Верно гласит народная мудрость: «У кого чего болит, тот о том и говорит». Вот и я не могу удержаться, чтобы вновь не сказать о своих зубных проблемах. Казалось бы, всё, что нужно сделано, очаг воспаления ликвидирован, антибиотик и антигистамин принимаю исправно. Но моя бедная надкостница пострадала настолько сильно, что до сих пор не даёт покоя. Прикосновение к нижней челюсти сразу болью отзывается. Но это ещё ничего. Основная проблема заключается в том, что спать я привык на правом боку, а от тёплой подушки пострадавшая часть челюсти ныть начинает. В результате просыпаюсь и переворачиваюсь на другой бок, но заснув, непроизвольно возвращаюсь в первоначальное положение. И всё происходит по новой.
Ладно, главное, что отёк ушёл и моя физиономия больше не выглядит вызывающе безобразной. А боль, надеюсь, в скором времени донимать перестанет.
Выходные мои выдались какими-то травматическими. Нет, со мной ничего не случалось, пострадали другие люди. Но их боль не оставила меня равнодушным.
Соседка наша Альбина Петровна уже немолода, но решительно противодействует старости. Образ жизни ведёт здоровый и активный, за собой следит безукоризненно, всегда свежа и подтянута. Поэтому, несмотря на семьдесят шесть паспортных лет, слово «бабушка» применительно к ней, совершенно неуместно. Кроме всего прочего, Альбина Петровна круглогодично занимается скандинавской ходьбой. Этот вид физической активности как нельзя лучше подходит для пожилых людей. Организм укрепляется, моторика налаживается, причём без перенапряжения.
Казалось бы, откуда тут взяться риску, если нет серьёзной физической нагрузки? Но, произошла нелепая случайность и беда пришла откуда не ждали. Альбина Петровна поскользнулась, упала и получила вывих правого плечевого сустава. При этом оказался пережатым нерв, в результате чего рука потеряла чувствительность и подвижность. Но это ещё не всё. В травмпункте вправить вывих не смогли и госпитализировали в стационар. Там тоже пока проблему не решили и лечат консервативно. Ну а мы с супругой помогаем Альбине Петровне чем можем. Ведь она фактически одинока и беспомощна. Сестра живёт в далёком селе, а на племянника надежды нет, его интересуют деньги, а не здоровье тётки.
Второй случай произошёл на подработке. Дежурил я на соревнованиях по прыжкам на батуте среди юниоров. Поначалу всё было хорошо и, как говорится, ничто не предвещало. Выступления спортсменов были зрелищными. Приятно удивляло, насколько красиво и совершенно можно владеть своим телом. Отвлёкся я буквально на пару секунд и вдруг зал зашумел, со зрительских мест к акробатической дорожке кинулись люди. Стало сразу понятно, что срочно нужна медицинская помощь, и не дожидаясь, когда позовут, я резво прибежал.
Девушка лежала на спине, лицо её было бледным и испуганным.
– Что случилось? – спросил я.
– Упала прямо на голову, – тихо ответила она.
– Что беспокоит?
– Шея болит, как будто током бьёт. Наверно сломала…
– Руки-ноги чувствуешь?
– Пока не знаю…
После этого я сам проверил конечности на чувствительность, мышечную силу и ничего хорошего не обнаружил. Пострадавшая не смогла крепко сжать мои пальцы. Несмотря на просьбу напрячь ноги и сопротивляться, я безо всяких усилий мог их сгибать-разгибать. Всё это говорило о серьёзном повреждении шейного отдела позвоночника. В очередной раз подосадовав, что подрабатывать приходится всегда в одиночку, я приступил к оказанию помощи. Хотя на догоспитальном этапе никаких премудростей не требовалось: надеть воротник Шанца, да обезболить. Затем вызванная мной бригада увезла пострадавшую в нейрохирургию. Что ж, я искренне желаю ей скорейшего выздоровления и полного восстановления.
С утра пораньше плюс два на улице, с крыш весенняя капель барабанит. Если верить синоптикам, то сильных морозов больше не будет, а с февраля прям какое-то небывалое тепло ожидается. Ну и к лучшему, холод я терпеть не могу.
Повезло мне, в автобусе сидячее местечко нашлось. Буквально на следующей остановке народу много вошло и стало весьма тесно. Сей факт мог считаться пустяком, если бы в числе прочих не появилась бабушка. Относилась она к той категории людей, которые громогласно заявляют о себе, требуют всеобщего внимания, а при отсутствии скандалов испытывают наркотическую ломку. Присесть было решительно некуда и это вызвало у неё бурю негодования. Жертву она нашла сразу. Ей оказалась девушка лет двадцати с небольшим, сидевшая у окна.
