Хотя после убийства эрцгерцога Фердинанда в Сараево обстановка в Европе постепенно становилась всё более напряжённой, в русской прессе вплоть до последних дней июля господствовало представление о том, что Австро-Венгрия не решится на начало военных действий с Сербией, понимая, что это с неизбежностью приведёт к столкновению с Россией. Предполагалось, что положительное влияние на своего союзника в этом отношении может оказать Германия. Поэтому ультиматум, предъявленный Сербии, который фактически означал неизбежность войны, для большинства русских журналистов оказался неожиданным.
Однако до последнего в русской прессе можно было видеть надежду на то, что Германия всё же воздержится от участия в войне, понимая, что ей придётся вести войну на 2 фронта, а военные действия критически скажутся на её экономическом положении. Русская пресса указывала на то, что большинство немецкого населения не желает войны. При этом делался акцент на панических настроениях в Германии, которые противопоставлялись спокойствию и патриотическому настрою русских. В газетах можно было найти анализ военного потенциала возможных участников войны, при этом делался вывод о том, что Германию неизбежно ждёт поражение, в силу явного превосходства стран Антанты.
Когда война всё же началась, то в русской прессе на первый план вышло влияние личностного и случайного фактора. Главным, если не единственным виновником войны объявлялся германский император Вильгельм II. Правитель Германии характеризовался как
«кичливый, надувшийся человечек»,
который сумел превратить в ужас жизнь миллионов людей.
Впрочем, с середины августа 1914 г. можно говорить о попытках русских журналистов дать более объективный анализ ситуации и причин начала войны. В качестве одной из важнейших причин, подтолкнувших Германию к началу военных действий, назывались интересы крупного капитала, который был заинтересован в получении военных заказов и возможном расширении рынка сбыта в случае победы.
Естественно, что речь в статьях шла не только о Германии, но и о том, зачем России нужно вступать в эту войну. Акцент делался преимущественно не на прагматических, а на идеологических соображениях. Предполагалось, что Россия должна выполнить свою историческую миссию, которая заключается в защите всех православных и славянских народов. В журнале «Нива» как и во многих других изданиях были напечатаны слова императора, который призвал
«оградить честь, достоинство, целостность России»
Вскоре после начала войны в прессе в полной мере нашло отражение понимания того, что начавшаяся война кардинально отличается от всех тех, которые были раньше. Писалось, что перед новым противостоянием «побледнеют все ужасы прежних войн».
В соответствии с германским планом ведения войны предусматривалась необходимость разгромить союзников по Антанте по одиночке, не дать им совместно обрушиться на Германию. Германские полководцы исходили из того, что России понадобится значительно больше времени, учитывая её расстояние и более низкую пропускную способность железных дорог, для проведения мобилизации. Германия рассчитывала за это время разгромить французскую армию, а затем уже перебросить свои войска на Восточный фронт, где изначально для противодействия России находились не столь значительные силы.
Однако Франции пришлось обратиться к России с просьбой, как можно ускорить своё наступление для того, чтобы помешать немцам сосредоточить все силы для разгрома Франции. Просьба союзников была выполнена, русские армии начали вторжение в Восточную Пруссию. Подобные действия нашли полное одобрение в российской прессе. Высказывались предположения о том, что русские армии смогут не только помочь союзникам, но и перейти в решительное наступление, результатом которого станет занятие Кёнигсберга, а затем и поход на Берлин. Это, в свою очередь, должно было привести к окончательной победе.
Результатом операции в Восточной Пруссии должен был стать обход с флангов немецкой армии и захват Кёнигсберга. Русские войска имели численное преимущество. Однако немцы имели превосходство в тяжёлых орудиях. Кроме того 2 русские армии должны были действовать отдалённо друг от друга на достаточно сложном и плохо изученном театре военных действий. Таким образом возникал риск, что немцам удастся сосредоточить свои силы против одной из частей российского войска.
