После публикации миниатюры «Солдаты на балете», несколько человек просили отдельно написать о негативном явлении – «дедовщине».
Начинаю публиковать отрывки из повести о своей службе. Здесь обо всём. Не только о худом.
В армию я ушёл во второй половине 70-ых. Тогда существовали так называемые «переборы». Чтоб не разъяснять этот термин, напомню – позже, в 90-ые, призывников не хватало.
Медкомиссия направила меня в больницу на обследование. Врач при прослушивании услышал в сердце шумы. Чувствовал я себя прекрасно и шутил: наверное, в моём «моторе» шумят авиадвигатели, зовущие в войска ВВС.
На другой же день узнал, шумы – возрастное явление. Но обследоваться, в соответствии с существующими правилами, предстояло полностью.
С такими же парнями, отправленными на проверку здоровья, целыми днями резались в карты. Подружились с медсёстрами – практикантками из медучилища. Сходили к девушкам в гости на квартиру, снимаемую для них учебным учреждением.
Помню, целовался с медичкой Ириной на кухне. Ира, узнав, что у меня нет невесты, сказала:
- Может, попробуем создать семью? Я бы дождалась тебя.
- Так сразу?
- Ну и что? Когда возвратишься, будут и культпоходы, и свидания. Всё по-книжному. Ничуть не хуже. Через два года мы отвыкнем друг от друга. И пройдём весь путь любви, начиная с кино и танцев.
- Надо же, и график составлен.
- Не говори ерунды. Приданое готово. Найди такую девчонку. У родителей имеется «Жигули». И ещё мотоцикл с коляской. У нас есть практически всё. Станешь катать меня.
- Судя по всему, на мотоцикле?
- Да папа ничего не пожалеет! Машину подарит.
Посмотрел в глаза Ирины. Нет, не разыгрывает.
- Удивляешь меня.
- Женщина так и должна. Но... я в том смысле, ну, женщина, она же девушка...
- Понял. Из мужчин никого и никогда.
- Верно! А тебе, может, и уступила бы. Но только нужно твоё честное слово.
Ты из порядочной семьи. Я уже всё узнала. Не обманешь.
Удивительно, но факт! Мне сделали предложение.
Обещал подумать, на прощание крепко поцеловав бойкую и очень красивую девчонку.
На следующий день, как гром среди ясного неба, - звонок из городского военкомата: всем призывникам, находящимся в больнице, немедленно прибыть для отправки в войска.
Не скрою, все стремились в армию, но так по-быстрому, без традиционных проводов…
Доехал до дома. Спешно собрал вещи и бегом в военкомат. В пустом коридоре встретил «сопалатника» Вовку.
- Поезд ушёл, - сказал он. - Приди мы на полчаса раньше, уехали бы с последней командой в областной центр.
Сначала я обрадовался, но подумал: ещё полгода ожидания. И в армию пойду не со своим годом.
Незаметно минула осень, зима… Вновь прошёл медкомиссию. Но огорошили вестью - меня и многих других ребят раньше осени не призовут. Снова перебор. Великая Отечественная война, давно отгремевшая, таким образом повлияла на демографию.
Однако я не собирался и дальше находиться в подвешенном состоянии. Мой отец, работавший в прокуратуре, связался со знакомым офицером. И тот помог найти свободное место в нашей огромной Армии. Вскоре пришла долгожданная повестка.
Наверное, сейчас трудно поверить – я покидал отчий дом радостным.
Из областного военкомата до вокзала нас везли в битком набитом троллейбусе. Естественно, без остановок. Маршрут: военкомат – вокзал.
Шустрый парень Славка Юманов взял в руки гитару, врезал по струнам и, сильно картавя (что придавало особенный эффект исполнению), запел популярную тогда песню:
«У солдата выходной, пуговицы в ряд
Ярче солнечного дня золотом горят.
Часовые на посту, в городе весна,
Проводи нас до ворот, товарищ старшина,
товарищ старшина».*
Припев не пропели – проорали хором:
«Идет солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих вся улица светла.
Не обижайтесь девушки, но для солдата главное,
Чтобы его далекая любимая ждала».
Прохожие останавливались, с удивлением глядя на наш троллейбус. Затем понимали, кого везут, улыбались и в приветствии поднимали руки.
Вечерним поездом команда призванных в армию направилась в Свердловск, в учебку (учебное подразделение войск связи). В пути, понятно, выпивали с сержантами, прибывшими с офицером Токмачёвым, во взвод которого я попаду в ближайшее время.
Старлею не подобало пить с будущими солдатами. Он, видимо, специально занял место ближе к тамбуру. Офицеру передали водки, и тот пил в одиночестве, делая вид, что не видит, как молодёжь щедро угощает двух сержантов.
Один – старший сержант, показавшийся нормальным парнем, приглашался то к одному, то к другому столу. Он улыбался, говорил, что не против выпить со всеми, но возможности его ограничены.
Второй сержант, конечно, тоже выпивал. Называл нас пацанами, братанами, кентами. Говорил, в учебке служба не сложная. Будем дружить.
Не знаю точно, но, по-моему, ему никто не верил.
Когда проезжали «любимый город» где состав останавливался на 40 минут, мы: Толька Веснин, Серёга Безукладников, Серёга Коротовских, Слава Захаров, Юра Беспалов и, естественно, я решили сбегать на вокзал, позвонить родным.
