Из воспоминаний Дмитрия Васильевича Бартенева
В июне месяце 1884 года я был назначен ординарцем к его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу Старшему, и вот при каких обстоятельствах. Я занимал должность адъютанта 1-го батальона, 17-го пехотного Архангелогородского Его Императорского Высочества Великого Князя Владимира Александровича полка, как вдруг в нашем лагере разнесся слух, что Батуринский отряд будет смотреть Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич Старший.
Лагерь наш расположен был в местечке Батурине, Черниговской губернии, в той исторической малороссийской окраине, которая воспета в прекрасных казачьих песнях и известна, как столица малороссийских гетманов. Местечко Батурин само по себе очень красиво, расположено на многих холмах, а в стороне от него, почти у отвесного обрыва города, стоит замок гетмана Разумовского, в 1884 году имевший еще величественный вид.
Вправо от замка на несколько верст равнина, в конце которой и расположен был лагерь Батуринского отряда, а влево от лагеря высился силуэт огромного редута, служащего для учебных целей лагеря. Штаб же отряда находился в версте расстояния от лагеря, в роскошном сосновом бору. Когда подтвердился слух о приезде Великого Князя, то по распоряжению начальника 5-ой пехотной дивизии генерал-лейтенанта В. А. Полторацкого назначены были два наших офицера из моего полка (а именно прапорщики Зубов и Попов 2-й), один в ординарцы к Великому Князю, а другой в почетный караул для развода с церемонией.
Не буду говорить, как происходят репетиции подобного рода: это всюду одно и то же, репетиции следуют одна за другой, то с музыкой, то без нее. Я же, ничего не предполагая, начал каждый день проезжать своего чистокровного кабардинца, который достался мне случайно и не особенно дорого, хотя и был только что приведен с Кавказа. Мне пришла мысль в голову произвести спуск и подъем на кабардинце на самом крутом обрыве у Батурина.
Я справедливо предположил, что (конь) из горной страны должен уметь это сделать. Задумано и сделано: сначала один опыт, затем другой, и вопрос о спуске с горы окончен; а теперь, думаю, можно попробовать и подъем. То и другое выполнено было мною и кабардинцем превосходно. Горная порода коня вполне оправдала свою славу. Возвратясь с прогулки домой, я нахожу у себя в палатке письмо от матери, в котором она просит меня приехать, после лагеря, повидаться с ней.
И на этот раз удача: я сам думал об этом и заказал даже себе полную новую обмундировку. Наконец настал день приезда Великого Князя. Все строевые части уж чуть свет готовились к встрече, а потому на лагерных линейках у палаток всё копошилось, чистилось и пригоняло амуницию, чтобы не осрамиться на смотру. Я же сидел спокойно в своей палатке и пил чай, потому что моя роль, как адъютанта 1-го батальона, заключалась в том, чтобы при встрече Его Императорского Высочества стоять верхом на правом фланге шпалер, у хора полковой музыки.
Вдруг в мою палатку стремительно влетает временно командующий полком подполковник Н. М. Гринкевич с полковым адъютантом А. А. Минченко и, суетясь, начинает меня торопить, чтобы я скорей одевался, а сам помогает мне надевать шарф и ордена. Ошеломленный подобной стремительностью, спрашиваю: "Что все это значит, г. полковник?" - После, после всё узнаете; а теперь скорей одевайтесь и марш со мной в штаб дивизии.
Садимся втроем в коляску и быстро мчимся к штабу. Подъезжаем. Я подхожу к начальнику дивизии, как вдруг слышу: - Я буду стоять у царского барака, а вы, Бартенев, подходите ко мне, как к Великому Князю и рапортуйте; знаете, как ординарец? Начальник дивизии заметил мне, что я шумно приставляю ногу, когда, окончив рапорт и становясь в сторону, даю место ординарцу унтер-офицеру и вестовому рядовому.
Снова раздается голос начальника дивизии: "Повторите рапорт еще раз. Ну, так, довольно; только снимите с себя аксельбанты и оглядитесь, все ли на вас в порядке". Когда репетиция окончилась, я подхожу к товарищам Зубову и Попову 2-му, спрашивая: "Что всё это значит?" Зубов мне говорит: "Видишь ли, сейчас пришла телеграмма от командующего войсками генерал-адъютанта Ф. Ф. Радецкого, чтобы в ординарцы к Великому Князю назначить того из офицеров, который имеет Георгиевский крест за Плевну; а так как я имею за Карс, то тебя и заменяют мною".
