Чтобы закончить разговор о повести «Ася», нужно, конечно, сказать несколько слов и о брате главной героини (интересно, что автор не даёт ему имени, называя везде только Гагиным). Он не выходит на первый план в повествовании, но всё же мне его образ кажется очень важным. Он притягивает к себе взгляды: «Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается».
Рассказчик относится к нему с явной симпатией: «Чем больше я узнавал его, тем сильнее я к нему привязывался… Не полюбить его не было возможности: сердце так и влеклось к нему». Однако при этом он отмечает и то, что «это была прямо русская душа, правдивая, честная, простая, но, к сожалению, немного вялая, без цепкости и внутреннего жара».
Мы узнаём: «владея порядочным состоянием и ни от кого не завися, он хотел посвятить себя живописи», но очень скоро становится ясно, что перед нами очередной пример тех художников, вроде Райского, которых мы немало видели в русской литературе. Гагин явно талантлив: в его работах, как отмечает Н.Н., «было много жизни и правды, что-то свободное и широкое; но ни один из них не был окончен», сам «рисунок показался небрежен и неверен». И снова приходится вспомнить знаменитое «труд упорный ему был тошен», когда начнёт он объяснять: «Не учился я как следует, да и проклятая славянская распущенность берет свое. Пока мечтаешь о работе, так и паришь орлом; землю, кажется, сдвинул бы с места — а в исполнении тотчас слабеешь и устаёшь». Он жалеет, «что поздно хватился за ум и много времени потратил по-пустому», но никак не обольщается на свой счёт: «Коли хватит терпенья, из меня выйдет что-нибудь, не хватит, останусь недорослем из дворян».
Н.Н. вынесет ему, по существу, суровый приговор: «Он был очень мил и умён, но я не мог себе представить, что с ним станется, как только он возмужает. Быть художником… Без горького, постоянного труда не бывает художников… а трудиться, думал я, глядя на его мягкие черты, слушая его неспешную речь — нет! трудиться ты не будешь, сжаться ты не сумеешь». Это, несомненно, так. Но ведь помимо реализации себя как художника, есть и другая сторона жизни – быть человеком. И вот здесь, как мне кажется, Гагин проявляет себя с самой лучшей стороны.
Среди характеристик, данных ему Н.Н., есть и такая: «От него, несмотря на его шляпу à la Van Dyck и блузу, так и веяло мягким, полуизнеженным, великорусским дворянином», - но, как мы вскоре узнаем, этот «мягкий» и «полуизнеженный» дворянин способен на решительные поступки.
Говоря об Асе, я уже указывала на то, что, насколько это возможно, судьба её складывается достаточно благополучно, и в первую очередь это заслуга её брата.
Юноша получает достаточно типичное для того времени воспитание: сначала в деревне у отца в «тёмном и невесёлом гнезде», а затем, увезённый дядей, занимавшим «довольно важное место», в Петербург, «поступил в юнкерскую школу, а из школы перешёл в гвардейский полк». А вот дальше в его жизни случается неожиданный поворот, когда, приехав проститься с умирающим отцом, он обнаруживает, что у него есть сестра, – «И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней девочкой на руках!»
И вот этот экзамен на человечность, как мне кажется, Гагин выдерживает с честью. Он не просто не бросает девочку – он действительно становится для неё любящим и заботливым братом. Он «признал её за сестру и полюбил её, как сестру» (наверное, очень показательна фраза в рассказе о необходимости помещения Аси в пансион, - «как мне ни больно было с ней расстаться»). Судя по его рассказу о пребывании Аси в пансионе, можно сделать вывод, что всё это время он не терял связи с сестрой, знал о её трудностях… Мои читатели уже задавались вопросом, каков был «социальный статус» Аси. Я не могу ответить на этот вопрос, хотя предполагаю, что какое-то положение ей обеспечили, раз сумел брат её устроить «в один из лучших пансионов».
А когда, по достижении ею семнадцати лет, «оставаться ей долее в пансионе было невозможно», брат решает «выйти в отставку, поехать за границу на год или на два и взять Асю с собой». Мы не знаем, как складывалась его карьера, но всё же мне представляется, что служба в гвардии открывала перед молодым человеком довольно большие перспективы, но, не считаясь ни с чем, он принимает своё решение.
Н.Н. заметит об отношениях брата и сестры, что «он привык потакать ей во всём», как будто призывая: «Она ребёнок; будьте снисходительны». Возможно, что это во многом портит характер Аси… Но что ещё мог Гагин сделать?! Он делает главное – старается, чтобы девушке было хорошо. Очень интересно одно упоминание рассказчика: «Мы веселились, как дети. Ася была очень мила и проста. Гагин радовался, глядя на неё».
И, наконец, его поведение в тот момент, когда ему станет известна влюблённость сестры… Мы прекрасно видим, каких мучений сто́ит ему объяснение с Н.Н.: «Лицо его было пасмурным… Он казался очень взволнованным», «начал он с принуждённой улыбкой и запинаясь». Ещё сложнее, «отбросив в сторону всякий стыд», попытаться выяснить намерения рассказчика. Почему он идёт на это объяснение? Мне кажется – опять же из-за любви к сестре, не желая сделать ничего, что помешало бы её счастью, хотя в глубине души он и уверен в невозможности его – недаром же это неоднократно повторяемое «потому что ведь вы на Асе не женитесь».
Кто-то из моих читателей уже задал вопрос: «А может быть, Гагин поторопился.? Ну остался бы ещё на день, дал бы молодому человеку шанс объясниться, ведь он понял, что неправильно себя вёл, и раскаялся, и они могли бы быть счастливы...»
Может быть. Но всё же мне кажется, что не поторопился. Давайте вспомним: «Во избежание беды я должен был идти на свидание и честно объясниться с Асей». Затем, вернувшись, он Гагину скажет: «Я говорил с ней, как было условлено» (по-моему, всё-таки слукавит).
Очень важным мне кажется объяснение в письме Гагина: «Вчера вечером, пока мы оба молча ждали Асю, я убедился окончательно в необходимости разлуки. Есть предрассудки, которые я уважаю; я понимаю, что вам нельзя жениться на Асе. Она мне всё сказала; для её спокойствия я должен был уступить её повторённым, усиленным просьбам». Я думаю, здесь Гагин не совсем точен, но главное другое: «Она мне всё сказала». Он понял, что «честное объяснение» пошло не в ту сторону. Когда Н.Н. ночью появился у их дома, он уже пытается прервать ненужный разговор (не случайна авторская ремарка «возразил он, тихо потянув к себе раму»), он ведь ясно видит, что Н.Н. хоть и сказал, что они «должны ещё переговорить», но легко согласился, что это будет «в другое время», - ему понятно, что, скорее всего эти самые переговоры ни к чему не приведут, потому и решил увезти сестру, тем более что услышал «её повторённые, усиленные просьбы».
Как сложится судьба Гагина дальше? Трудно сказать. Думаю, что стать настоящим, большим художником ему не суждено. Ну, а хорошим человеком он уже давно стал.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь