На календаре первое марта, весна пришла. По-разному пришла в разные регионы: где весёлым солнышком и теплом, так что даже нетерпеливые ирисы робко проклюнулись из земли, создавая видимость светло-зелёной щёточки, а где и морозом со снегом. Но это не так уж и важно, потому что всё-таки весна опять пришла. И день увеличивается, и мороз уже не так кусается, и солнышко ярко светит, трудится, старается побольше растопить снега за день.
Вышла Мария во двор, вдохнула морозный воздух, потрепала по шее пса, что тут же вылез из будки, весело помахивая хвостом:
- Хоть и кусается морозец, а всё же весной уже пахнет, да, Шарик? - Обратилась женщина к псу.
- Гав-гав, - радостно отозвался Шарик, что означало: «Конечно, пахнет, ещё как пахнет!»
Поставив псу миску с парующей кашей, Мария привычно начала хлопотать по хозяйству. Она любила весну. Вот странно всё-таки устроен человек: вчера ведь тоже был солнечный день, и также мороз щипал щёки и нос, как и сегодня… Также, да не так, потому что вчера была ещё зима, а сегодня всё, кончилась её власть, сегодня – уже весна!
Руки привычно делали свою работу, ноги ходили, а голова… голова жила своей жизнью: «Как ты там, Ванечка? Я погоду смотрела, тепло там, плюс десять… уже хоть не замёрзнешь, сынок…»
Дальше Мария думать боялась. Боялась мечтать о том, как однажды вернётся её Ваня, как обнимет она сына, упадёт головой на грудь… Боялась, чтобы не сглазить…
«Маленькие детки – маленькие бедки, а большие детки - …» - так всегда в Машином детстве частенько говорила и тяжело вздыхала бабушка. Тогда Маша бабушку не понимала, а сейчас…
«Охо-хох, судьба ты наша судьбинушка», - тяжело вырвалось из уст Марии.
А что она могла сделать? Что? Ведь не забрали насильно её кровиночку, сам пошёл. Сын так решил, а она не отговаривала, ломая руки и причитая. Всю жизнь за материнским подолом не просидишь… Приняла выбор своего Вани, стойко приняла, с гордостью, вот только покой навсегда покинул Марию с того самого дня, когда сын ушёл на эту непонятную войну.
***
Оксана понуро брела домой по залитому солнцем городу. Не чувствовала она ни запаха весны, которым так многие сегодня восхищались на работе, не радовалась теплу, не слышала щебетания птичек, что весело носились в небе, чирикая всё о той же весне и жизни. Глаза женщины безразлично скользнули по зеленеющей травке, по пробивающимся ирисам, сегодня они не были для Оксаны первыми вестниками весны, не наполняли сердце трепетом пробуждения.
«Цирк со 2 по 10 марта» крикливо выделялась афиша на рекламной тумбе у остановки. Оксана на мгновенье замерла, поражённая. Эта яркая и красочная афиша была как удар, жестокий, подлый, иррациональный. Тут же проехала машина с громкоговорителем, из которого голос весело зазывал на представление. В голове появилась пульсирующая боль: «Цирк, цирк, цирк… Они превратили жизнь всех людей в этот самый цирк!»
Десятилетний Богдан горько плачет, обнимая остывающее тельце Пушка. Неправильное лечение, ошибка ветеринара и их котика не стало…
- Мама, когда я вырасту, я стану кошачьим доктором. Я буду хорошим доктором, мама, я буду лучше, чем человеческий доктор, - всхлипывал её мальчик двадцать лет назад, - у меня никто не умрёт, потому что я буду хорошо учиться.
Богдан сдержал своё слово. Их двор (а жили они в частном секторе, оборудовав полдома под ветклинику) всегда был заполнен людьми с домашними животными. Оксана частенько ворчала на сына:
- Богдан, надо строго придерживаться расписания и не принимать в выходные дни и по вечерам.
- Мама, но ведь их маленькие жизни не могут ждать расписания. У людей есть скорая помощь, а у них нет. Это неправильно.
Слёзы покатились по щекам Оксаны. Он был очень добрым и мирным человеком её Бодя, так она называла сына в детстве, никогда не интересовался политикой, ему было абсолютно всё равно на каком языке к нему обращаются, всё, чего он хотел – лечить маленькие мохнатые жизни. Где сейчас её сын? И жив ли он вообще? Кто дал право этим «цирковым» людям хватать людей на улице и отправлять на бойню?
«Цирк, цирк, цирк… Они превратили жизнь всех людей в этот самый цирк!»
