Понедельник, 3 января 1994 года, стал одним из черных дней в истории отечественной авиации. Авиапроисшествие в небе над Иркутском тридцатилетней давности словно запустило адский конвейер, который не мог остановиться потом еще много лет.
Падение груженого истребителями «Руслана» 6 декабря 1997 года (погибло79 человек, в том числе 49 на земле), крушение Ту-154 на подлете к Иркутску в районе Бурдаковки 4 июля 2001 года (145 жертв), крайне неудачное приземление Airbus A-310 9 июля 2006 года, который выкатился за пределы полосы, стоило жизни 125 пассажирам и членам экипажа, падение нескольких грузовых бортов при взлете прикрепило Иркутску жуткий ярлык – город падающих самолетов. Если учесть, что аэропорт до сих находится вблизи с жилой застройкой, то, согласитесь, эпитет не самый приятный по форме, но весьма точный по сути.
Вернемся к черному понедельнику, третьего января. На улицах Иркутска пусто – у горожан продолжаются новогодние каникулы. В главном здании (слово «офис» тогда почти не использовали- Авт.) областной противопожарной службы было непривычно тихо. Сотрудники за исключением дежурной оперативной группы отдыхали. От пресс-службы в этот день выпало дежурить мне.
Около двенадцати часов дня по громкой объявили: «Дежурная служба на выезд!» Дежуривший от руководства подполковник Владимир Осипов позвонил и сообщил, чтобы я пулей спускался к машине ДСПТ. Дежурная служба пожаротушения – своего рода штаб на колесах, выезжала на все крупные ЧП. На тот момент противопожарная служба была самой организованной и боеспособной структурой, что впоследствии показали работы по ликвидации последствий других авиапроисшествий.
Привычное сегодня МЧС тогда представляло собой заурядную контору, которая по силе и мощи не могла тягаться с пожарными. У последних, к слову, функционировала шестая спецчасть, заточенная на ликвидацию крупных техногенных и прочих происшествий. Пресс-службу экипаж ДСПТ брал очень редко, например, на крупный пожар с пострадавшими. На мой вопрос: «Что случилось?» Старший экипажа ответил: «Что-то с самолетом» …
Из координат – только поселок Мамоны, район МТФ (молочно- товарной фермы). По дороге из управления пришла уточняющая информация – жесткая посадка самолета, летевшего в Москву, возможно есть пострадавшие, быть предельно аккуратными. От областного центра до Мамон около пятнадцати километров, движение в то время было не таким интенсивным, поэтом мы приехали очень быстро. Первое, на что обратили внимание – черный обгоревший тополь у забора фермы, часть крыши которой отсутствовала.
По инструкции, старший машины ДСПТ докладывает обстановку, например, «из окон пятиэтажки идет дым, звено газодымозащитной службы проводит разведку внутри помещения, развернуты две линии…». А в Мамонах стояла тишина, даже коровы не мычали, хотя их на скотном дворе было несколько сотен. «Вижу частичное обрушение кровли здания фермы, открытого очага не наблюдаю…». На вопрос из управления: «Где находятся пассажиры, была ли эвакуация из салона самолета?» «Не уверен, уточняю». «Что вы там уточняете? Это самолет приземлился, а не велосипед упал…» Далее – нецензурно.
Во дворе фермы работали два расчета, они проливали конструкции здания. У стены лежали двигатели и куча непонятно чего- каких-то проводов. «А где пассажиры?» Один из пожарных крикнул: «Если уцелели – на болоте…» На заснеженном поле отчетливо был виден черный след от копоти, сажи, несгоревшего топлива, еще чего-то.
В конце этой черной метки стоял уцелевший хвост лайнера. Шансов выжить после такого чудовищного удара не было ни у кого даже чисто теоретически. До позднего вечера бойцы противопожарной службы и прибывшие на помощь курсанты Высшей школы милиции выполняли самую тяжелую работу. Позднее судмедэксперты смогут идентифицировать тела лишь 74 пассажиров из 124 человек (включая членов экипажа), находившихся на борту. Еще один мужчина погиб, находясь в момент трагедии в здании фермы.
Даже силовиков настолько потрясла трагедия, что они старались не произносить слово «катастрофа».
Начальство все никак не могло определиться - снимать или не снимать процесс ликвидации катастрофы. У меня на тот момент был пленочный фотоаппарат «Зенит». На сильном морозе пленка замерзла, порвалась перфорация, но я успел снять кадров 18-20. Кроме этого снимал видеокамерой «Панасоник». Выезжая с экипажем ДСПТ, мы снимали материал для местного телевидения (репортажи с разного ЧП тогда пользовались большим спросом), а параллельно - для газет. За день несколько раз поступали взаимоисключающие команды: «Снимать всё! Потом разберемся!» и «Не снимать!». Дело дошло до того, что часть видеоматериала зачем-то стерли. В итоге рабочих съемок осталось минут 15, не больше.
Краткая хронология
Третьего января за штурвалом самолета ТУ-154 авиакомпании «Байкал», выполнявшего рейс BKL 130 по маршруту Иркутск-Москва, находился опытный пилот Геннадий Падуков, за плечами которого на тот момент было более 16 тысяч часов полета. Неприятности начались на земле, когда экипаж лишь с пятой или шестой попытки смог запустить двигатели.
Как выяснится в ходе расшифровки «черных ящиков», сигнализация «Опасные обороты стартера второго двигателя» сработала через полторы минуты после запуска двигателей, когда самолет находился еще на иркутской бетонке. Бортинженер Илья Карпов передал через диспетчеров «привет» инженерам, которые плохо подготовили двигатели. Предупреждения сигнализации экипаж посчитал ложным, и командир принял трагическое решение взлетать. Дело в том, что в руководстве по летной эксплуатации нет прямого запрета на взлет с горящей лампой «Опасные обороты стартера».
Через 3 минуты 45 секунд после отрыва от земли, стартер, о неисправности которого предупреждала лампочка, разрушается.
Возникший во втором двигателе пожар не удается потушить. Бортинженер выключает второй двигатель. Пожар перекинулся на вспомогательную силовую установку, командир запросил разрешение на экстренную посадку курсом взлета, но успел лишь развернуть борт. Упало давление в гидросистемах, неуправляемый самолет на скорости более 500 километров в час врезался в здание фермы. Полет продолжался девять минут…
Сегодня на поле близ Мамон, с видом на место катастрофы возводится храм, пока службы идут в деревянной часовне…
Прошло тридцать лет, но все как будто было вчера.