– Да, вот такое сейчас воспитание! Молодая здоровая расселась и сидит, отвернулась, как будто не видит! – сильным голосом заявила бабуля. – У молодого поколения ни стыда, ни совести не стало. Если упадёшь, не помогут, перешагнут и дальше пойдут!
Не горя желанием выслушивать продолжение обличительной речи, я встал и уступил это чёртово место. Но не тут-то было!
– Нет-нет, сидите! – властно осадила она меня. – Ещё чего не хватало! Пусть молодёжь уступает!
– Бабуль, идите, садитесь! – предложил молодой человек.
– Не надо мне ничего! – обиженно сказала бабуля, протиснулась к дверям и вышла на ближайшей остановке.
Было ясно, что не место ей требовалось, а конфликт. Выплеск отрицательных эмоций и испорченное настроение окружающих, для таких людей является допингом, без которого жизненная энергия угасает.
Сам я тоже не молод, далеко не первой свежести. Но при этом не могу понять пренебрежительного и уничижительного отношения к молодёжи со стороны некоторых моих сверстников. Откуда взялось убеждение, что молодые люди не имеют права даже на минимальный комфорт? Разве они железные машины, не знающие усталости? Если у нас, представителей старшего поколения, жизненный путь был тернистым, то почему молодёжь должна его повторять?
Отрицать противоречия между поколениями попросту глупо. Они были, есть и будут. Однако не стоит их преувеличивать, раздувая до уровня грандиозного вселенского конфликта. Для того, чтоб эти противоречия свести на нет или хотя бы сгладить, требуется не так-то и много. Нужно усилием воли погасить свой пылающий гнев и искренне попытаться понять другую сторону. При этом крайне важно осознать, что компромисс является добрым соглашением, а не проявлением слабости.
Когда заходил в медицинский корпус, мне за шиворот щедро капнуло с крыльца. И это была не досадная случайность, а твёрдая закономерность. Если уж идёт капель, то она меня никак не минует. Но тут же нашёлся положительный момент: эта ледяная капля взбодрила не хуже чашки крепкого кофе.
В «телевизионке» сидело множество коллег из прежней смены. Несмотря на отработанные сутки, усталыми и измученными они не выглядели. И только врач Анцыферов отличался от них своей мрачностью.
– Всех приветствую! Александр Сергеич, ты не в духе или мне показалось? – поинтересовался я.
– А с чего веселиться-то, Иваныч? Мы на такую опу нарвались, что просто <песец>! Теперь не знаю, что будет. Короче, ты наверно знаешь <чудака> Бочкина? Он в магазинах просрочку ищет и скандалы закатывает.
– Лично не знаком, но наслышан. Вроде как особо одарённый на всю голову.
– Значит повезло тебе. А мы вчера лично познакомились. Вчера этот у***од заявился в <Общеизвестный сетевой продуктовый магазин> на Ворошилова и барагозить начал. Нашёл какую-то просрочку, на пол всё поскидывал, стал топтать, требовал, чтоб магазин закрыли и покупателей выгонял. Туда ментов вызвали, а они – нас. Мы приехали, он уже в наручниках в подсобке сидит. Начал какую-то <фигню> нести, типа против него устроили заговор, убить хотят.
– Он же вроде учётный?
– Да, а х***ен ли толку? Мы его привезли, а там Макарова взяла и отказала! Говорит, никакой психотики там нет, просто расстройство личности. Упёрлась и ни в какую! Вот и всё, теперь этот <тип> судиться с нами будет.
– А какие основания для этого?
– Ну типа незаконно в психиатрический стационар привезли, моральный ущерб причинили.
– Нет, Александр Сергеич, ничего не будет. Ответственность наступает за незаконную госпитализацию, а его же не приняли, отказали. Так что пусть жалуется куда хочет.
Господин Бочкин не одинок в излишне рьяной борьбе с просрочкой. В одном из давнишних очерков я уже рассказывал про даму, которая устроила феерическое шоу в магазине той же сети. Она, после дебоша с разбрасыванием продуктов, расселась на полу и отказывалась уходить. Тогда полицейские тоже вызвали нас.
Сразу скажу, что мои слова не следует истолковывать превратно. Разумеется, требования соблюдать закон не являются проявлением психического расстройства. Но нелепое и откровенно безумное поведение не имеет никакого отношения к правозащитной деятельности.