Никто не заметил, что наш разговор происходит напротив нижней полки, где расположился старший команды старлей Токмачёв. Он пнул меня в бедро ногой и пьяно прорычал:
- Быстро по местам! И чтоб никто не выходил из вагона.
Ага, разбежались. Мы ещё не присягнули. И без особых проблем вышли через другой тамбур. Забежали в здание вокзала. По очереди позвонили родным. Ещё раз попрощались и вернулись на место.
В Каменске-Уральском покинули состав и стали на платформе дожидаться утренней электрички до Свердловска.
Все уже пришли в себя. Лишь Толя Веснин не просыпался.
Когда к платформе подошла электричка, офицер начал по списку называть наши фамилии. Призывник, услышав, что прозвучало его имя, громко отзывался: «Я!» - и забегал в вагон.
Назвали фамилию Толи Веснина. Двое человек подхватили Тольку за плечи, кто-то крикнул: «Он!» - и под смех пацанов Весну втащили в электричку.
Веснин не проснулся и тогда, когда электропоезд приближался к конечному пункту назначения. Старший лейтенант дал команду подчинённым: «Привести в чувство!»
Сержант, несколько часов назад обещавший нам беспечную службу, для начала ударил Тольку так, что он головой чуть не вышиб окно в вагоне. Анатолий упал на пол и пытался спрятаться под скамьёй. На него посыпались удары ногами. Старослужащий за шиворот вытащил Толю, ещё несколько раз врезал ему по лицу , после чего Веснин очухался.
Призывники с ужасом взирали на избиение Анатолия. «Неужели так жестоко будут обращаться со всеми? - подумал я - А сержантик-то настоящая сволочь. Шестёрка офицерская. Мог бы и не бить так парня. Сказал бы нам, сами бы разбудили Тольку».
В те минуты, скорее всего, большинство парней поняло, что в казарме ни с кем церемониться не станут. Правда, никто ещё не догадывался о методах «воспитания» в учебном батальоне.
В Свердловске нас построили в колонну, и команда пешим ходом двинула в часть.
Зашли в казарму. Каждый вновь призванный выбрал себе койку. Затем снова построение. Нас повели в баню.
Помню, проходим мимо столовой. «Дедушка»-повар, смотрящий в окно, поинтересовался:
- Куда шагаете?
- На дембель! - выкрикнул весельчак Юманов.
- Вам до дембеля, как до Китая в известной позе, - беззлобно усмехнулся служака кухни.
Перед свердловской баней №5 на улице Первомайской колонну остановили. Все с удивлением взирали на величественное здание с колоннами, больше похожее на драмтеатр. Позже я услышу нечто вроде отличительной черты Свердловска: здесь бани похожи на дворцы, а дворцы на бани. В городе имелась, как минимум, ещё одна баня с колоннами на улице Куйбышева. А некоторые дворцы культуры имели довольно непрезентабельный вид.
До того, как нас загнали в моечное заведение, старший колонны прапорщик Родионов, бравый военный с лихо закрученными усами, заметил прятавшихся за крыльцом старослужащих.
- Быстро ко мне! - скомандовал он.
Солдаты подбежали к прапорщику.
- Ого, вижу, водочки купили.
Попавшиеся вояки стояли, опустив головы. Но больше удивило распоряжение Родионова:
- Водку положите в таз под холодную струю! Я люблю холодненькую.
Прапорщик с первых дней службы по-настоящему заботился о солдатах, об условиях проживания в казённом помещении. Он пользовался авторитетом у военнослужащих.
Казарма за шесть месяцев нашего пребывания там заметно преобразилась. Во многом стараниями прапорщика Родионова.
Например, решили украсить казарменные колонны, поддерживающие потолок и расставленные по всему помещению. Несколько солдат отливало гипсовую плитку. Позже ею украсили верхние части колонн. Внизу же, на столбах, укрепили новенькие полированные плиты.
Гипс, полагаю, имелся в части. А вот плиты заработали солдаты. Мы несколько раз ездили на местную мебельную фабрику «Авангард», где занимались упаковкой продукции. Вбивали в тонкую железную ленту по краям упаковок множество гвоздей. Натренировались так, что, пробив гвоздём железо, далее одним-двумя ударами загоняли гвоздик в дерево.
Подобный труд бойцам приходился по душе. Ведь кормили нас в «гражданской» столовой. Еда, которую раньше многие пренебрежительно называли «столовской», сейчас казалась невероятно вкусной. К солдатам отношение в прошлое время – совершенно особое. Ведь у многих, тех же женщин – работниц столовки, сыновья служили в разных городах Союза.
После армии, обучаясь в свердловском юридическом институте, я вновь побываю на знакомой фабрике. В течение месяца в летнее время я работал там сторожем за студента-старшекурсника, уехавшего на практику.
Ночью я бродил по цехам фабрики и вспоминал: «Здесь мы соревновались в забивании гвоздей. Тут грузили готовую продукцию на машины. А там подъезжал автомобиль из части. В него аккуратно укладывали заработанный для учебки полированный материал…»
Такой бартер существовал уже в 70-ые. И раньше, скорее всего.
…После помывки всем предложили упаковать одежду в холщовые мешки, написать на них адреса для отправки почтой домой.
Своего синтетического пальто я не обнаружил. Кто-то, возможно, из работников бани успел прибрать к рукам понравившуюся одёжку.
А нам начали выдавать форму х/б. Один сержант бросал «хебешку» в руки, другой кидал поясные ремни и пряжки. Поймав ремень, я вовремя поднял голову: в лицо летела медная бляха в бумажной обёртке. Еле успел схватить её.
Я надел форму 52-го размера, хотя носил 48-ой.
Удивлённо спросил у сержанта:
- Как же это носить? Гимнастёрка висит, галифе, как шаровары.
- Не дрейфь, молодой! Потом поменяете форму на нужные размеры. Старшина роты Родионов позаботится. А пока сделай складку сзади и всё пучком.
Действительно, когда я заложил складочку в области поясницы и крепко затянул ремень, гимнастёрка плотно облегла тело.
Вышли на построение. С трудом узнавали друг друга в одинаковом одеянии.
Возвратились в учебку. Сразу под руководством ефрейторов стали пришивать погоны к форме и шинелям. Затем нам показали, как правильно наматывать на ноги портянки. Наука не сложная, но необходимая, дабы не смозолить стопы до крови.
В 22 часа провели вечернюю поверку и объявили отбой. Выяснилось – среди бойцов есть двое человек с необычными фамилиями Самоходкин и Безбабный. Тут же сообщили: в прошлую учебку служили Крокодилов и Марусин. Видимо, в части коллекционировали непростые фамилии.
Шуру Самоходкина порой донимали. Когда на вечерней поверке, услышав свою фамилию, он громко отвечал: «Я!», - сержант, зачитывающий список, нередко интересовался: - Что, сегодня здесь? В самоход (самовольная отлучка на армейском сленге, - прим. автора) решил не ходить?
- Нет, - неизвестно в какой раз отвечал солдат.
В первые дни после отбоя почти сразу следовала команда «подъём». Несколько раз нас «отбивали» и поднимали, добиваясь, чтобы при одевании мы укладывались в пресловутые 45 секунд.
Когда уставшие бойцы, наконец-то, падали в кровати, а в казарме тушили свет, становилось ясно: на сегодня тренировка окончена. Никто даже не догадывался – это лишь цветочки. Что начнётся после присяги…
Я познакомился с соседом, лежавшим справа через проход. Страшно худого паренька звали Вадим, фамилия Чернов. Призван из города Чайковского Пермской области.
Два верхних зуба у Вадьки – протезы.
Удивился:
- Рано ты начал терять зубки.
- Между прочим, в жестокой схватке, - усмехнулся Вадик и поведал: в родном городе он со сверстниками дрался толпа на толпу. А зубы ему выхлестнули колом.
- Каким образом? - поинтересовался я. Ну, врезали по губам, они всё же защищают клыки.
- Так я же в ходе драки орал: «А-а-а!» Представляешь, зубы вышибли, а губы совсем не задело.
- Видать, широко раскрыл пасть.
- Главное – вовремя!
*- «У солдата выходной», музыка В.Шаинского, слова М.Танича.
В 6 часов утра подъём по команде-крику дневального. Зарядка. Форма одежды – голый торс - в галифе и сапогах.
За две недели до призыва я занялся бегом и физическими упражнениями на турнике в сосновом бору, находящемся через дорогу от дома. Там была и беговая дорожка, и перекладины, укреплённые наверху между близко стоящими соснами. В бору проводились занятия по физкультуре для учащихся медицинского училища. Все условия. Бегай, качайся. С детских лет я умел делать подъём переворотом и ещё некоторые упражнения на турнике.
Однажды, во время очередной утренней тренировки, встретил знакомого парня, отслужившего в армии. Он за несколько минут научил меня делать выход силы на одну руку.
…Я бежал в сапогах по асфальтовому покрытию, задыхался и думал: «Хотя бы с месяц позанимался спортом накануне ухода в войска. Почему ленился? Ведь сказал же отец за полмесяца до призыва: «Ты хорошо бегал по утрам. Начал быстро, окончил резко».
После зарядки напевал друзьям популярную тогда песню из репертуара Аллы Пугачёвой. Правда, я несколько «отредактировал» текст: «Вся земля теплом согрета, и по ней я бегу в сапогах» (у автора стихов – «бегу босиком»).*
В беге взвод растянулся. Кто хорошо натренирован – те впереди. За ними следовало ещё две группы бойцов, соперничая между собой. В «хвосте» человек семь солдат еле перебирали ногами. Ефрейтор, проводящий утреннюю разминку, приказал нескольким солдатам, идущим в авангарде, помочь отстающим. Обессиливших новобранцев подхватывали за руки, не давая им остановиться.
После зарядки ребята возмущались: один курсант, худосочный и низкий парнишка после того, как его взяли за локти натренированные однополчане, прекратил бег, повиснув на руках товарищей. Его пронесли несколько метров и с силой опустили на асфальт. Ничего себе, решил, что его будут таскать по кругу.
До призыва паренёк реализовывал своё право на труд официантом в ресторане. Выпивал в каждую смену, много курил. Потому бег являлся для него мукой. Да и я, что скрывать, довольно быстро начинал задыхаться. Как там у Высоцкого: «Подвела меня - ведь я предупреждал! - дыхалка: - Пробежал всего два круга - и упал, - а жалко!»**
Первое время очень тяжело бегать в сапогах. Мы и представить не могли, что они так тяжелы.
Когда нас подвели к перекладинам и приказали делать подъём переворотом, я обрадовался. Тут не спасую. Но те же сапоги не давали перебросить тело через перекладину. Ефрейторы помогали нам, подталкивая в спину. Здоровенного парня (вес около ста килограммов!) Андрея Шалимова еле поднимали вдвоём.
Какой же у Андрея размер ноги? Шалимову разрезали по бокам голенища сапог, чтобы большие икры бойца входили в обувь. Сразу специально для Шалимова заказали сапоги на окружном армейском складе (в учебке не нашли нужного размера).
После ужина нас на полчаса отпускали на свежий воздух. Недолгие минуты отдыха. Кто-то писал письма домой, кто-то курил. Позже, когда мы немного окрепли, по вечерам усиленно тренировались на перекладинах, установленных возле казармы. Иногда садились на них и смотрели на улицу. Это называлось «глазеть на «гражданку», то есть – на гражданских людей. Особое внимание, понятно, вызывали девушки. Иногда мы приветливо что-то кричали им, но девчонки спешили пройти дальше. Народ в те годы был скромнее, что ли. Надо признать, вряд ли девушки чувствовали себя комфортно перед глазами новобранцев, таращившихся на них из-за зелёного забора.
Строевой подготовке уделялось повышенное внимание. В дальнейшем, проходя службу в другой воинской части, я заметил, что военнослужащие там ходили строем значительно хуже нас в учебке. Мы ведь ежедневно часами занимались на плацу. Маршировали, разучивали песни. Тренировались, шагая по нарисованному на асфальте квадрату.
На физической подготовке обучали прыжкам через спортивные снаряды. Не сразу я одолел «коня». Лишь, когда сделал сильный разбег и, забыв о страхе, оттолкнулся руками от снаряда, пролетел над ним и соскочил на землю. Больше проблем с неодушевлённой лошадкой не возникало. И перекладина, наконец, поддалась мне, как и многим другим однополчанам. Сначала удалось сделать подъём переворотом один раз, затем всё больше и больше. Через пару месяцев я занял второе место во взводе по этому упражнению. Первое, что ни удивительно, досталось Виктору Велентьеву - мастеру спорта по лыжным гонкам.
Однажды поздним вечером нескольким бойцам, в том числе и мне, приказали выкрасить панели в коридоре помещения для занятий. Ефрейтор указал нам на массу банок с красками и растворителями и сказал: «Дерзайте!» Кто-то удивился: «Но мы же не умеем это делать». Старший резко ответил: «В армии нет слов не знаем или не умеем. Чтобы к утру всё сверкало и блестело. Когда закончите, проверю и, если всё чётко, отобьётесь, салаги».
Что делать, приказы не обсуждаются. Мы, как могли, развели подсохнувшие краски и начали красить стены. Всё пошло, как по маслу (краска-то масляная). Главное, ничего не бояться. Ко всему следует подходить спокойно. Оказалось, невелика наука – приготовить краски и покрыть ими панели.
Работу закончили около двух часов ночи. Ефрейтор сходил в помещение, принял работу. Почему-то обозвал нас «шлангами» и разрешил отдохнуть. Я моментально уснул.
Утром мы, не выспавшиеся из-за ночных работ, наравне со всеми вновь побежали намерять круги вокруг столовой.
Территория учебки и полка связи, расположенного во втором подъезде казармы, занимала совсем немного места. Плац, столовая, за ней автопарк. Левее столовой помещение с учебными классами. Справа от него гарнизонный магазин. Дальше КПП и ворота со звёздами.
Близился день присяги. Нас свозили на стрельбище, где каждый произвёл по три одиночных выстрела. И всё. Более до войны в ДРА я ни разу не выстрелил.
Курс молодого бойца окончен.
На присягу ко многим приехали родственники. Накануне вечером ребят вызывали на КПП. Гордые, в новенькой парадной форме, мы встречались с родными. Нас тут же начинали кормить привезёнными вкусностями. Я заранее написал родителям, чего хотел бы отведать. Как мы скучали по не так давно казавшейся обычной еде. Пироги, сладости… В учебке на первом этаже столовой находилось кафе-чайная, именуемая бойцами чипком. Не помню, по какой причине, в первые дни службы туда никто не ходил, хотя деньги имелись почти у всех.
Наши мамы угощали и солдат из полка, дежуривших на контрольно-пропускном пункте. Те смущались, но с благодарностью принимали еду.
Наверное, всякий отслуживший помнит, что сливочное масло, подаваемое в армии к завтраку, считалось деликатесом. Я, никогда не любивший его, почувствовал невероятный вкус молочного продукта. Кажется, съел бы его килограмм с булкой хлеба. А ведь хлебушек я полюбил тоже лишь на службе. Дома вообще плохо ел, без аппетита. Сейчас родители удивлялись количеству поглощаемых мною продуктов. Они, конечно, знали, что мне, почти полностью отказавшемуся от каш к 16-ти годам, (я уже имел свой голос в семье, получив паспорт) в армии приходится нелегко.
У меня проявился неплохой аппетит. Мне, как и остальным курсантам, не хватало положенной порции. Проверяющие офицеры-инспекторы объясняли, что продукты нам выдают по норме.
