Катя Карамазова

Внезапно кто-то ловко схватил ее за руку и уверенно повел мимо рыночных прилавков через многолюдную галдящую толпу незнакомых женщин и мужчин. Своего поводыря она видела лишь со спины: пестрый блестящий платок, из-под которого выбивались черные смоляные волосы, и худая рука, с грубой ладонью и выступающими венами. Это была женщина... Та весна стала особенной для Нади. Когда первые апрельские дни, переплетаясь с пасхальной неделей, отличились своей до абсурда изменчивой погодой, на душе у женщины...

– Это здесь? – спросил юноша у женщины с коляской, тыкая в адрес на бумаге. – Ага, лет двадцать назад тут частные дома стояли… Любомир, не лезь в лужу! – она прервала разговор, отвлекаясь на пятилетнего ребенка, гуляющего рядом. – Их снесли и построили этот жилой комплекс. – А что с собственниками? Где они? – Кто-то помер… Так, я что сказала?! – женщина оставила коляску и пошла забирать сына из огромной лужи, скопившейся во дворе. – Играй здесь! Кто-то помер, говорю, – она вернулась в разговор, – а кто-то обменял на квартиры здесь...

Лёня очнулся в метро. Его разбудил какой-то парень, сказав, что поезд дальше не идет и просят освободить вагоны. Кругом все расплывалось, конечности не слушались. Незнакомец взял мужчину под руку и вывел наружу. В горле словно застряла наждачка – все пересохло. Давно он так не напивался. Поезд скрылся в тоннеле, а на стене напротив висела надпись «Баррикадная». – Вот тебе раз! Опять здесь очутился. Ну, это судьба. Где там Галя? Или как ее… – размышлял вслух слегка трезвеющий мужчина, направляясь к переходу...

Леонид добрался до Тушинской. Прохожие в переходе лишь пожимали плечами на вопрос, какой выход ведет к Вишневой улице. – Да что за москвичи?! Живут здесь и улиц не знают! Мужчина, ну хоть вы подскажите, какой выход на Вишневую? Уже пол дня в этой Москве провел и еще не доехал до места. – Вишневая? – откликнулась ухоженная белокурая женщина, случайно проходившая мимо. – Вам сюда, следуйте за мной. – Ой, как же хорошо! Я человек пять спросил, и никто не знает. – Да здесь же станция железнодорожная...

Леонид отправился на станцию Тушинская. В утренних забитых подземных электричках не находилось свободного места, чтобы даже стоять комфортно. Дотянуться до поручня не удавалось, и Лёня, несмотря на остатки боли в боку, пытался твердо стоять на ногах и балансировать между пассажирами, угадывая движение поезда. Как только освобождалось место, люди, находящиеся рядом, быстро занимали его. Пенсионеру удалось немного приблизиться к креслам и ухватиться за поручень. Рядом стояла беременная женщина. Судя по животу, она находилась на последних сроках...

Двери тамбура бесконечно разъезжались, впуская продавцов, попрошаек, музыкантов и просто снующих пассажиров. Задремавшего Леонида разбудил звонкий голос парня, играющего на гитаре песню Ляписа Трубецкого «Ау». Как только он закончил, следом вошла женщина-коробейница и громко обратилась к полусонному вагону: – Уважаемые пассажиры, прошу минуту вашего внимания! Коробейница рекламировала точилки для лопат. Пассажирка, сидевшая напротив Леонида, отвлеклась от своего почти завершенного кроссворда, обернулась...

Тем июльским ранним утром голое бесцветное небо натягивало на себя розовый плед рассвета, бросающий своё яркое отражение на лицо спящего Леонида. Лоб его сморщился, густые седые брови нахмурились. Слегка приподнимая веки, он с каждой секундой возвращался из мира снов в эту, еще прохладную, ветхую комнату. Окончательно проснувшись, дед потер большой шершавой ладонью свое острое бородатое лицо и бойко встал с кровати, которая пискляво при этом скрипнула. Маленькая кухонька, спрятанная от рассвета в глубине дома, наполнилась шумом закипающего электрического чайника...

– Так, Натаха, слушай внимательно, – деловито начала Лариса. – Эти две коробки – мои. Можешь продать, пожалуйста? Возьмешь себе половину. Я не успела продать. – Как это твои? – Вот так. Берешь пельмени дешевые варишь и продаешь. – Не боишься? – Успокойся! Уже полгода продаю и все тип-топ. Только рот-то на замке держи! Я еще котлеты привожу. Тут дедок приходит – очень любит. – Который всегда угощает? – Да. – А если Тигран узнает? – Если ты не скажешь – не узнает. Где этот ган....он, а? – ласково отзывается о Гусине, пытаясь ему дозвониться...

– В общем, спрос есть, но пока будем понемногу привозить, – Тигран сдает мне смену. – Сегодня привоз будет? – Да, но позже. За столиком спит тот же парень. Только сейчас обратила внимание на то, что он в легкой ветровке, а на улице февраль. – Эй, брат! Вставай давай. Утро. Иначе тебя примут. Гость очнулся, не понял сразу, где находится. – Извини, брат, но мне тут бомжатник не нужен. – Да, простите. Только можно кипяточка? Пожалуйста. – Наташ, налей ему... И потом уходишь, понял? Тут нечего торчать...

Это что такое? Неужто Тигран меню расширяет? – удивленная сменщица заглядывает в холодильник, набитый порциями сваренных пельменей. – Типа того. Еще будут котлеты, говорит. – Обалдеть. И что с этим делать? – В микроволновке греть. – Да они же слиплись... – сменщица трясет одну порцию с пельменями, которые уже успели превратиться в диск. – Лапуль, расслабься. Тебе, что ли, их есть? ­– вмешивается Гусин. Важно стоит у стойки с бутылкой пива. Он приехал с Ларисой. – Много продала? – обращается ко мне...

Только после того, как они скрылись, я решаюсь зайти в кладовую. Бабушка тихо сидит на стуле. Кровь уже остановилась и засохла. – Ушли? – шепотом спрашивает. – Да, – также шепотом отвечаю. Помогаю умыть лицо. – Чай хотите? – Нечем платить, дочка… Эти все забрали. – Я так налью, не переживайте. – Дай бог тебе здоровья! – Покушать? – Нет, что ты… Какой тут аппетит… – За что они вас так? – Они преступники. Этот прожженный зэк сказал, что я либо на него пахать должна, либо выметаться на улицу. Мол, тут без его надзора ни одна вошь не проскочит...

– Давно тут работаешь? – мужчина берет с витрины маленькую бутылку с газированной водой, открывает ее и садится за барную стойку. – Не бзди, я заплачу. Так давно или нет? – Года два точно. – Ясно. Ни о чем. Как звать? – Наташа. – Я выжму все из моей третьей ходки, а ты поддержишь красотой своей, Наташа. И я пошлю тебе свой пламенный привет из-за решетки, но слезы лить по мне, прошу, не надо… – Хорошо. Смеется. – А меня Виктор зовут. – Очень приятно. – Тебе сколько лет? – Двадцать четыре. – Молодуха...