Вот и конференцию объявили. Галина Владимировна продолжала болеть. Сказали, что ей предстоит операция по поводу онкологии, поэтому ещё долго не выйдет. За старшего вновь был Сергей, который почти адаптировался к новой для него хлопотной должности.
Из доклада запомнилась нелепая гибель молодого мужчины. Они с приятелем, будучи сильно навеселе, шли поздно вечером по железнодорожному пути. Непонятно как получилось, но ехавший сзади товарный поезд они заметили в самый последний момент. Одного из них, шедшего по краю, отбросило, и он отделался лишь сломанной рукой. А вот другому не повезло, поезд его жестоко изувечил, не оставив ни одной неповреждённой части тела. Самое удивительное и противоречащее здравому смыслу заключалось в том, что он продолжал жить. Реанимационная бригада всеми силами пыталась отогнать смерть, но чуда не случилось и пострадавший скончался. У выжившего счастливчика пытались выяснить, как можно было не услышать грохочущий и гудящий поезд, но ничего вразумительного он ответить не смог.
Окончив доклад, старший врач сообщил:
– У нас были проблемы с госпитализацией в онкодиспансер. Бригады сначала ждут, когда шлагбаум откроют, а когда в приёмник попадают, там никого нет, разыскивать приходится. Больных туда возим тяжёлых, вы сами понимаете, время терять нельзя.
– Я вас понял, – сказал главный врач. – Сейчас же позвоню, постараюсь решить этот вопрос.
Далее подключилась начмед Надежда Юрьевна:
– Сергей Михалыч, вот у меня две карточки двадцать четвёртой бригады. Больного с кишечным кровотечением и верифицированным раком прямой кишки, они на кой-то чёрт привезли в хирургию. Как и следовало ожидать, их перенаправили в онкодиспансер. Вы хоть отслеживайте, куда госпитализируют, подсказывайте!
– Так они же ничего не спрашивали, а сразу повезли. Откуда я мог знать?
– Понятно. Коллеги, уясните, пожалуйста, что если онкологический диагноз подтверждён документально, то больных с осложнениями нужно госпитализировать в онкодиспансер.
– Надежда Юрьевна, а с какими осложнениями? – спросил молодой фельдшер, фамилию которого я не знаю.
– С острой хирургической патологией, если предполагается, что она вызвана онкозаболеванием. Например, кровотечения, непроходимость. Думаю, вы понимаете, что с гриппом туда везти не надо? Ещё, коллеги, несмотря ни на какие предупреждения, многие из вас, когда везут больных, едут не с ними в салоне, а в кабине. Мы с Игорем Геннадьевичем сдержали своё обещание и выборочно посмотрели записи с камер видеонаблюдения Первой горбольницы. В нарушителях оказалось аж пять бригад! Там чётко видно, как оба медика выходят из кабины, потом из салона выводят или вывозят больного. Как раз завтра у нас состоится заседание комиссии по стимулирующим, и все нарушители своё получат.
– Надежда Юрьевна, а вот я не согласна! – заявила вечная оппозиционерка фельдшер Антонова. – На каком основании вы устраиваете за нами слежку?
– Никакой слежки нет. Мы не наблюдаем за вашей частной жизнью, а контролируем соблюдение трудовой дисциплины.
– Да какой это контроль, вы нас всех под колпак взяли!
– Галина Васильевна, если вы работаете добросовестно, то никакие колпаки не будут страшны.
– Так вы же всех без разбора караете! С больным должны ездить вторые работники, вот с них и спрашивайте. Но зачем сразу двоих-то наказывать?
– Галина Васильевна, не надо выдумывать. В вашей должностной инструкции написано, что в салоне с больным должен ехать хотя бы один из вас. И там ни слова не сказано ни про вторых, ни про десятых работников.
– Ой, ладно, вас не переспоришь, – раздражённо сказала Антонова и села на место.
– Коллеги, ещё попрошу вашего внимания, – продолжила Надежда Юрьевна. – Опять у нас появились случаи необоснованного вызова на себя врачебных бригад. Основная проблема в том, что фельдшеры не могут разобраться с ЭКГ. Андрей Ильич, мы эту тему уже в сотый раз поднимаем! Вам самому не надоело одно и то же выслушивать? Ведь я дважды поручала провести учёбу по работе с дистанционными кардиографами! Ну и где результат-то?
– Надежда Юрьевна, учёбу я провел. Но таких кардиографов у нас только три и на всех не хватает.
– Так, я не поняла, почему три? А куда остальные-то делись?
– Остальные не работают. Инженер сказал, что ремонтировать бесполезно, нужно списывать.