Подполковник Гринкевич, позвав Минченко и Зубова с Поповым, сел с ними в коляску, и они помчались обратно в лагерь, а я остался один у царского барака. Не прошло и с полчаса времени, как в лагере послышались звуки музыки и мощное "ура": то мимо лагеря проезжал Его Императорское Высочество Великий Князь. Во мне всё как будто замерло, и только сильное биение сердца давало мне помнить важность предстоящего случая.
Еще несколько минут тягостного ожидания, и перед царским бараком остановились экипажи с Великим Князем и его свитой. Настал для меня роковой момент. Его Высочество, приняв рапорты от командующего войсками, корпусного командира и начальника дивизии, прямо пошел на меня; я, собравшись с духом, начал свой рапорт и, как говорили после окружающие, довольно хорошо.
Первый вопрос Его Высочества был: "Как твоя фамилия?" Затем: "За какое дело получил крест?" Покончив рапорт, я думал, что моя роль кончена и сейчас меня отпустят в лагерь, а завтра утром будут являться новые ординарцы и от других частей войск; но вдруг Великий Князь, обратясь ко мне, спросил: "Гофмейстерина моего двора тебе родственница?" Я отвечал Его Высочеству, что герб у нас один, а родственница ли она мне или нет, я не знаю.
Заведующий двором Великого Князя генерал-майор Афиноген Алексеевич Орлов спросил у Его Высочества:
- Прикажете отпустить ординарца домой?
- Нет, оставить его при мне на всё время и не принимать больше ординарцев от других частей войск.
Таким образом, я остался единственным ординарцем Его Высочества, на все время пребывания Великого Князя в Батуринском лагере. Я отдал приказание своему денщику, чтобы мой кабардинец, на всякий случай, был наготове где-нибудь в кустах у царского барака.
Напившись с дороги чаю, Его Высочество вышел на террасу царского барака подышать свежим воздухом; а я встал с дивана, стоявшего посередине террасы, и, вытянувшись, взял под козырек.
- Опусти руку и не бери больше под козырек, - сказал Великий Князь, - а это чья же лошадь там в кустах?
- Моя, Ваше Высочество!
- А зачем же у тебя конь: ведь ты пеший?
- Никак нет, Ваше Высочество, я адъютант 1-го батальона.
- Где же у тебя аксельбанты?
- Начальство велело мне их снять, Ваше Высочество, - было моим ответом.
- Отпусти коня в лагерь, а то он здесь у тебя без корма, - сказал Великий Князь.
Вдруг неожиданно раздается из кустов голос моего денщика-латыша: "Их благородие приказали мне торбу с овсом взять", и в доказательство в воздухе мелькнула торба с овсом. Я с ужасом жду, что-то мне будет от Великого Князя за выходку моего денщика; но Его Высочество, рассмеясь, проговорил: "Вижу, братец, что о коне заботишься, молодец!", а затем, обратясь ко мне сказал, "Вели ему у коня ослабить подпруги, а когда нужно будет, я тебе скажу".
На следующий день назначен был объезд нашего лагеря, и я должен был, по положению, скакать верхом у коляски Великого Князя, с правой стороны. В восемь часов утра, Его Высочество вышел из своего помещения, поздоровавшись со мной сел в коляску, чтобы ехать в лагерь, а там уже ждала Его Высочество верховая лошадь, приведенная драгунами из-под Киева.
Великий Князь сидел в коляске с командующим войсками Харьковского округа Ф. Ф. Радецким. Во время переезда в лагерь, Великий Князь спросил меня: "Где ты купил коня и почем?" Я ответил Его Высочеству. Тогда, обратившись к генерал-адъютанту Радецкому, Великий Князь изволил проговорить: "Первый раз в жизни вижу у пехотного адъютанта такого коня, и как он славно сидит". Проехав, еще немного, Великий Князь спросил меня опять:
- Бартенев, ты учился ездить верхом?
- Никак нет, Ваше Высочество; но я из Т-ской губернии, а у нас там многие хорошо ездят.
После объезда лагеря Великий Князь изволил пожелать осмотреться исторические памятники местечка Батурина и первым долгом поехал осматривать замок гетмана Разумовского. Во время осмотра замка, вдруг подходят к Великому Князю местные обывателя и начинают жаловаться, что наши солдаты разрушают замок. Я, ободренный милостивым обращением ко мне, Великого Князя, и сам сейчас не помню, как набрался смелости, проговорив:
"Всё они врут, Ваше Высочество, на солдат, а сами таскают. И какую пользу из всего этого может извлечь солдат? А им же батуринцам всё на пользу: камень идёт у них на постройку новых хат, а железо и чугун от колонн на разные хозяйственный поделки". Великий Князь милостиво улыбнулся на мои слова, а им махнул рукой. В одну секунду местный исправник их убрал куда-то.
