Революция, от которой ожидали решения всех проблем прошлого (и, прежде всего, экономических), совершенно неожиданно привела к самой настоящей финансовой катастрофе
Самое раннее из имеющихся у меня свидетельств очевидцев о беспокойствах по поводу денег относится уже к лету 1917 г. – всего за три месяца революции, по наблюдениям очевидцев, рубль успел подешеветь в три раза:
«Теперь деньги шальные. Деньги потеряли всякую ценность… В связи с поднятием цен рабочими поднимаются цены и на все предметы. И выходит так, что деньги дешевеют с каждым днем. Эта формула вернее, чем: «жизнь дорожает». Я смотрю на рубль сейчас, как смотрел прежде на 30 коп. Да это и на самом деле так»
(из дневника Г. Князева, запись за 23 мая 1917 г.).
С каждым месяцем революционного 17-го года цены росли все больше, пугая обывателя набиравшими обороты темпами. К октябрю соотношение стало таким: один «революционный» рубль стоил не более 10 копеек старого.
Так, по наблюдениям Ю. Кантакузиной – дотошной домохозяйки, к октябрю 1917 г., туалетное мыло, стоившее до революции 20 коп., подорожало до 3,5 руб. (в 17,5 раз), хозяйственное мыло почти совсем пропало, как и рис, сливочное масло выросло с 60 коп. за фунт (400 г.) до 10 рублей (в 16,6 раз дороже).
Рост цен больно ударил не только по бедным слоям населения, но и по среднему классу – так, различные виды тканей, стоившие до революции 4,5-5 рублей за метр стали стоить от 50 до ста рублей (в 10-20 раз дороже). Готовое платье, раньше стоившее 60 рублей, стало стоить тысячу (в 16 раз дороже). Таким образом, в общем и целом цены всего за полгода революции выросли более чем в 15 раз.
Для сравнения, средняя зарплата госслужащего весной 1917 г. составляла около 300-350 рублей в месяц. Этих денег к октябрю 1917 г. хватило бы на «прожиточный минимум», но никак не на достойную жизнь представителя среднего класса. Что уж говорить о простых низах общества, которых всегда абсолютное большинство! Если состоятельные люди впервые ощущали нужду, то беднота просто голодала – тогда, когда до настоящего голода было ещё далеко.
Обесценивание денег приводило порой к самым парадоксальным последствия. Так, например, по воспоминаниям Николая Редена, разгулявшиеся в Петрограде бандиты предпочитали раздевать и разувать своих жертв, нежели охотиться за их кошельками – их содержимое потеряло всякую цену, тогда как дефицитная одежда и обувь сулила солидный барыш.
Революционная гиперинфляция
В 1918-1920 гг. ситуация на денежном фронте приняла катастрофический характер.
Не удивительно, что в крупных городах, таких как Петроград, при таком катастрофическом соотношении цен к заработной плате, прожить на заработную плату было попросту невозможно.
Так, сотрудник архива Г. Князев, получая в начале 1919 г. 1200 рублей в месяц, за первые пять дней месяца на еду расходовал 2/3 семейного бюджета. Цены же были таковы: крупа стоила 38 рублей за 400 г., масло — 85 р. И хлеб — по 20 рублей. Если сравнить цены на масло, то всего за год с небольшим (с октября 1917 до января 1919 г.) цены выросли в 85 раз, а зарплата – всего в 4 раза.
«Немудрено, что люди мрут. Наш сослуживец, Дмитриев, ведь в буквальном смысле слова умер от голода», - грустно заканчивает Г. Князев свою запись от 5 января 1919 г.
К осени 1920 г. ситуация в Петрограде стала ещё хуже.
М. Врангель, при советской власти хранительница Музея города в Аничковом дворце (ответственный сотрудник), получала в это время 18 тысяч рублей в месяц и едва сводила концы с концами. Осенью 1920 г. цены на свободном рынке были такие: 400 г. (полбуханки) хлеба стоило 500 рублей, полкило мяса 1700 рублей, яйцо (одно) стоило 400 рублей, 400 г. масла – 12 000, сахара – 10 000, соли – 350 р., картофель (6 штук) – 250 руб., хозяйственное мыло – 5000, иголка (одна) – 100 р. Потрясают цены на сапоги – 150 000 р. (!)
По крайней мере, если судить по фунту масла (с 10 рублей до 12 000), цены за три года выросли в 1200 раз! Зарплата (с 300 рублей до 18 000) – только в 60.