– Андрей Ильич, у меня просто нет слов! Вы когда узнали про негодность кардиографов?
– По-моему, в ноябре.
– Ой, блииин! А почему сразу не доложили? Что вам помешало?
– Не знаю, закрутился-завертелся…
– Замечательная причина! И что теперь будем делать?
– Давайте закупим, я быстро всё организую.
– Андрей Ильич, вы прекрасно знаете, что план закупок был утверждён в прошлом году, все деньги распределены. Из своего кармана будете закупать? Кошмар, просто слов нет!
Тут главный врач примирительно сказал:
– Ладно, Надежда Юрьевна, может за счёт средств ТФОМС закупим. Я постараюсь это пробить. А вы, Андрей Ильич, свяжитесь со Светланой и разузнайте, сможет ли она их поставить. Коллеги, вопросы есть?
– Сейчас, Игорь Геннадьевич, ещё один вопрос, – сказала Надежда Юрьевна. – Коллеги, некоторые из вас стали небрежно относиться к оформлению документации, точней, невнимательно. Напомню, что в планшете и карте все записи должны быть одинаковыми, слово в слово. Но у нас получаются разброд и шатания. В планшете одно, в карте другое. Например, один из врачей, не стану его называть, в планшете выставил гипертоническую болезнь, ухудшение, а в карте – хроническую ишемию головного мозга второй степени и совершенно другое лечение. Ну вот как это называется?
– Рассеянный с улицы Бассейной! – ответил врач Данилов.
– Нет, эксперты страховых ваш юмор не разделят и умиляться не станут. Вам, Сергей Михалыч, напоминаю персонально, контролируйте, чтоб ничего подобного не было!
После конференции вновь пришли в «телевизионку» и к своему удивлению увидели там Анцыферова, который что-то сосредоточенно писал.
– Александр Сергеич, я уж думал ты давно дома! – сказал я.
– Да какой <на фиг> дома? У нас ещё одно ЧП: ампулу из-под м***фина забыли на вызове! Понять не могу, как так получилось. Ведь втроём были, и никто внимания не обратил!
– А вы туда ездили?
– Ездили, только сейчас вернулись. Никто не открыл. Вот, сижу пишу объяснительную.
– Так давай мы туда заедем сегодня? – предложил я. – Может и найдём?
– Хорошо, Иваныч! Если найдёте – с меня «поляна»!
– Да ну, перестань. Взаимовыручка должна быть безо всяких «полян»! Адрес напиши, а я с Викентичем договорюсь.
Что ж делать, такое с каждым может случиться. Наша бригада в этом плане тоже далеко небезгрешна, поэтому нет у нас морального права осуждать других.
Первый вызов прилетел в десятом часу: боль в груди у женщины семидесяти семи лет.
Открыл нам коренастый мужчина с красным лицом, даже не пытавшийся скрыть своё недовольство:
– Проходите в ту комнату, – сказал он и потихоньку выругался.
Больная с загипсованной левой рукой сидела на кровати. Выглядела она гораздо старше своего возраста и очень напоминала добрую старушку из сказки.
– Здравствуйте, что случилось? – спросил я.
– Да что-то в груди болит и дышать тяжело.
– Болит только при вдохе или постоянно?
– Ой, даже и не знаю, как сказать. Чуть повернусь и сразу простреливает, прямо искры из глаз. Вот сижу и двинуться боюсь.
– Ложитесь, я вас посмотрю.
При пальпации ощущалась болезненность слева в области большой грудной и передней зубчатой мышц. Стало сразу понятно, что причиной боли служило их воспаление, а не сердце. И тем не менее, кардиограмму мы сняли, чтобы гарантированно исключить кардиопатологию.
– С сердцем у вас всё в порядке, – сообщил я. – Это мышцы воспалились. Вы лекарства все переносите?
– Да вроде все.
– Ну и хорошо, тогда сейчас мы вас уколем. Но вы должны или в поликлинику прийти, или на дом врача вызвать, чтоб вам назначили лечение.
– Так я же не здесь прописана, кто меня примет? Я в Рогожино живу. Руку сломала и сын меня пока к себе забрал. У меня там свой дом, а с одной-то рукой что я сделаю? Ни печку истопить, ни поесть приготовить. Но и здесь тоже не сахар. Всё им не так и не эдак. Вчера за палас запнулась, так меня всю изругали, как злодейку какую-то…
И тут в разговор вмешался тот недовольный мужчина:
– Мам, да прекрати ты уже! – раздражённо прикрикнул он. – Что ты перед посторонними людьми концерт устраиваешь? Тебе скучно, заняться нечем! Меня с работы сдёрнула, из-за ерунды заставила «скорую» вызвать, как будто у них другой работы нет!