Армиям генералов Самсонова и Ренненкампфа удалось достигнуть определённых успехов. Немцы были разбиты в Гумбиненн-Гольдапском сражении. Однако русской армии не удалось организовать преследование немецких частей и их окончательный разгром. Однако русское командование восприняло результаты первых недель войны с излишним оптимизмом. Предполагалось, что немцы беспорядочно отступают, рассматривался даже вариант переброски части войск из Пруссии в Галицию. В отечественной прессе Гумбиненское сражение описывалось как день русской славы.
В сообщениях русской прессы говорилось о большой ожесточённости сражения, фронт которого растянулся на 40 вёрст. Указывалось на то, что германские войска вынуждены поспешно отступать. Поводя итоги, которые сложились к 9 августа, русские газеты констатировали
«Геройские усилия наших войск увенчались успехом. Понёсшие огромный урон германцы отступают, преследуемые нашими войсками».
В целом можно отметить, что в первые дни войны, которые начались с наступления русских войск, сводки с фронтов, которые печатались в газетах, были максимально подробными. Иногда даже выходили специальные приложения, в которых перечислялись захваченные пленные и списки трофеев.
В газетах, особенно тех, которые выпускались непосредственно армией, русский солдат выводился в образе былинного богатыря, противопоставлялся немцу, который якобы не мог в силу своих бюргерских привычек в полной мере стать героем. Активно шло обращение к истории России, начавшаяся война изображалась как продолжение действий русских витязей, которые защищали Русь от вражеских набегов. Естественно, что русским читателям нужно было показать и реальные примеры таких подвигов, которые могли напоминать о былинных временах. Наиболее удачным случаем оказался подвиг казака Кузьмы Крючкова, победившего в схватке 11 немецких кавалеристов. В «Армейском вестнике» писалось, что Кузьма «поддержал во всём блеске славу донского казака».
Параллельно с восхищением своим героями русская пресса стремилась представить читателям негативный образ врага. Хотя война на Восточном фронте началась с наступления России, немецким частям удалось в первые дни занять несколько небольших приграничных городков. В русской прессе сообщалось о гибели казначея города Калища Соколова, которого немцы расстреляли за то, что тот при их вступлении сжёг бумажные деньги в казначействе. Приводились в русских газетах сообщения о том, что немцы добивают русских раненых, оставшихся на поле боя. Негативно изображалось и мирное население, которое оказалось на захваченной русскими войсками территории. Описывалось, что пруссак готов снимать шапку и кланяться перед русскими солдатами, но
«чуть проехал, выхватывает из под лавки ружьё и стреляет в спину».
В газете «Московский листок» были опубликованы подробные воспоминания человека, который жил в Калише, сообщавшие многочисленные подробности издевательств немецких войск над местным мирным населением. Примечательно, что с началом войны в русской прессе могли всё чаще выражаться мысли о необходимости предоставления Польше если не независимости, то широкой автономии. Очевидно, что это было необходимо, чтобы поляки в начинавшейся войне имели мотив поддерживать Россию, а не Германию. При этом, конечно, подразумевалось, что верховная власть российского императора над Польшей сохранится. Поляки же должны были быть заинтересованы в том, что в случае победы России должна была произойти объединение всех поляков, в том числе и проживавших под властью Германии и Австро-Венгрии. Можно было прочесть в русских газетах такие призывы:
«Итак, да воскреснет же Польша, да объединится же она под мощным крылом Российского орла».
В прессе авторы задавались вопросом о том, как должны действовать русские войска, чтобы достигнуть полной победы. В «Русском инвалиде» солдат и офицеров стремились убедить в том, что готовность к подвигу не должна заставить забывать главную цель – победу. Русский солдат должен был готов пожертвовать своей жизнью, но только с пользой для общего дела. Рассматривался вопрос о победе и с точки зрения военной стратегии. Писалось, что для победы главное не захват множества городов и территорий, а «разгром живой силы неприятеля, уничтожение его армии». К середине августа русская пресса была полна оптимизма и предполагала, что наступление будет продолжаться столь же быстрыми темпами. Высказывалось мнение, что вся укреплённая линия обороны немцев в Мазурских озёрах падёт в ближайшее время. Выражалась надежда на то, что оставшиеся в Пруссии немецкие части могут быть полностью отрезаны от остальной территории Германии.