Насколько обесценился рубль подчас один-единственный факт показывает больше, чем целая колонка цифр. Когда М. Врангель попросила об услуге соседку, предложив ей вознаграждение в 100 рублей, та отказалась: “Ну да, буду я с вами валандаться. А дрянь-то эту уберите, что я на нее купить могу, ведь это даже не гривенник” (20 копеек).
Другой наблюдатель эпохи оценил рубль 1920 г. ещё дешевле: «в отношении продуктов 100 р. = 1 коп., в отношении книг и других вещей 100 р. = 1 р.».
За пределами Петрограда
Состояние с финансами в провинции было значительно лучше, чем в крупных городах – из-за обилия продовольствия в деревнях покупательная способность денег была выше.
Так, по свидетельству А. Окнинского, зимой 1918/1919 гг. в тамбовской деревне за 3 литра парного молока он платил 5 рублей «царскими» (купюрами дореволюционного образца), тогда как до революции то же количество стоило гривенник (20 копеек) - всего в 25 раз дороже (все лучше, чем в тысячу!). Но здесь надо учитывать, что А. Окнинский расплачивался «царскими» рублями, чей курс был намного выше «пятаковок», которыми выдавали зарплату в советских учреждениях служащим, таким как М. Врангель.
Тем не менее, изобилие продуктов, почти лишенных товарного значения в условиях рухнувшей экономики, в известном смысле сбивало цену.
Так, например, в ноябре 1918 г. тот же А. Окнинский был приятно удивлен разницей цен на зерно между тамбовской деревней и Питером, откуда он только что сбежал. Зерно весом 3 пуда 30 фунтов (60 кг) обошлось ему 57 с лишним рублей (которые крестьяне бесплатно обменяли на муку того же веса), тогда как в Петрограде пуд (16 кг) ржаной муки можно было достать лишь за 1500 рублей, т.е. 93 рубля за кг. Разница получалась почти в 100 раз!
Правда, зерно он покупал как госслужащий по «твердым» (читай – очень низким) государственным ценам и на «царские» рубли (а не на советскую бумагу – «пятаковки»), но разница впечатляет. Инфляция и дороговизна не так сильно били по карману в глухой провинции, как в голодных мегаполисах.
Но такой поверхностный анализ далеко не достаточен: нужно учитывать не только количество еды, которое можно было купить на эти деньги, но и её качество. В то время когда в Петрограде перебивались хлебом с мякиной и селедочными головами – в деревне несравненно дешевле можно было свободно, не таясь, покупать не только парное молоко и зерно, но и жирную баранину и свинину.
Маховик инфляции набирал обороты. Ещё в 1917 г. её жертвой стала копейка – из-за нехватки металлов копейка стала печататься на бумаге, притом довольно скверной. К середине 1919 г., судя по свидетельствам современников, она исчезает. Если по деревням её ещё собирали, возможно, в качестве металла, или в связи с более низкими ценами в деревнях, где она ещё могла выполнять функцию разменной монеты, то в городах копейка исчезла из оборота.
В дальнейшем инфляция только набирала обороты и к концу Гражданской войны достигла фантастических размеров. По свидетельству А. Трушновича, его жалованья красноармейца в начале лета 1920 г. хватало на 3-4 дня. Деньги на остальные 20 с лишним дней приходилось добывать торговлей на базаре.
В 1921 г. счет уже шел на десятки тысяч:
«Вся наша жизнь превратилась в сплошной парадокс. Мы получаем жалование 11-18 тысяч и вынуждены в кооперативе платить за продукты по 25-30 тысяч за раз. Дрова предлагают в том же кооперативе по 36 тысяч рублей. Проезд по железным дорогам стоит десятки и сотни тысяч…
То, что происходит, не поддается никакому описанию. Это не жизнь, а сплошной парадокс. Как и чем все живут, сами никто не понимает. Вакханалия спекуляции достигла необъятных размеров. И можно ли во многих случаях назвать то, делается спекуляцией? Человек получает жалованье 12-16 тысяч, а на прожитие ему одному нужно, чтобы только не умереть с голоду, не меньше 100-150 тысяч. Откуда же берет деньги? Откуда же он несет в кооператив при «Кубе» сразу по 25 и больше тысяч за выдачу? Продает и перепродает, вынужденно, скрепя сердце, проклиная судьбу»
(Г. Князев, запись за 4 августа 1921 г.).
В 1922 г. цены измерялись миллионами. Так, А. Трушнович на занятые у друга 10 миллионов весной 1922 г., сумел купить лишь 3 кг мелкой копченой рыбы, миллион остался на полкило хлеба, да мелочи на 600 тысяч.