– Саша, да в чём я перед тобой провинилась? Что ты меня всем попрекаешь? – сквозь слёзы спросила больная.
– Мам, я не попрекаю! От тебя никто ничего не требует, просто живи спокойно и всё! Ты пойми, я у частника работаю, там не любят отпрашивания. Если выгонят, меня содержать некому, на Иркины копейки вдвоём не проживёшь!
– Ну всё, успокойтесь, – сказал я. – Дайте мы свою работу доделаем.
Больной ввели в мышцу нестероидный противовоспалительный препарат, дали кой-какие рекомендации, после чего ушли восвояси.
В этой ситуации я не стану занимать чью-то сторону. Ведь мать и сын каждый по-своему правы. Её обеспокоенность здоровьем за рамки здравого смысла не вышла. Она не медик и не может отличить опасную болезнь от неопасной. По этой причине вызов был полностью обоснованным. Сын тоже заслуживает понимания. Судя по всему, он занимается тяжёлым трудом и деньги не сыплются на него с неба. Если вдуматься, то его запросы совсем невелики: всего лишь спокойствия побольше, да неурядиц поменьше.
Дальше нас вызвали на психоз у женщины семидесяти трёх лет.
Подъезд «хрущёвки» встретил нас возбуждёнными криками, раздававшимися откуда-то сверху. Поднявшись на нужный нам четвёртый этаж, мы стали очевидцами скандала. Четыре женщины, судя по всему, соседки, всячески стыдили и ругали пятую, пожилую, с косматыми седыми волосами, выбивавшимися из-под вязаной шапки.
– Здрасьте, вы психиатрическая бригада? – спросила самая молодая из них.
– Да, самая психиатрическая в мире. Что случилось?
– Вот, Тамара Николаевна нашу жизнь в ад превратила! – несколько пафосно ответила она, указав на пожилую женщину. И та молчать не стала:
– Да что вы ко мне лезете? Я у себя дома и вас вообще никак не касаюсь!
– Тамара Николаевна, идите к себе, мы сейчас придём и вас выслушаем, – попросил я и она, как ни странно, послушалась. – Рассказывайте, но только потише, иначе вас аж на первом этаже слышно.
– Проблема в том, что она всякую дрянь с помоек тащит и двух собак держит. От неё тараканы ползут по всему подъезду. Сегодня она нас промочила. И не водой, а чем-то вонючим, может собачьим сс***ьём. Мы с маленьким ребёнком живём в антисанитарии!
– А от нас-то вы что хотите? Мы же не можем её наказать или заставить навести порядок. Вам нужно к участковому обратиться.
– Обращались, он сказал, что нужно психбригаду вызывать.
– Нда, прям чудеса какие-то… Ладно, давайте мы сначала с ней побеседуем.
Двухкомнатная квартира, до предела заваленная хламом, очень напоминала приёмный пункт утильсырья. Из-за закрытой двери другой комнаты раздавался громкий собачий лай. Не хватило у меня фантазии представить, как можно жить в таких условиях.
Присесть нам хозяйка не предложила, да мы и не настаивали. Не хватало ещё каких-нибудь насекомых подцепить.
– Тамара Николаевна, скажите, а вот это всё вы зачем приносите? – спросил я.
– Так я же к себе домой приношу, а не к кому-то.
– Это понятно, но ведь соседи жалуются, что от вас тараканы ползут.
– Нет, не от меня! Я ведь не какую-то грязь собираю, а хорошие вещи. Люди зажрались, чуть что, сразу выбрасывают! Вон, сами посмотрите.
– И что что же вы со всем этим будете делать?
– Как что? Это всё денег стоит! В порядок приведу и продам. Я ведь не миллионерша, каждую копейку берегу!
– А ещё соседка жаловалась, что вы её промочили чем-то вонючим.
– Да чего она врёт-то! У меня всегда всё сухо, ниоткуда не течёт. Что они ко мне пристали, прямо со свету сживают и защиты никакой нет!
– Тамара Николаевна, вы у психиатра наблюдаетесь?
– Нет конечно! Я не дура, из ума не выжила!
– А жалобы на здоровье есть?
– Ой, уж здоровья-то никакого не осталось. Ноги сильно болят, в голове шумит. Да ещё и желудок стало прихватывать, даже не знаю с чего, вроде и питаюсь хорошо.
– Например, чем вы питаетесь?
– У меня и овощи, и фрукты, и разное мясное, и молочное. Всё есть.
– То есть пенсии на еду вполне хватает?