Неужели солдатам положено есть по черпачку «постного» супа и по трети черпака каши?
В нарядах по кухне мы видели, как повар раздаёт друзьям-старикам масло, тушёнку и хлеб. Ребята, ездившие на работу за город, рассказали, что по пути следования прапорщик, старший колонны, приказал водителю остановиться возле частного дома. Он открыто продал людям коробку тушёнки за 50 рублей. Нашей тушёнки.
Пищу солдаты принимают быстро. Я ел всё, что давали, кроме нелюбимых с малых лет манной и рисовой каши. Даже позднее, в Афганистане, когда первый месяц мы плохо питались, я ни разу не попробовал рисовой каши. Помнил, как в детском саду воспитательница заставляла меня есть рис в обед. Я съел всего лишь одно разбухшее зерно риса, и меня тут же вырвало.
Однажды сержанты устроили нам нечто вроде урока. Только мы сели за стол и начали есть, прозвучала команда «Взвод, встать!» Удивлённые солдаты вскочили с мест. По второму приказу курсанты бегом направились на выход.
Несправедливость со стороны «замка». Нас подняли раньше времени, предоставлявшемуся для принятии пищи.
До сих пор я ем довольно быстро. В сознании остались те уроки.
День принятия присяги. Учебка поротно и повзводно вышла из ворот части. Впереди несли знамя, шёл оркестр, играющий марши. Все чувствовали торжество момента.
Нас построили на площади у окружного дома офицеров. Командир батальона подполковник Кривенко произнёс краткую речь, и солдат начали вызывать к нескольким столам, установленных на площади. Не забыть, как я, услышав свою фамилию, громко отозвался и вышел из строя с автоматом на груди. Чеканя шаг, подошёл к командиру взвода и доложил о прибытии для принятия присяги.
Торжественный текст все знали наизусть. Кто забывал, тем подсказывал офицер, стоящий позади присягающего.
Присягнув, расписывались в специальной ведомости чернильной ручкой с золотым пером. На ту ручку с нас собрали по рублю. Неужели она стоила несколько советских червонцев? Это был первый побор.
По возвращении в часть на территорию допустили всех приехавших родственников. Они осматривали казармы, сверкающие чистотой (пол вымыли с мылом и натёрли коричневой мастикой).
Ознакомившись с условиями жизни сыновей, родители с детьми, ставшими солдатами, разместились на скамьях перед учебным корпусом. Ох, и покушали мы тогда. К Тольке Веснину не смогла приехать мать-инвалид. Земляки звали его к себе, и Толян фланировал от одной скамеечки к другой. Толька наелся так, что его живот заметно раздулся. Веснин, улыбаясь, похлопывал по брюху рукой и шутил: «Надо ещё что-нибудь скушать про запас».
Но… всему приходит конец. Час прощания с родными приближался, как и грусть в сердцах бойцов. Хорошо, я служил в 4-х часах езды от родного города. Родители или сестра навещали меня ежемесячно. Каждый приезд родных – праздник для солдата. И, конечно, для его друзей. От родителей служивый возвращался с пакетом, наполненным продуктами. Для старшего сержанта, заместителя командира взвода – обязательное подношение. Деньги или что-нибудь особенное, вроде набора фломастеров. Сержант ничего не вымогал. Подарок ему подразумевался. Иначе в следующий раз не отпустит в увольнение.
* - «Звёздное лето», А.Пугачёва, И.Резник.
** - В.Высоцкий, «Песня конькобежца на короткие дистанции».
СА - 1-ый год. Рексы, они же младшие командиры
Заместитель командира взвода («замОк»), старший сержант Иван Сергеевич Петров служил последние полгода. (Имя и отчество сержанта «молодые» знали. После приказа об увольнении ко всем дембелям велели обращаться только по имени-отчеству. Считалось, будто бы дембеля стали гражданскими лицами, хотя они ещё служили от одного до трёх месяцев.) Высокий, крепкий мужчина. Он и на перекладине хорошо крутился. И службу знал отлично. Наверное, единственный из «стариков» учебного батальона, кто больше всех показывал, что он дембель. Петров ходил в аккуратно ушитой «хебешке». Руки всегда в карманах. Постоянно валялся на койке в казарме. Время от времени, понятно, появлялся в учебном классе. Надо сказать, обладал непререкаемым авторитетом. Точнее – Петрова опасались.
Служившие в войсках знают, дембеля отдают честь не по-уставному. Каждый придумывает свои заморочки. Никто не подносит руку близко к виску, как положено. Если командир взвода Токмачёв отсутствовал на утреннем разводе, Петров шёл на доклад вместо него. Он командовал: «Взвод, смирно! Равнение на середину!» Затем поднимал правую руку, сгибая её в локте, кисть опускал параллельно земле и растопыривал пальцы. Руку держал сантиметрах в 15-ти от виска. Иван Сергеевич «дембельским» строевым шагом (т.е. слегка приподнимая ноги, не на положенные 15-20 см.) направлялся к комбату на доклад.
Командир батальона не делал дембелям замечаний по отдаче чести. Он и сам держал руку на приличном расстоянии от головы, развернув ладонь от себя. Почти, как член Политбюро ЦК КПСС, на праздничном параде.