В газетах рассказывалось о том, что русская армия применяет все современные средства ведения войны. Так в одном из номеров «Русского инвалида» говорилось, что
«в Восточной Пруссии наши лётчик метали бомбы в сооружения военного значения».
Рассказывалось также в русской прессе об успешной борьбе с вражескими аэропланами. Так сообщалось о сбитом немецком самолёте, производившем разведку в Сувалкской губернии.
Вместе с началом боевых действий началась и информационная война, в которой активно принимала участие русская пресса. В частности, русским читателям сообщали о необходимости не доверять сведениям, которые исходили от некоторых из зарубежных информационных агентств, которые в первые дни войны сообщали о немецких победах. Авторы иронизировали и предлагали пожелать командиру немецкого корпуса « и дальше одерживать победы на бумаге».
Впрочем, если в немецких газетах сообщались сведения, которые могли благоприятно восприниматься российской публикой, то ссылки на германские издания вполне допускались. Так, в «Русском инвалиде» с гордостью приводили отзывы немецких офицеров о работе русской артиллерии, которая отличалась высокой эффективностью.
Не забывали в прессе и о том, что наступление русской армии является частью общей стратегии Антанты, которая должна помочь выстоять Франции. Соответственно, в газетах сообщалось о том, что немцы начинают переброску части своих войск с Западного фронта. Изначально в этом не видели непосредственной угрозы для русской армии, сообщали скорее с чувством удовлетворения от того, что удалось помочь союзникам.
Хотя в первые дни войны от русской армии ждали исключительно наступательных действий, но всё же в газетах с воодушевлением сообщали, что население приграничной местности в случае нападения немцев готово было сжечь свои дома и уйти в леса, чтобы перейти к партизанским действиям. Корреспондент приводил слова одного из крестьян:
«нехай приходит, а мы хаты запалим и в леса».
Австро-Венгрия считалась соперником более лёгким, чем Германия. Русская армия должна была в соответствии с планами, совершить глубокие фланговые прорывы и окружить противника. Однако план австрийцев также предусматривал наступлении. Это привело к масштабной встречной Галицийской битве, которая распалась на ряд отдельных сражений. В ходе Люблин-Холмской операции австро-венграм не удалось добиться окружения русских частей, а только оттеснить их к городам Холм и Владимир Волынский. Русская пресса сообщала о том, что к концу августа австрийский корпус, ведущий наступление в направлении российской Польши, оказался отброшен и потерял только пленными не менее 5 тысяч.
На южном крыле с 19 августа началась Галич-Львовская операция, которая проходила весьма успешно для русской армии, которая сумела воспользоваться численным преимуществом на этом участке фронта. Удалось продвинуться вглубь территории врага более чем на 100 км. Австрийцы понеси тяжёлые потери убитыми и пленными. В этой ситуации они не могли рассчитывать организовать оборону таких крупных городов как Галич и Львов, которые были заняты русскими войсками соответственно 3 и 4 сентября.
Сообщения о взятии Львова и Галича активно перепечатывались прессой. Практически все издания перепечатали телеграмму, которую отправил по этому поводу императору Верховный главнокомандующий Н. Н. Романов. Подчёркивалось при этом, что австро-венгерская армия не просто отступает, а спасается бегством, её подразделения потеряли связь друг с другом. Главнокомандующий сообщал императору и всему населению России о том, что бой длился непрерывно 7 дней и результатом этого стали огромные потери австрийцев, вынужденных бросить множество артиллерийских орудий. Сообщались многочисленные подробности, которые должны были показать читателям масштабы австрийского поражения. Так говорилось о том, что почти все дома Львова заполнены ранеными солдатам австро-венгерской армии, которых соотечественники бросили при отступлении. Подчёркивалось также стратегическое значение Львова, который являлся важным центром пересечения множества дорожных путей. В газетах высказывалась надежда на то, что
«взятие Львова даёт нашим войскам возможность ещё энергичнее развить свой натиск на врага».