– Нееет, зачем деньги тратить? На рынке, в магазинах сколько всего выбрасывают. Срок годности истёк, но продукты-то прекрасные. Вчера помидоры нашла, небольшую гнильцу срезала и салат сделала. Ещё грудинку принесла, вкусная, аппетитная и наплевать, что просроченная. Разве плохо?
– Тамара Николаевна, какое сегодня число?
– Ой, я что-то и не помню, вроде уже февраль начался.
– А год какой?
– Двадцать четвёртый.
– Свой адрес помните?
– Да что вы спрашиваете? <Назвала верный адрес>.
– А кто наш президент?
– <Назвала правильно>.
– Вы одни живёте? Вам есть кому помочь?
– Одна. Детей у меня нет, брат в Смоленске живёт. Надеяться не на кого…
– Тамара Николаевна, раз так, вы должны за своим здоровьем следить. Если свалитесь, кто за вами будет ухаживать? Поэтому давайте-ка не откладывайте и идите в поликлинику. Голову и желудок надо лечить, само по себе ничего не пройдёт.
На лестничной площадке нас поджидала та же молодая женщина. Увидев, что мы вышли из квартиры без Тамары Николаевны, она не смогла скрыть горького разочарования.
– Почему вы её не забрали-то?
– Потому что оснований нет, – ответил я.
– Как это нет? А то, что она тут помойку устроила – это нормально? Пусть дальше заразу разносит?
– Нет, это ненормально. Но для того, чтоб человека госпитализировать, нужны медицинские показания. А их нет.
– Что значит нет? Вы не заметили, что она ненормальная?
– У нас нет понятий «нормальный-ненормальный». Признаки психической болезни у неё есть, но в экстренной помощи она не нуждается.
– Какой-то замкнутый круг получается… И что нам теперь делать?
– Теоретически можно обратиться в ПНД. Но тут скорей всего будут проблемы. Сама она туда не пойдёт, а осмотр первичного больного на дому возможен только через суд. Так что не знаю, получится ли…
Конечно же, Тамару Николаевну нельзя считать психически здоровой. Однако никаких оснований для экстренной и уж тем более недобровольной госпитализации, не было. В этом случае ничего нового нет. Отдельные наши сограждане, мягко сказать, неправильно понимают суть работы психиатрической бригады. В их представлении мы являемся силовиками, готовыми кого угодно загнать в психушку. Не понимают люди, что от соблюдения законности нас никто не освобождал. Так же, как и от ответственности.
Адрес, на котором бригада Анцыферова забыла ампулу, находился совсем неподалёку. И поэтому, предварительно доложив диспетчеру, мы поехали туда.
Открыла нам пожилая женщина с красным от слёз лицом:
– Зачем вы приехали? – спросила она. – Мы вас не вызывали.
– У вас была бригада и они ампулу из-под наркотика забыли. Утром приезжали, а вас видимо не было.
– Ой, мне сейчас вообще не до чего, голова не соображает… Идите посмотрите, вон блюдечко на столе, я ничего не выбрасывала.
К великому счастью, злосчастная ампула оказалась на месте.
– Спасибо огромное! – поблагодарил я женщину.
– Бог с ней, с этой ампулой, – ответила она. – У меня муж умер, больше ничего ему ненужно. Вчера стало плохо с сердцем, чуть ли не кричал от боли. Ваши приехали, сказали, что инфаркт. Всем его накололи, и он прямо ожил, шутить начал, не хотел, чтоб на носилках несли. Я обрадовалась, ну, думаю, знать ничего страшного нет, быстро поправится. А сегодня рано утром сообщили, что умер. Не могу поверить, в голове не укладывается. Жду, что сейчас позвонит, скажет: «Мать, не переживай, у меня всё нормально!».
– Мы вам соболезнуем, – сказал я. – Понимаем, как вам тяжело.
Конечно же, мои слова были пустыми и ничего незначащими, ничуть не умалявшими страшного горя. Ничто, кроме времени, не сможет погасить душевную боль.
Дальше поехали в райотдел полиции, где нас ждал мужчина шестидесяти трёх лет с психозом. Хм, опять господин Евсеев объявился. Он больной давний, патологический сутяжник. От него все вокруг стонут.
Дежурный, молодой крепкий капитан, рассказал:
– Его из городской прокуратуры доставили. Он там пофестивалил маленько, помощника прокурора ударил.
– А за что?
– Требует жену посадить, за то, что она якобы своего брата убила.
– А она не убивала?
– Нет конечно, он живой-невредимый, уж сто раз проверяли.