Думаю, Петров презирал всех подчинённых. Особенно нас, первогодков. За малейший проступок бил по печени. Издеваясь, пояснял: «Вы знаете, что удар в печень заменяет пару кружек пива? А кто вас здесь угостит пивком? Только я».
Однажды «замок» явился в роту весёлым. Построил нас и сказал:
- Ходил в полк связи. Со мной поделились опытом, как буквально за 10 минут можно вымотать взвод.
Ясно, радость Петрова никому не пришлась по душе. Старший сержант приказал бойцам обнять друг друга за плечи, сесть на корточки и бежать на месте.
Мы топтались на полу, а сержант подгонял:
- Быстрее, волчата, не шланговать!
Толька Веснин, утомившись, прекратил перебирать ногами. Опустив голову вниз, Толян держался за меня и ещё за одного бойца.
Я негромко сказал другу:
- Весна, ты забыл, что ли, как тебя в электричке приводили в чувство? Шевели ногами, и не вешайся на нас. Измордует…
Наконец, довольный Петров командами поднял и распустил солдат.
- Любимый командир всё более изощряется в пытках личного состава, - сказал я Вадьке Чернову.
- Ничего, другие вынесли, и мы не помрём, - отозвался неунывающий товарищ.
Я поражался его стойкости и твёрдости характера. Вадима били, а он неизменно улыбался в ответ. За это получал ещё.
После присяги наш учебный взвод, случалось, гоняли до утра.
Мы стоим в трусах и майках перед командирами. Пол намок от солдатского пота и потемнел.
Петров разъясняет:
- Не думайте, что вас гоняют за что-то. Конечно, в дальнейшем за проступок даже одного курсанта дрючить стану всех. Это называется: воспитание коллективом. А сейчас мы дрессируем вас только потому, чтобы служба не казалась мёдом. Ну что, переходим к ночному вождению?
Данным термином обозначался особый вид издевательства. Взводу давалось десять секунд, за которые все бойцы должны были проползти под рядами кроватей. У крайней койки с ремнями в руках стояли два ефрейтора. По истечении назначенного времени они начинали отчаянно бить пряжками опоздавших пацанов по спинам, плечам, головам. Куда попадёт. Если солдат валился на пол от сильного удара, ему разрешалось «отбиться».
Ещё один метод выматывания бойцов: приказывают зайти в проходы между кроватями. Встать ногами на нижние койки. Руками взяться за верхние кровати и на руках зависнуть в воздухе. По команде начинаем отжиматься. Упражнение простое, но, учитывая то, что мы отжимаемся помногу раз с небольшими перерывами – сильно устаём. Незаметно ставим ноги на нижний ярус и отдыхаем, делая вид, будто продолжаем болтаться в воздухе.
Сержант, зная уловки курсантов, стоит на табуретке во втором ряду кроватей. Перед собой на шерстяное одеяло бросил десяток сапог. Если замечает, что кто-то «шлангует» – немедленно швыряет в него обувью. А кирзовый сапог нелёгок.
Не забуду, как от попадания сапогом в лоб рухнул вниз боец, стоявший передо мной. Он, как и многие из нас, имитировал зависание. Сержант это заметил.
Парень поднимается с пола. У него рассечена бровь, по щеке кровь. Курсант прячет счастливую улыбку. Сейчас ему разрешат отбиться…
Если «замок» или кто-то из других младших командиров гонял подчинённых, о нём говорили «сегодня рексует». От слова «рекс» (распространённая кличка для собак). Такое имя хозяева собак нередко дают своим верным псам.
«Рексовали» чаще молодые командиры. Считалось – это их удел. А «старослужащие» лишь давали указания.
Когда взвод водили в город на культурные мероприятия, Петров, понятное дело, шагал впереди с другими младшими командирами. Находясь в хорошем настроении, он весело давал команду: «Про самоход за-пе-вай!» Все знали, сейчас надо петь песню «Идёт солдат по городу».
Старший сержант, словно посетитель ресторана, «заказывал» музыкальные номера, которым придумал свои названия. Скорее всего, от кого-то услышал.
После песни о солдате, попившем кваску и скушавшем эскимо, давалась новая команда: «Про проститутку за-пе-вай!» И взвод пел песню «Не плачь, девчонка».
Сержант Чалов, прослуживший год, не зверствовал. Низкорослый, крепкий мужичок занимался с нами и строевой подготовкой, и разборкой-сборкой автомата. Довольно незаметный человек. Не знаю, по какой причине он поссорился с Петровым. Недавние друзья, они почти не общались.
Во взводе служил земляк Чалова, знакомый ему ещё с «гражданки». Иногда его приглашали за «вечерний стол» к старикам. Довольно часто вечером для них на кухне жарили картошку. Выдавали и хлеб с маслом и сахаром. Естественно, чаёк. «Штатный» гитарист (парень нашего призыва) пел блатные песни. Его тоже кормили. Наверное, давали выпить. В петровской компании поддавали, но никогда не скандалили по пьянке. Утром все выходили на зарядку. Кроме Петрова.