***
Их давили очень сильно. Вчера сдали очередной опорник. Убитых не забрали, раненых тоже не всех… Ничего нет, еды нет, воды нет, курева нет, «прославленных» вояк тоже нет, как и помощи…
- Всё, хлопцы, похоже, это наша последняя весна… Не лечить тебе больше «Док» хвосты…
Богдан только сплюнул и отвернулся:
- Дерьмо…
А перед глазами, как в калейдоскопе, промчались усатые и лохматые морды с человеческими глазами, в которых страх и боль… а ещё мама… Сегодня так солнечно и тепло, наверняка, она убирает граблями небольшие полоски с пробивающимися ирисами у ворот, чтобы у людей немного поднималось настроение, когда они несут к нему свою очередную боль и волнение. Интересно, они уже пробились эти ирисы? Почему-то мама всегда их называет «петушки»…
Очередной взрыв разрушил картинку…
***
- Как думаешь, остался там кто живой?
- Да, х… его знает… Не хотелось бы нарваться…
- Пацаны, кажется, хохол «Волгу» вызывает…
- Так кажется или вызывает?
- Вызывает!
***
Ивану с Саней поручили вывести этих сдавшихся семь человек в тыл.
- А, сука, ваши же по вам и лупят, - крикнул Иван и направил автомат в небо, пытаясь сбить дрон противника.
Раздался взрыв.
***
Шарик как-то судорожно взвизгнул и жалобно заскулил.
Мария выронила таз с бельём и схватилась за сердце:
- Ванечка…
***
Иван с трудом открыл глаза, голова нещадно болела, казалось, нет ничего страшнее в мире, чем эта боль…
То, что он находится в госпитале, Иван понял уже несколько дней назад, просто сил открыть глаза не было. Вынесли таки его пленные хохлы к своим, не бросили, не разбежались, хотя куда им бежать? Спереди мы лупим, сзади – свои же добивают…
Надо бы матери позвонить… ладно, потом, не сейчас, слишком тяжело… Он опять провалился в сон. Ему снился родной дом, на подоконниках зеленеет рассада, во дворе счастливо повизгивает Шарик, пытаясь разгрызть мячик, который Иван ему купил накануне, а мама печёт пирожки… пирожки… он отчётливо слышит их запах… только мама умеет печь такие пирожки, их запах он не спутает ни с какими другими…
- Кушайте, сынки, кушайте, набирайтесь сил, порадуйте своих мамок выздоровлением, - тихо приговаривает Мария, угощая раненых бойцов в палате пирожками.
- Мама, - прошептал одними губами Иван и открыл глаза.
Нет, это не сон, вот она мама, тихо передвигается по палате, подходит к каждой кровати, достаёт из большой сумки пирожок, вкладывает в руки и гладит легонько каждого по голове, приговаривая что-то очень тихо.
И почувствовал Иван, как вместе с запахом пирожков вливается в молодое тело сила, отступает боль. Да, это за неё он пошёл добровольцем на эту войну, за её тихий голос, за её улыбку, за МАМУ!
***
Оксана медленно брела домой, понуро опустив голову. Сегодня на календаре 8 марта, и солнце радостно окутывает своими тёплыми лучами всё живое, в который раз пробуждая жизнь на Земле. И хотя этот праздник у них на официальном уровне отменили, оставшиеся мужчины всё равно поздравляли женщин, дарили тюльпаны и говорили хорошие слова, вот даже с обеда всех женщин отпустили домой. А на каждом углу люди продавали цветы, и праздник, вопреки запретам, витал в воздухе. Только этот воздух не проникал в сознание Оксаны, не наполнял сердце радостью. Где сейчас её Бодя? И есть ли он ещё вообще на этой земле?
Придя домой, Оксана тут же включила компьютер, и судорожно стискивая мышку, забегала по сайтам, пытаясь узнать хоть какую-то правдивую информацию, читая списки погибших, пропавших без вести, всматриваясь в различные коротенькие ролики с фронта. Так её соседка месяц назад случайно наткнулась на ролик в телеграмме и узнала в пленном своего мужа. Может и ей выпадет удача: узнать что-то о сыне? Почему-то именно сегодня верилось в то, что она непременно что-то найдёт…
Звонок скайпа резко разорвал тишину дома.
- Мама, это я. С праздником тебя!
Она задохнулась, непроизвольно закрыв ладонями рот, чтобы сдержать крик.
- Мама, я жив, я в плену, со мной всё хорошо, не переживай.
Слёзы мгновенно обрушились потоком из глаз, Оксана плохо сейчас соображала, только одно слово стучало в её голове: «Жив! Жив! ЖИВ!!!»
- Мама, не плачь, теперь всё будет хорошо…
- Как хорошо… что будет… как будет? Сынок!!! – Вырвался раздирающий крик.
- Хорошо всё будет, мама, не верь, что тебе там говорят. Они всё врут, мама.
- Как мне тебя забрать, сынок? Может, обмен…
- Не надо никакого обмена, мама, я больше туда не вернусь.
- А как же… а что же… я заберу…
- Мама, это я тебя со временем заберу!
- Куда заберёшь?
- Сюда заберу. Не слушай никого, верь только мне, мама. Я заберу тебя и всё у нас будет хорошо! Всё, мама, пожалуйста, не плачь, верь МНЕ, мама!
Связь оборвалась.
Оксана ещё долго смотрела в заставку экрана, плакала и шептала: «Я верю тебе, сынок».