Виновник торжества в гордом одиночестве ходил взад-вперёд по помещению, называемому «обезьянником». Маленький, пухленький, кругленький, он очень напоминал Винни Пуха, но только злого и всем недовольного.
Увидев нас, Евсеев покраснел и чуть не лопнул от злости:
– Аааа, опять меня упечь хотите, чтоб всё шито-крыто было? Сколько она вам заплатила, т***ари продажные?
– Георгий Семёныч, остыньте! – сказал я. – Давайте спокойно по порядку всё обговорим. Зачем вы в прокуратуру приходили?
– А вы не знаете, что ли? Эта <самка собаки> брата грохнула и теперь <любится> со всеми. Её посадить надо за убийство и <беспорядочные половые акты>. А ещё Коновалова, Григорьева и тридцать три <половых партнёра> из управляющей компании! Мне просто так, что ли, прослушку-то поставили?
– Но ведь брат жив, никто его не убивал.
– Дааа? Проверьте, узнайте! Дайте мне бумагу и ручку!
– Георгий Семёныч…
– Я сказал бумагу и ручку! Вызывайте сюда прокурора!
Больной окончательно вышел из себя и беседа не могла продолжаться. По пути в машину он не особо сопротивлялся, но зато кричал про карательную психиатрию и требовал от прохожих защиты от произвола.
У Георгия Семёновича параноидная шизофрения, причём давняя. Его некогда систематизированный бред распался и приобрёл бессвязный и нелепый характер. Мышление стало паралогичным, разорванным. К сожалению, все эти изменения необратимы, а потому прогноз совершенно безрадостный.
Вот и пришло время обеда, точнее сказать, даже перешло разумные границы. Впрочем, как всегда.
Приехав на Центр, я первым делом сдал ампулу, тем самым реабилитировав Анцыферова. Ну и конечно же, позвонил ему, обрадовал. А вот с карточками проблема возникла. Оказалось, что перепутал я две из них и не то написал. В общем, пришлось переделывать.
В этот раз с обеденным временем диспетчерская поскупилась. Только успел допить чай, как сразу прилетел вызов: дежурство на пожаре в многоэтажке. Как всегда в таких случаях, я мысленно пожелал нам скучного безделья, чтобы всё без пострадавших обошлось.
Подъехали к старому трёхэтажному дому пятидесятых годов постройки. Горели две квартиры на первом и втором этажах, огненная стихия бушевала неукротимо. К нашему приезду пожарные эвакуировали жильцов и приступили к тушению. Перекрытия этого дома деревянные, а потому скорой победы над огнём не ожидалось.
Только я взял в руки смартфон, чтоб отправиться в путешествие по сетевым просторам, как раздались громкие крики. Стало понятно, что скука отменяется. Выйдя из машины, мы увидели, как один мужчина изо всей силы пинал другого, лежавшего на снегу. Не теряя времени, я нажал на экстренный вызов полиции.
Агрессора безуспешно пыталась остановить женщина:
– Перестань сейчас же! – кричала она. – Вадик, я тебя прошу, успокойся! Всё, хватит!
Наконец-то прекратив избиение, он издал тоскливый стон и ответил:
– Что хватит-то? Мы из-за этого <гомосексуалиста> без жилья остались! Бомжи мы с тобой, понимаешь?
– Вадим, но ведь ничего уже не изменишь! Бей – не бей, квартира не вернётся! – увещевала женщина. Ещё не хватало, чтоб тебя из-за него посадили!
– Да и пусть сажают, мне уже всё равно…
Полицейские приехали быстро, я рассказал им о случившемся, и мы занялись пострадавшим. Он лежал недвижимо, но безо всяких сомнений был жив. В машине к нему вернулось сознание и диагностический поиск значительно упростился.
– Что беспокоит? – спросил я.
– Ааа, всё болит…
– Давай по порядку. Голова болит?
– Да…
– Тошнит?
– Да…
– Грудь болит?
– Да, дышать не могу…
– Живот болит?
– Не знаю, не пойму…
– Документы есть при себе? Паспорт, полис?
– Нет…
– За что он тебя бил-то?
– Из-за пожара…
– Ты виноват, что ли?
– У меня от плитки загорелось…
– Какой, электрической?
– Да… Газ отключили за неуплату…
– Тебя сосед бил?
– Да…
Травмы были серьёзными: закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга; под вопросом закрытые переломы грудины и четырёх рёбер; под вопросом гемопневмоторакс. После оказания помощи, вызвали бригаду, которая увезла пострадавшего в стационар.