Относительно взятия Львова и Галича русская пресса считала необходимым не только сообщить читателям необходимые подробности, но и опровергнуть точку зрения, которая высказывалась австрийским командованием и правительством. В русских газетах приводились сообщения австрийского Генштаба о том, что Львов якобы был оставлен добровольно по гуманистическим соображениям, как не имеющий стратегического значения. В ответ на это русским читателям предлагалось обратить внимание на ожесточённые бои, которые предшествовали занятию Львова, многочисленные захваченные трофеи. Всё это должно было доказать, что Львов пал именно «вследствие невозможности противостоять натиску наших войск».
Наряду с сообщениями о масштабных успехах, в прессе уделялось внимание и подвигам отдельных героев. Так во многих российских газетах был напечатан рассказ о гибели известного русского лётчика П. Н. Нестерова, который погиб в воздушном сражении с австрийцами. Сообщалось в прессе и о наградах, которые следовали за подвигами. Так в прессе писалось о награждении генералов Рузского и Брусилова за овладение Львовом и Галичем. Оба они были награждены орденом Святого Георгия. Героями газетных публикаций могли становиться и простые солдаты. Так в «Московских ведомостях» сообщали о события во время наступления в Галиции:
«Стойкость наших офицеров и нижних чинов была выдающейся, даже контуженные и раненые после перевязки возвращались в строй».
Параллельно с сообщениями о подвигах русских воинов немало места уделялось и рассказам о жестокостях врага. Русских читателей стремились убедить в том, что немцы вынашивают самые жестокие планы относительно жителей России, если те окажутся под вражеской оккупацией. «Русский инвалид» сообщал, что в немецких газетах печатаются статьи следующего содержания:
«в городах будем мостить улицы русскими черепами, русских женщин будем запрягать в извозчичьи пролётки».
Сообщалось, что немецкие сёстры милосердия перепиливают горло русским раненым.
Большое значение придавалось численности потерь, которые понесли австрийцы. Предполагалось, что они заставят их выйти из войны и заключить мир со странами Антанты. Российские газеты стремились предоставить читателям соответствующие статистические сведения. Достоверность их при этом была довольно сомнительной. Русские СМИ нередко ориентировались на те сведения, которые печатались в газетах нейтральных стран или английских. Неудивительно, что эти цифры порой могли существенно расходиться даже в одних и тех же изданиях. Так в начале декабря 1914 читатели могли узнать, что потери австро-венгерской армии превысили 900 тыс. человек, что составляло почти треть армии. В конце декабря цифра потерь приближалась уже к 1,5 миллионам. Сообщения относительно немецких потерь носили аналогичный характер. Общий оптимистический вывод заключался в том, что противники Антанты вынуждены будут скоро сдаться. При этом подробные сведения о потерях русских войск в отечественной прессе не приводились, такие сведения появятся не ранее 1917 года.
В отечественной прессе могло подчёркиваться, что победа в Галицийской битве свидетельствовала о готовности русской армии применять все достижения современной военной науки, приспособленности именно к особенностям новой войны. В частности указывалось, что наиболее важным является уже не обход неприятельских войск, а прорыв его фронта, который и был осуществлён русской армией в Галиции.
Можно выделить один специфический аспект, который подчёркивался русской прессой, при описании сражений с австро-венгерской армией, в отличие от немецкой. Австро-Венгрия была многонациональным государством, немалую часть населения которой составляли славянские народы. Соответственно, с самого начала войны русская пресса старалась показать, что можно надеяться на поддержку России со стороны славянского населения. Газеты охотно сообщали о добровольной сдаче в плен чехов, словаков и других славянских солдат. Рассказывалось о случаях, когда славянские солдаты не подчинялись приказам своих немецких или венгерских офицеров.
Могли в русских СМИ высказываться прогнозы о грядущем распаде Австро-Венгрии, неизбежном после военного поражения. Говорилось, что Австрии придётся утратить все земли, входившие некогда в состав Польши, а также Трансильванию и территории, населённые итальянцами.