Так и осталась жалоба их не при чём. Жаловаться же они вздумали потому, что, услыхав о желании Его Высочества осмотреть замок, боялись, как бы им не досталось за разрушение исторического памятника, а потому и надумали всё свалить на солдат, благо представился подходящий случай. Затем далее поехали смотреть дом Кочубея, от которого только и хорошо сохранилась что темница с громадным железным кольцом в стене, к которому, по преданию, и был прикован Кочубей.
Великий Князь, осмотрев темницу, обратился к сторожу развалин, весьма древнему старику: "Скажи, любезный, а где здесь Мариин дуб?" Сторож удивленно на него посмотрел. "Ну, если не Мариин, то Матренин дуб, который она сама сажала", - вновь переспросил его Великий Князь. И на этот вопрос опять молчание. "Да есть ли тут какой-нибудь дуб, старина?" - был новый вопрос Его Высочества. "Как же, был один, я его еще хлопцем помню, а теперь нема", - вдруг неожиданно проговорил старик. "Так куда же он девался?" Снова молчание, а затем опять неожиданно старик сказал: "да бис его знае, мабуть хлопцы срубили!"
Его Высочество, а за ним и вся свита так и покатились от смеха. Старик-сторож удивленно на всех посмотрел, а затем махнул рукой и куда-то поспешно скрылся. Так и остался вопрос о дубе Матрены Кочубей открытым. Надо было еще осмотреть последний памятник старины - это дворец Мазепы, куда мы и направились для осмотра. От этого памятника только и уцелел что подвальный этаж с огромной железной дверью, да и тот врос почти в землю и сравнялся с горизонтом, обросши кругом густою рощей. Вот все что осталось от деяний знаменитого в истории России изменника!
На другой день назначены были двухсторонние маневры войскам лагеря. В царском бараке подходит ко мне генерал-майор А. А. Орлов и говорит: "А вы знаете, юноша, как вам следует завтра держаться при особе Его Высочества и где ваше место?" Я чистосердечно признался, что первый раз ординарцем, а потому буду глубоко благодарен его превосходительству за указания. "Вы должны быть в шаге расстояния от Великого Князя и помнить, чтобы ваш конь всегда был повернут головой к Его Высочеству; а то не вздумайте стать боком или обернуть задом, не забывайте!"
Я горячо поблагодарил доброго генерала за указание. Свиту Его Высочества составляли генерал-майоры: А. А. Орлов, Д. А. Скалон, Левицкий (Казимир Васильевич), полковник Бибиков (Евгений Михайлович) и лейб-медик Шершевский (Михаил Маркович). Лица, составлявшие свиту Великого Князя, были столь любезны со мной, молодым офицером, что я был от них в восторге и чувствовал себя в их обществе менее стеснительно, чем при своем начальстве.
Утром, в день маневров, сижу себе на террасе и жду выхода Великого Князя, как подходит ко мне лакей начальника дивизии и просит меня, чтобы я сошел с террасы к супруге начальника дивизии, которая желает меня видеть и что-то со мной говорить. Я пошел к ней навстречу. Лидия Константиновна (супруга В. А. Полторацкого) мне говорит: - Я прошу вас, Димитрий Васильевич, взять у меня ключи от буфета и распоряжаться ими по вашему усмотрению; только не забудьте предложить Его Высочеству неплюевской настойки: она очень хороша. Смотрите же, не забудьте!
В зале барака, тем временем, стали накрывать к завтраку, и вся свита, один по одному, начали собираться туда. Я подумал, что вероятно сегодня маневров не будет, и Великий Князь выйдет прямо в зал, и пошел туда вслед за свитой. Наконец отворяется дверь кабинета Его Высочества, и он выходит оттуда в сопровождении командующего войсками Радецкого и корпусного командира А. Д. Столыпина. Все подошли к столу и начали закусывать, а затем и садиться за стол.
Я же, как самый младший из всех, не знал, что мне делать и остался стоять в стороне. Великий Князь, увидав меня, подошел, поздоровался со мной, а затем, взяв за руку, подвел меня к обществу и сказал: "Гг. генералы, позвольте вам представить генерал-фельдмаршала: прошу любить и принять его в ваше общество, а то он тоже желает подкрепиться". Перед первым блюдом я вспомнил о настойке и потому, обратясь к Великому Князю, сказал:
- Не угодно ли будет Вашему Высочеству попробовать неплюевской настойки?