Тем временем тушение продолжалось и ни конца, ни края видно не было. Поэтому вскоре нам прислали смену.
Нет ничего страшнее пожара, в одночасье забирающего всё. Дело тут не только в материальном ущербе, но и в том, что люди беззащитными становятся, словно тонкие травинки посреди пустыни. Никогда и никому, даже злейшему врагу нельзя пожелать такого горя.
После этого поехали в тот же отдел полиции, но в этот раз не на психоз, а к находившемуся без сознания мужчине сорока пяти лет.
Увидев наше второе пришествие, дежурный весьма удивился:
– А вы-то чего приехали? – спросил он.
– Вызвали, вот и приехали, – ответил я. – Кто-то у вас тут без сознания.
– Так вы не только к психам ездите?
– Нет, не только. Мы теперь на всё подряд ездим. Что случилось-то?
– Сыщики злодея притащили по подозрению. Он какой-то мутный, не поймёшь, то ли уколотый, то ли просто с бодуна…
Рассказ прервали трое сотрудников, двое из которых были в «гражданке», а один – в форме с лейтенантскими погонами.
– Мужики, он походу умер! – сказал лейтенант. – Давайте быстрей, может откачаете!
Небритый мужчина в потрёпанной одежде и лежал на широкой лавке в «обезьяннике». Лицо его было безжизненным, землисто-серым, глаза и рот приоткрыты, левая рука свисала на пол. Пульс на сонных артериях не определялся, широкие зрачки на свет не реагировали.
– Давно он в таком состоянии? – спросил я.
– Да х***ен знает, – ответил лейтенант. – Он лежал, я думал, что уснул.
– Ну хотя бы примерно, когда он «уснул»?
– Наверно минут сорок назад. Мне надо было у него кое-чего уточнить, а он не реагирует. И сразу вас вызвали.
Биологическая смерть неопровержимо подтверждалась симптомом Белоглазова. Но несмотря на это, для перестраховки мы сняли ЭКГ, на которой во всех отведениях шла ровная линия. Было понятно, что скончался он не только сейчас, во всяком случае, не пять минут назад. А это означало, что проводить реанимацию уже поздно.
Видимых телесных повреждений не наблюдалось, анамнез известен не был, а потому, недолго думая, выставил я смерть по неизвестным причинам. А на вопросы сотрудников, пребывавших в неизбывной печали, я ответил сакраментальной фразой: «Вскрытие покажет!».
Следующий вызов был в наимерзейший бар города к мужчине тридцати четырёх лет с огнестрельным ранением головы. Хорошо, что полиция вызвала, значит риск нарваться на агрессивную пьянь сведён к минимуму. А вообще, мягко сказать, неправильно давать такое психиатрической бригаде.
Возле бара были припаркованы аж три полицейских автомобиля. Несколько посетителей стояли у входа, но вели себя тихо и скромно.
– Пойдёмте, мы вас заждались! – сказал полицейский и привёл нас на место.
Пострадавший с залитым кровью лицом, сидел на банкетке в «предбаннике». Ладно хоть в сознании.
– Что случилось, уважаемый? – спросил я.
– Да <фигли> ты спрашиваешь, баран, <распутная женщина>? – ответил он. – Не видишь, что ли?
– В него из травмата стреляли, – сказал полицейский. – Вон, рана на лбу.
В лобно-височной области была вытянутая рана длиной сантиметров пять. Стало понятно, что пуля прошла вскользь и это спасло пострадавшего от печальных последствий.
– Злодея-то задержали? – спросил я у полицейских.
– Не, он скрылся.
– Данные известны? А то мне надо будет вам сообщение передавать.
– Нет, ничего неизвестно.
– Всё понятно.
Рану обработали, наложили повязку, после чего господин успокоился и больше не быковал. Поэтому в травмпункт его увезли спокойно, безо всяких конфликтов.
После освобождения нас позвали на Центр. До конца смены ещё оставалось долго и нисколько не верилось, что дадут досидеть. Однако больше нас не потревожили.
А придя домой, я как всегда не смог удержаться от лицезрения своего импровизированного огорода. Будь моя воля, часами бы стоял и смотрел на оазис лета посреди бесконечной зимы. Кстати сказать, моё грибное хозяйство пополнилось. Нет, конечно не само по себе. Купил я готовый мицелий грибов шиитаке и ежовика гребенчатого. Если верить описанию, то никаких дополнительных манипуляций не требуется, нужно просто ждать. Вот и жду, причём с нетерпением. Супруга меня ненормальным называет, а я и не спорю. Зачем отрицать очевидное?
Все имена и фамилии изменены
