Лёня очнулся в метро. Его разбудил какой-то парень, сказав, что поезд дальше не идет и просят освободить вагоны. Кругом все расплывалось, конечности не слушались. Незнакомец взял мужчину под руку и вывел наружу. В горле словно застряла наждачка – все пересохло. Давно он так не напивался.
Поезд скрылся в тоннеле, а на стене напротив висела надпись «Баррикадная».
– Вот тебе раз! Опять здесь очутился. Ну, это судьба. Где там Галя? Или как ее… – размышлял вслух слегка трезвеющий мужчина, направляясь к переходу. – Я сейчас покажу им деда. У этого деда, знаешь, ого-го… – бормотал он себе под нос, опираясь о стену.
Леонид перешел на Краснопресненскую, к его счастью, не встретив сотрудников милиции. Обошел платформу в поисках дежурной – никого. Присел на скамейку, открыл сумку в поисках карты. Из чрева сумки на него смотрело опрятно свернутое сменное белье и туалетные принадлежности на тот случай, если он остановится у дочери чуть дольше. Тогда он вспомнил о своей утрате, и его вновь ошпарило волной боли и тоски, жгущих мощнее, чем в первый раз.
Дед уронил голову на свою ладонь и пытался переварить всплеск эмоций и чувств, собираясь с мыслями и силами добраться домой, куда ему почему-то возвращаться очень не хотелось.
– Опять вы? – раздался знакомый приятный голос. Он точно спасательный круг вытянул Лёню из половодья больных дум.
– Галя… – прошептал мужчина, еле ворочая языком. – Вы мне очень нужны сейчас.
– С вами все в порядке? – немного неуверенно произнесла дежурная, осознавая, что пассажир нетрезв. В ее эмоциях угадывалось некая брезгливость.
– У меня личная трагедия. Позвольте мне пригласить вас куда-то, я все расскажу…
– Я… – смутилась женщина. – Когда? Сейчас?
– Да, – пенсионер взял ее за руку. – Мне очень плохо, Галя.
– Да вы что! Я на работе, во-первых, – она резко убрала руку, – а потом я вас даже не знаю. Вы пьяны… Если вам плохо и нужна скорая помощь, я могу вызвать. Но я советую отправляться домой: уже поздний вечер, в метро опасно находиться пьяным пассажирам. Вы где живете?
– В Подмосковье… Но я не хочу домой, Галя. Можно я останусь здесь с вами и подожду? А потом мы куда-нибудь сходим…
– Нет, это исключено.
– Я не такой старый, как могу казаться, – оправдывался Лёня, – и тут еще ого-го! – похлопал дед свой пах.
– Да что вы такое говорите?! – возмутилась дежурная. – Вы даже не в моем вкусе, если речь идет об этом. И алкоголиков я на дух не переношу!
– Я не алкоголик! – возразил мужчина. – У меня трагедия – это исключительный случай.
– Мне это не интересно. Отправляйтесь домой или я вызову милицию.
«Осторожно двери закрываются…» – с хрустом прошептал машинист в говорильник последней ночной электрички. В полупустом вагоне пахло машинным маслом и сигаретами, от чего Лёню начинало тошнить. Вены в голове пульсировали, вызывая набирающую обороты резкую боль. Хотелось спрятаться. Хотелось, чтоб все это закончилось. Хотелось домой. Долгий путь на жесткой деревянной скамье угнетал.
Поглощало и не давало выплыть липкое чувство стыда и омерзения от этой поездки, алкоголя, своих безрассудных поступков, одиночества и самого себя. Бросила родная дочь. Забыла. Вычеркнула из жизни так легко, словно его и не существовало. Точно старый неудобный стул, на котором уже не посидишь и гостям не покажешь, потому что постарел как дешевка, а не антиквариат.
Кем он родился и кем стал, двигаясь по своей финишной прямой? На что тратил свою жизнь? Чего он достиг? Что есть у него, кроме полуразвалившегося дома, облезлой кошки и места на кладбище? Кто он, в конце концов? Никто. Даже не винтик, а песчинка в огромном механизме, присутствие или отсутствие которой не вносит никаких изменений в работу целой системы.
В вагон ввалилась троица из двух мужчин и одной женщины. Они весело что-то обсуждали, потягивая алкогольные коктейли из жестяных банок, и разместились на сидениях у входа. Настойчивый сладкий запах их напитков перебивал вагонный мерзкий, создавая мощную смесь оттенков смрада, раскачивающую тошноту.
– Опа! Вы только посмотрите, кто сидит! – воскликнула женщина, сверкнув в оскале своими золотистыми зубами.
Ее коллеги, нахмурившись, обернулись и посмотрели на Лёню, одиноко дремавшего у окна.
– Это кто?
– Тот урод, что торговлю мне сорвать решил утром. Знаток точилок!
– А, это он? Эй, зяблик, ну-ка расскажи мне про качество товара… – крупный мужчина средних лет, небритый, в неопрятной одежде подсел напротив к пенсионеру и больно пнул по ступне. – Просыпайся, эй!
– Что вам надо?
– Сейчас узнаешь! – рявкнул тот и отвесил звонкую пощечину.
Лёне показалось, что из глаз брызнули искры: он сильно ударился из без того воспаленной головой об окно.
– Он, походу, под газом… – тихо пробормотал его друг помладше.
– Что расскажешь, товарищ? Еще жалобы будут? Я тебя спрашиваю! – мужик схватил своими мясными ручищами деда за ветровку, что та беззащитно треснула, и со всего размаху ударил его по лицу кулаком. Хлынула кровь.
– Твою мать, ты что творишь? – отскочил напарник. – Сейчас мне мои портки парадные перемажешь!
– Выписывай его на следующей, – скомандовала коробейница. – Там как раз пусто, даже касс нет. Мне проблемы не нужны. Вечером тут менты шныряют.
Преступники потащили пенсионера в тамбур. Поезд уже сбавлял скорость перед приближающейся станцией.
– Погоди! – остановил молодой и проверил карманы Леонида, откуда вытащил кошелек и сверток с деньгами.
– Отлично! А теперь в путь, – здоровяк поднял тело Леонида, вытащил его на платформу и опрокинул через перила в овраг с густыми зарослями, ловко забежав обратно в вагон.
Двери закрылись. Поезд тронулся.
Конец пятой части. Продолжение здесь.