставал на брата. Неужели Руси снова предстоит пить эту чашу, а ведь мы – на краю степи, кого-то Бог попустит на смену печенегам? Поэтому он, превозмогая подступавший недуг, поспешил вызвать их в Киев для серьёзного и, как оказалось, последнего разговора. ПВЛ бережно сохранила эту речь, известную как «Наставление Ярослава». Она оказалась политическим завещанием великого князя, и будучи пересказанной очевидцем, скорее всего митрополитом Илларионом, или Всеволодом Ярославичем, зажила самостоятельной жизнью, став в тексте официальной летописи, призывом к единству страны и народа, актуальным для всех поколений Рюриковичей, да и всех русичей вплоть до наших дней.
Ярослав умел говорить весомо и ярко, умещая в немногих простых и точных словах мощь неоспоримых аргументов. В свою последнюю речь, негромко звучавшую в тишине горницы киевского дворца, великий князь вложил всю измученную тревогами душу: «Вот я покидаю мир этот, сыновья мои; имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между собой, Бог будет в вас и покорит вам врагов. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибните сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли её трудом своим великим; но живите мирно, слушайтесь брат брата. Вот, я поручаю стол мой в Киеве старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть будет он вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов; а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир, а Вячеславу Смоленск». Разделив города между сыновьями и запретив им преступать братние пределы и выгонять друг друга, но не будучи в них уверен, Ярослав добавил, обращаясь к Изяславу: «Если же кто захочет обидеть брата своего, ты помогай тому, кого обижают».
Отпустив сыновей, больной Ярослав вместе с Всеволодом уехал из Киева в Вышгород, к мощам своих братьев, туда, где, когда-то испытал, может быть, самую большую радость в жизни. Там он и скончался 20 февраля 1054 г. По мнению летописца, ему было 76 лет. Тело великого князя тайно было перевезено в Киев, где похоронено в Софийском соборе при всеобщем плаче. В надгробном слове митрополита, наверное, вновь прозвучали славословия в адрес почившего, только воспринимались они теперь иначе, вызывая лишь горестные вздохи и рыдания. Тогда и появилась на его стене процарапанная на штукатурке надпись с датой похорон, именующая Ярослава «царём нашим».