- А зачем она у тебя? - спросил Великий Князь.
Но за меня ответил генерал Левицкий: "да у него, Ваше Высочество, все ключи от буфета".
- Вот видите, гг. генералы, нам с ним нужно быть полюбезнее, а то он ничего не даст, ведь все в его руках.
Это было началом шутки, и весь "антракт" прошел очень оживлённо. После завтрака все вышли на террасу, куда была поданы кофе и чай. В это время подходит ко мне Вегер, фотограф из Нежина, и просит, чтобы я передал Его Высочеству просьбу о дозволении ему снять группу со свиты Великого Князя. Я передал просьбу Вегера. К сожалению группа не удалась, и бедный Вегер уехал в Нежин, испортив две большие пластины и ни с чем!
Погодя немного, Великий Князь сказал мне: "Узнай мне, Бартенев, что приехал ли генерал Штакельберг (Константин Антонович), и если приехал, то попроси его сейчас же ко мне в кабинет". Великий Князь встал и отправился в свои апартаменты. Я пошел исполнять поручение, но по дороге встретил генерала и передал ему приглашение Великого Князя. Увидев входящего генерала, Его Высочество обнял его несколько раз, а затем отпустил меня из своего кабинета. Вечером, в этот же день полковник Бибиков был командирован осмотреть сторожевые посты и цепь отправлявшихся на маневры войск.
Гг. генералы Скалон и Левицкий были назначены Великим Князем посредниками на маневрах, и нам всем, составлявшим свиту, была объявлена форма одежды на следующей день, причем чрез генерала Орлова Его Высочество приказал мне одеть аксельбанты. Ранним утром, на другой день, в 5 часов утра, Великий Князь вышел из своих помещений и мы отправились на маневры. Его Высочество поместился в редуте, сев на походной скамье, на самом бруствере редута, и наблюдал в бинокль за начавшимися маневрами.
В восемь часов утра стали подъезжать и дамы, которым разрешено было Великим Князем у самого редута наблюдать за маневрами. Для защиты их от солнца была раскинута большая палатка и в ней приготовлено было все для чая и закуски. Я стоял около Его Высочества и ждал приказаний; но Великий Князь сказал мне: "Ступай и занимай дам, а когда нужно будет, то я тебя позову". Я были, очень доволен таким распоряжением, потому что в перспективе имел в виду напиться чаю и закусить.
Не прошло и полчаса, как меня познали к Великому Князю. Его Высочество сказал мне: - Ступай, Бартенев, и узнай, сколько у неприятеля резервов и где они спрятаны. Я поскакал, и, возвратившись доложил, что видно только восемь и скрыты они за овражками. Маневры продолжали идти своим порядком, как вдруг Великий Князь заметил, что неприятель хочет зайти во фланг обороняющихся, и тогда сказал мне: "Узнай у бригадного командира, что он намерен делать: его обходят во фланге".
Первое, что пришло мне в голову, это как я найду бригадного командира, когда неприятельская линия растянута на несколько верст, да успею ли я что-нибудь сделать: ведь обход во фланг уже начался. В голове мелькнуло: пересеку цепь неприятеля по диагонали, и, может быть, попаду на генерала. Но куда скакать, когда все поле занято лежащей цепью, обскакивать же цепь и долго, да и некогда. Что делать?
Внутренне помолясь Богу, я дал шпоры кабардинцу и помчался вперед. Как сквозь сон слышал я крики испуга, когда перескакивал через цепь; но кабардинец так ловко брал живой барьер, что я никого не задел, перепрыгивая через лежащих людей в цепи. На мое счастье, я взял верное направление и как раз напал на бригадного командира, генерал-майора Белявского. Передал ему о том, что спрашивал его Великий Князь и получить от него ответ было делом одной минуты, и я поскакал обратно и по тому же самому пути.
Уже подскакивая к редуту, я, к ужасу своему замечаю, что сзади редута вход его занят войсками и должно быть, для внезапной атаки из редута штурмующего противника. Опять вопросы: Что делать? Подскакать к редуту и рапортовать через ров в четыре сажени шириной, по меньшей мере, непристойно, да еще Его Высочеству; соскочить с лошадью в ров на глубину двух сажен и оттуда рапортовать тоже несовместимо с воинским приличием; слезть самому с коня, и взобравшись по контр-эскарпу, отрапортовать - боюсь сделаться посмешищем кавалерии и самого Великого Князя; следовательно тоже неудобно.