Вспоминая годы своей учебы в Военной Академии в 1920-1921 гг., будущий замком ВВС СССР, а тогда скромный слушатель Николай Соколов-Соколенок писал:
«Деньги падали в цене с такой катастрофической скоростью, что получаемого миллионными знаками жалованья, именно жалованья, а не заработной платы, хватало иногда лишь на то, чтобы расплатиться только за махорку «вырви глаз», которую удавалось выпросить в долг у доброго приветливого старика гардеробщика в академии».
"Николаевки", "керенки", "пятаковки"
Справедливости ради нужно отметить, что сопоставление цен, указанных свидетелями тех событий затрудняется тем, что на территории советской России в те времена ходило несколько разных «валют» с кардинально различным курсом по отношению друг к другу и к товарам. Это - царские ассигнации («николаевки», «николаевские» - наиболее «твердая» валюта), «керенки» (валюта Временного правительства), «пятаковки» (деньги советского правительства, на которых была подпись главного комиссара Народного банка РСФСР Г. Пятакова). Все эти валюты дешевели, но в разной степени – наибольшей девальвации подверглись «пятаковки», которыми платили зарплату хранительнице петроградского музея М. Врангель, архивисту Г. Князеву и слушателю Военной Академии Н. Соколову-Соколенку.
Так, например, упомянутый А. Окнинский, плативший «царскими» по рублю за килограмм муки, «советскими» платил по 62 рубля за килограмм. В результате чего его месячного жалованья счетовода в 1000 рублей хватало только на 16 кг ржаной муки (пол кило на семью из четырех человек – не густо, прямо скажем).
Сельский почтовый служащий мог позволить себе на свою зарплату «советскими» всего 6 кг ржаной муки в месяц. Сельские же священники, получавшие за требы этими же упавшими в цене кредитками, кормились почти только натуральным хозяйством.
К началу 1920 г. советские «дензнаки» ходили целыми неразрезанными типографскими листами – настолько упала ценность этих денег.
По подсчетам А. Окнинского на примере стоимости перевозки вещей (1,2 р. до революции и 5000 «советскими» осенью 1920 г.) можно сделать вывод, что курс советской кредитки к царской упал более чем в 4000 раз.
В провинции в порядке вещей было брать денежные знаки всех трех правительств – «николаевки», «керенки» и «советские». Именно так поступил, отправляясь в опасное путешествие, новоиспеченный красноармеец Н. Волков-Муромцев. В зависимости от сговорчивости продавца или ценности и доступности товара можно было купить его за ту или иную «валюту» (наиболее ценные – только за «царские», «настоящие деньги»).
На территориях национальных республик, на которые распалась бывшая Российская империя, эта система осложнялась хождением своей, национальной валюты («украинки»), которая ценилась подчас меньше, чем «керенки», но больше чем «московские» (советские «пятаковки»).
Разница валют порождала путаницу обменных курсов. Вроде бы все «рубли» (исключая национальные валюты) да цена на них разная. Вот характерный пример из странствий Н. Волкова-Муромцева:
«Поехали мимо Харьковского вокзала на окраину. Мы слезли, и я дал извозчику 50 рублей николаевками. Он долго на них смотрел.
— Это, братец, не 10 рублей, которые я просил, а сто десять. Чего вы раскошелились?
— Потому что мы вам очень благодарны.
— Да не за что… Когда вернетесь, не забудьте, я вас даром возить буду!»
Но сам финансовый хаос, когда в одной стране ходит как минимум три валюты (а реально больше), показателен. Для того, чтобы читателю лучше понять реалии того времени, можно было бы гипотетически представить ситуацию, что в наше время люди имели бы в кошельке для повседневных расходов кроме рублей доллары и евро, причем самые важные товары покупали бы не иначе как за иностранные дензнаки. А ведь именно такой ситуация была тогда в России – ни царского, ни временного правительства уже не было и в помине; по сути, «николаевки» и «керенки» - это валюта других стран, других эпох…
Это первая публикация из моего сборника воспоминаний очевидцев революции и Гражданской войны 1917-1922 гг. «Русский Апокалипсис: повседневная жизнь маленьких людей в эпоху величайшей катастрофы ХХ века».
Ставьте лайки, подписывайтесь и читайте новые главы!
Друзья! Если вам интересна тема подлинной истории Гражданской войны, подписывайтесь ✍️ на канал «Красные и белые»: там будут выкладываться эксклюзивные материалы, основанные на воспоминаниях очевидцев.