Жемчужно-серое небо, тяжелое, полное, словно готовый лопнуть бычий пузырь, нависло над долиной. Я стоял на восточной стене замка, над воротами, и неотрывно смотрел вдаль. Уже третий день стоял и смотрел. Ждал, когда на дороге, лентой тянущейся из леса, наметится движение. А его все не было... Как не было и той, ради которой мы мокли здесь все предыдущие дни.
Пошел мелкий дождь.
- Опустить мост! Поднять ворота!
Хриплый голос привратника, суматоха, лошадиное ржание. В одной из карет приехала она. Та, которой надлежало через три дня стать женой нашего господина, барона Шпитцберга.
Скосив глаза, я мог видеть, как ворота, словно пасть исполинского чудовища, поглощали эту длинную процессию под звуки приветственных фанфар. Поглотив добычу, они с лязганьем опустились. Все. Более ничего не было видно. Я продолжал стоять на своем посту, неподвижно глядя вдаль, и мог только слышать, что творится в замке. Я знал, что внутренний двор сейчас переполнен людьми. Стража, приближенные барона, дамы в бархатных платьях, любопытствующие слуги – всех не перечислишь. Все ждут ее, все взгляды устремлены на будущую госпожу. Музыка смолкла и слышно только дуновение ветра да приглушенное лошадиное ржание.
- Марта Мария Брунгильда Моравская! - услышал я ее имя.
Наверное, сам барон подал ей руку, помог сойти со ступенек кареты, почтительно приложился губами к руке в ажурной перчатке. Почтительно, но не более того. Ведь он встречал не любимую, а будущую союзницу. Как и было оговорено заранее. Эту сцену мне не довелось наблюдать, но я и не сожалел не минуты. Ровным счетом ничего не потерял.
За последние дни мы, подданные барона, были немало наслышаны об этой особе. Родом из Кракова, дочь знаменитого богача, из самой верхушки польско-чешской знати. Предстоящий брак, как водится, основательно просчитали обе стороны, что вполне естественно в их положении. У нее – богатое семейство, у него – титул, замок и власть. Союз двух сторон, идеально подходящих друг другу, и оттого союз успешный, сулящий обоим счастье и процветание. Счастье в их понимании этого...
Тьфу. Все это внушает отвращение к таким, как она. Они с колыбели учатся лгать и лицемерить, любить деньги и власть. Деньги правят их миром. Во имя богатства они заключают браки, убивают, изменяют себе. Иной жизни они не знают и знать не хотят. Тот, кто рожден в роскоши и довольстве, рожден для их мира, и никогда не снизойдет до нашего, мира простых смертных. Они сами заставляют ненавидеть их.
Мало нам было барона, сорокалетнего тучного деспота. Теперь еще она. Вкусив власть над всеми нами, она выместит на нас свою боль. Боль от потери свободы, от безысходности существования с постылым мужем, навязанным семьей. Она выйдет за него замуж... она просто не сможет поступить иначе...
Мои размышления прервал голос разводящего. Произошла смена караула и я покинул свой пост. Мы направились на кухню. Сегодня у барона будет длинный обед, а вечером бал. По этому поводу на кухне царит суматоха.
- Глядишь, и нам вина достанется с барского стола! - подмигнул мне мой друг Януш.
- Думаешь? Барон наш жаден больно.
- Слово даю, выкатит нам бочку вина в честь свадьбы. Шутка ли – в жены дочь Моравского берет, да еще такую красавицу.
- Неужто хороша?
- Не то слово. Ты сам что, не видал?
- Нет, - честно признался я.
- Эх, красотка! - Януш, мечтательно улыбаясь, заложил руки за голову. - Королева просто. Молода, бела, глаза как у лани – большие, темные.
Я рассмеялся.
- Когда ж ты разглядеть успел? Стоя на посту.
- Уметь надо! Улучил минутку. А ты все прозевал...
- Ну и черт с ней. Мне пялиться на жен барона ни к чему. Не мне ж жениться.
- Ладно, чего там! Может, она не такая, как первая его жена будет. Та ведьма попалась! А эта – девица совсем, авось наше житье хуже не станет.
- И то верно. Жестокости я не потерплю. Или забыл, как с нами тогда обходились? Сутками на посту, без воды, еды и в непогоду. Лишь бы в ее личную стражу не определили. Не вынесу этого.
- Вечером собрать нас должны. Вот и узнаем.
До ночи из ярко освещенных окон замка доносилась веселая музыка, вся прислуга была на ногах. Я снова занял свой пост и готовился простоять на восточной стене до рассвета, но караул неожиданно сменили и нас собрал начальник стражи. Случилось то, чего я и боялся. Меня определили в личную стражу будущей баронессы Шпитцберг-Моравской.
Теперь мне надлежало охранять ее покои, когда госпожа отдыхает, и следовать за ней повсюду, если она решит выехать за пределы замка. Я был зол. Служба есть служба, но подпирать двери в ее опочивальню мне совсем не хотелось. Мне казалось это более позорным занятием, нежели занимать пост на восточной стене. Здесь, в полумраке огромных залов, лишенный света и свежего воздуха, я не чувствовал себя воином.
Возможно, тогда судьба давала мне возможность. Но в тот момент я об этом не задумывался, да и могло ли такое прийти мне в голову, простому человеку?
Я занял свой пост еще до того, как бал в замке закончился и все стали расходиться по покоям. Отблески пламени на стенах затрепетали, послышался гул шагов, донеслись голоса – свита будущей баронессы провожала ее до покоев. Сам барон пожелал ей доброй ночи и, поцеловав руку, отправил отдыхать.
Так я в первый раз увидел ее лицо: усталое, молодое и довольно красивое. Но из всех чувств на нем преобладала именно усталость. Она приятно, но явно притворно улыбнулась барону и прошла в свои покои мимо нас, будто и не заметив. Словно мы, стражи ее опочивальни, были невидимыми.
Когда двери за нашей госпожой закрылись, я представил, как ее окружила прислуга, помогая раздеться и совершить вечерний туалет, положенный дамам ее круга. Потом она ляжет на пуховую перину, взбитую едва ли не до потолка, откинется на шелковые подушки, распустив по плечам темные волосы. Эта картина почему-то ясно представилась мне и я усмехнулся про себя: лезет в голову невесть что. И то правда. Мое дело – нести службу. А эта дама – не моя забота...