Два ефрейтора Сергей Возгин и Александр Михеев отслужили по полгода. Их оставили в учебке с условием: за второе полугодие службы научится делать подъём переворотом. Тогда им присвоят сержантские звания. В противном случае переведут в линейные воинские части. Михеев, до армии успевший жениться, окончил техникум связи. Он требовался как специалист. К 19-ти годам Шурка (так я однажды назвал его за глаза, и с тех пор между собой мы иначе как Шуркой Михеевым ефрейтора не называли) отрастил солидный животик. Светловолосый, с реденькими рыжими усами, ефрейтор вызывал отвращение. Нередко низкорослый Михеев, встав на цыпочки, дотягивался ручонкой до лица провинившегося и наносил несильные, но морально плохо переносимые пощёчины. Лучше получить в печень от Петрова, чем от ходячей подлости – Шурки Михеева.
Ребята из Челябинска, земляки Михеева, вполголоса говорили: «После дембеля навестим сучонка на дому. Пересчитаем зубки рыжему засранцу».
Однажды вечером Михеев по указанию сержанта Петрова «занимался» с взводом. Мы снова, сидя топтались, а Шурка, как настоящий капо, зверствовал. Он делал страшную рожу и шипел:
- Я вам покажу, твари… Чё, гады, совсем оборзели? Запомните на всю жизнь сегодняшний вечер.
Запомнили.
Михееву не понравилось, как один пермяк, Пашка Рыбин, – здоровый, высокий пацан, выполнял его команды. Ефрейтор подошёл к пареньку. Задрал голову и, как обычно, протянул руку к лицу солдата. Только он ухватил его за подбородок, как боец, не выдержав, от души врезал рыжему по морде. Тот не упал, но пробежал задом несколько метров.
Шурка, судя по всему, растерялся. Видимо, его давно не били. Ефрейтор стоял на месте, опасаясь приблизиться к курсанту и, не переставая, повторял: «Вот ни хрена себе, вот ни хрена себе…» Потом умолк.
Пауза затянулась. Михеев, не отдав никакой команды, пошёл к выходу.
Сержанты стояли в коридоре, откуда доносился их хохот. Видать, травили анекдоты. Через минуту в наше расположение зашёл сержант из другого взвода – Бисимбаев. Он только кивнул головой Рыбину. Парень направился к выходу. Ясное дело, на экзекуцию.
Как ни странно, объявили отбой (наказание для взвода за проступок Рыбина отложили на следующий день).
Я не спал. Из-за дверей слышались возмущённые . Через некоторое время в казарму зашли сержанты. Чуть позже вошёл и Рыбин. Следом за ним - сержант Бисимбаев. Тот участливо смотрел на провинившегося. Положил руку на плечо Рыбина и сказал: «Ты понял, что неправ? Кто бы он ни был, если старше тебя по призыву, мы всегда встанем на его сторону, даже если неохота. Ну, зарвался малость помазок*. С кем не бывает? Но он же твой начальник».
Казалось, Бисимбаев оправдывается перед бойцом.
Я увидел Пашкино лицо. С одной стороны его фейс прилично распух. Рыбин медленно шёл к своему месту.
Через несколько лет я увижу фильм М.Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Помните главного героя МакМерфи, в момент возвращения в палату после второй пытки током? Его физиономию? Примерно так выглядел и наш солдат. Павел стойко перенёс избиение.
Меня могут спросить, почему мы не бросились на защиту товарища? Отвечу: во взводе, как и в некоторых иных сообществах, люди дружат группами. Нет сплочения.
Михееву повезло. Кинься он на Рыбина после удара - его бы разорвали. Настал момент переполнения чаши терпения. Но, после паузы, вызванной уходом Михеева за помощью к старослужащим, народ поостыл.
Если бы мы всё же избили сержантов, уверен, командование нас бы не поддержало. Вполне возможно, что кто-то бы угодил под трибунал за избиение младшего комсостава. Ведь все безобразия в батальоне творились с молчаливого согласия. Недаром же ни один офицер, даже на дежурстве, никогда не ходил дальше порога казармы. Ведь он запросто мог увидеть бесчинства сержантов. И он должен был бы что-то предпринять. А вот это как раз никому не нужно.
Ещё немного о «восставшем» Пашке Рыбине. После инцидента его приняли в «сообщество друзей "замка"». Во время утренних разводов Рыбин оставался в расположении. Когда в казарму вбегал кто-либо из курсантов для устранения непорядка во внешнем виде (например, для подшивки свежего подворотничка), Рыбин подходил к «влетевшему» бойцу и наносил пару ударов, приговаривая: «Что ж ты, падла, командира подводишь? Ещё раз не подошьёшся – зашибу!»
Должен сказать, одного сержанта в батальоне всё же наказали за насилие над солдатом. Мы видели виновника, когда впервые шагали по военному городку. Солдат шёл без ремня под конвоем двоих бойцов. Он сломал ногу курсанту. После нанесения травмы сержант ещё несколько раз пнул подчинённого по повреждённой конечности. Изверга наказали... десятью сутками ареста и разжалованием в рядовые.
Если всё так и произошло, то комбат, получается, укрыл преступление. Солдата следовало привлечь к уголовной ответственности. По статье за нанесение телесных повреждений он, наверняка бы, получил лишение свободы. Вместо этого - лишение звания и недолгое пребывание на гарнизонной гауптвахте. А потом демобилизация. Возвращение домой и непременное уважение отслужившего «орла» родными и товарищами.