Призвав на помощь Бога, я решаюсь на следующее. Перед самым рвом даю шпоры кабардинцу, и тот, обезумев от боли, с полного карьера бросается в ров, а затем по контр-эскарпу начинаю с конем взбираться на бруствер редута. Кругом раздались крики испуга дам, да и сам Великий Князь привстал с походного стула и начал наблюдать за мной. Повсюду настала полная тишина, и все разговоры прекратились.
Взобравшись на бруствер редута, я собрал коня и начал рапорт Его Высочеству. Я и теперь не помню, как Великий Князь приказал мне слезть, и кто-то взял у меня коня, но очнувшись, слышу голос Его Высочества: "Молодец, Бартенев; но не знаешь главного правила в кавалерии: пуще всего береги коня, а ты ни себя, ни его не пожалел; все-таки молодец, спасибо!"
И при этом Его Высочество меня пожаловал. Помолчав немного, Великий Князь сказал, обращаясь ко мне: - А долго ты в генерал-фельдмаршальском чине состоишь? "Уже пять лет, Ваше Высочество". - Ну, так поздравляю тебя со следующим чином. У меня слезы навернулись на глазах: так я был растроган подобным милостивым обращением Его Высочества. В это время в редут входит генерал Штакельберг и, поговорив что-то с Великим Князем, вдруг обращается ко мне: "Не желаете ли, юноша, поступить в любой полк моей дивизии? И я вас приму без прикомандирования".
Я был ошеломлен подобным приглашением и не знал, что мне и отвечать, но оглянувшись увидел свое начальство, и мне казалось тогда, что будет неделикатно с моей стороны, если я соглашусь на перевод в 11-ю кавалерийскую дивизию, к генералу Штакельбергу. Подумав немного, я ответил, что глубоко благодарен его превосходительству за предлагаемую мне честь, но думаю остаться служить там, где начал свою службу. Более непростительной ошибки я не мог сделать; но на все, видно, судьба! Человек сам от себя не зависит.
До чего было милостиво отношение ко мне Его Высочества, видно из того, что когда после маневров начальник дивизии, генерал-лейтенант В. А. Полторацкий, делал обед Великому Князю, то на него были приглашены лица не ниже чина подполковника, т. е. батальонных командиров, и я, разумеется, по своему положению не был приглашен; но Его Высочество, узнав об этом, сказал генералу Полторацкому: "Пошли, пожалуйста, приглашение и моему ординарцу Бартеневу".
Я в тот же день получил приглашение на обед. За обедом Его Высочество подозвал меня с моего места, спросив: "Хочешь попробовать Мозельвейну? Он очень хорош". Я поблагодарил Его Высочество, и на нашем конце стола появилась бутылка Мозельвейну. За этим вином был командирован в Киев один из наших батальонеров и, как мне помнится, что подполковник П. Н. Шамшев; вино добыли из погреба Её Высочества Великой Княгини Александры Петровны, супруги Его Высочества, и только две бутылки. П. Н. Шамшев, знаток вин, говорил мне, что вино было редкое.
После обеда Его Высочество подозвал меня к себе и сказал: "Получи от генерала А. А. Орлова золотой браслет и от моего имени передай его в подарок Лидии Константиновне Полторацкой".
Я передал браслет по принадлежности, доложив Его Высочеству, что Лидия Константиновна благодарит за подарок и просит Его Высочество отпустить меня сегодня играть на любительском спектакле, даваемом в честь Его Высочества в нашей дивизионной ротонде сегодня вечером. Разрешение было дано, и я должен был участвовать в водевиле "Мотя". Утром на следующий день назначен был отъезд Великого Князя из Батуринского лагеря куда-то на Юг.
Прощаясь, Великий Князь благодарил войска, начальника дивизии, а затем, обратясь к генералу Полторацкому, сказал: "Благодарю тебя, Полторацкий, за ординарца; он был на своем месте". Через два дня в штабе дивизии была получена телеграмма от Его Высочества, в которой было сказано: "За смотр и маневры войск Батуринского отряда представить к наградам шесть человек офицеров, и в том числе обязательно Бартенева из первого чина во второй за отличие".
До сих пор есть еще много очевидцев, которые помнят этот случай из жизни Батуринского отряда, в июле месяце 1884 года. Что же касается до меня, то я не могу без глубокого чувства вспомнить этот эпизод из моего юношества и вечно буду чтить священную память нашего в Бозе почившего августейшего генерал-инспектора кавалерии, Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича Старшего.