Получивший по физиономии Шурка Михеев, очевидно, уверенный, что его в любом случае оставят в учебке (у него же специальное образование), нисколько физически не совершенствовал себя. Чего не скажешь о втором ефрейторе – Сергее Возгине. Тот выполнял необходимые спортивные упражнения. К нам относился нормально. Одно время задружил со мной, но в меру, допускаемую его положению. К сожалению, Сергей быстро перенял некоторые не лучшие навыки сержантского состава. Однажды в учебном классе, за не особо внимательное слушание урока Возгин поднял троих человек из-за столов. Среди нарушителей оказался и я.
«Сейчас конкретно получите, замолочу вас», - заявил интеллигентный юноша, употребляя матерные слова. Не верилось, что Сергей из-за ерунды распустит руки. Мне же первому и досталось. Возгин с размаху нанёс удар в грудь. Стало не столь больно, сколько обидно. Человек на глазах превращался в подонка, почувствовав сладость власти и безнаказанность. Он - предатель нашей, хоть и небольшой дружбы.
К тому времени до окончания учебного подразделения оставалось совсем немного. Когда в один из вечеров Сергей ходил между рядами и просил у ребят фотографии, объясняя, что хотел бы иметь фото солдат из своего отделения, я соврал, что у меня нет карточки.
*- Помазками в учебке называли солдат, отслуживших полгода. После года службы бойцы именуются «черпаками», а потом уже и «стариками».
В нескольких километрах от города у батальона имелся объект «Стрела» (название изменено, - прим. автора). На большой территории стояли десятки законсервированных автомобилей связи. К машинам я ещё вернусь.
Нас же по очереди (неделю один взвод, неделю – другой) возили туда на строительство здания из кирпича. Профессиональные каменщики из числа солдат воздвигали стены. Остальные таскали по лесам кирпичи и цементный раствор.
Кстати, одного мастера кладки специально «заказали», и его призвали спецнабором в июне из Удмуртии. Низкорослый парнишка с выпученными глазами по имени Алмаз полюбился младшему комсоставу. Его постоянно подначивали. Но он выглядел серьёзным. В армии служит. Не просто так. Кирпич клал хорошо. Его хвалили.
Вкалывали на стройке без передыху. Лишь разок я попал на халявную работу. Лопатой подавал раствор Алмазику. Он стучал мастерком по месту, куда надо кинуть цемент. Хорошая работёнка. Но – лишь денёк.
До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы впервые от души наелись в обед на «Стреле». То ли повар перепутал норму выдачи, но супа и хлеба привезли очень много. Я съел полтора котелка густого борща, закусив почти целой булкой хлеба (без двух кусков). Представьте – не лопнул. Другие тоже плотно пообедали. И работали без одышки.
Однажды днём нас повезли с объекта в часть. На «Стрелу» собирались приехать с визитом старшие офицеры и генерал из штаба округа. Увидев, что на стройке пашут курсанты учебки вместо обязательного обучения, начальники бы устроили разбирательство.
Нас везли в будках (кунгах) автомобилей. Бойцы сидели на высоких столах по бокам кунга. Автомобиль неожиданно стал разворачиваться на дороге. Я заметил, что машина заваливается на бок. Сейчас упадёт. Не испытывая страха, протянул вперёд ногу, думая соскочить на боковую часть. Но в последний момент автомобиль сильно тряхнуло и мы беспорядочно попадали со стола.
Я лежу и слышу, за спиной громко ревёт очкарик Вырзин. А его кровь хлещет мне за шиворот. Думаю, разбил парень оправу, а стёклами поранил глаза.
Дверь заклинило, нам помогли открыть её гражданские водители, остановившиеся, увидев аварию. Мы выбрались на шоссе. Глянул на Вырзина. Его очки не пострадали.
- Что ты ревел во всё горло? - спросил я.
- Тебе показалось. Чё бы я бы… это самое-то?
Ясно, солдат заплакал от испуга. Сейчас ему стыдно.
Проблема возникла и у меня. При падении я ударился бровью о винт, торчащий из стенки будки, поранил бровь, и за шиворот хлестала моя кровушка.
Машину быстро поставили на колёса, проезжавшие мимо два автомобиля с кранами. Меня доставили на объект с противоположной стороны. Говорили, будто сразу после аварии кто-то крикнул: «Машина перевернулась!». Другой голос: «С людьми?» - «Нет, с солдатами!»
Нас отвезли обратно на «Стрелу». Подъехали с другой стороны. Меня завели в одноэтажный домик. Находящийся там солдат (не медик) открыл аптечку, и на кусок ваты вылил половину пузырька с йодом. Приложил ватку к ранке и крепко перебинтовал голову.
Сразу начало невыносимо жечь в области раны. Я терпел минут пятнадцать. Затем сорвал повязку. Поздно. Кожа в области раны сильно обожгло йодом. Когда приехали в часть, у меня от ожога появились волдыри с характерной жидкостью.
В медсанбате фельдшер сначала ножницами срезал образовавшуюся заусеницу на брови, а затем вскрыл «пузыри», чем-то смазал рану, перевязал и велел через день показаться ему.
На следующий день я заметил, что при каждом повороте автомобиля, в котором нас вновь везли на «Стрелу», мне кажется, что мы непременно перевернёмся. Психологическая травма. Чувство страха при нахождении в кузове автомобиля исчезло приблизительно через месяц.
Продолжение: https://dzen.ru/a/ZfzjRcozQTDj6lO9
