Участник Первой мировой и Гражданской войн. Прототип булгаковского Хлудова из "Бега", кровавый палач и гений тактики, сумасбродный морфинист и командир, который берёг своих бойцов, обезумевший вешатель и кумир фронтового офицерства. Наконец белогвардейский генерал и преподаватель курсов "Выстрел" в РККА. 10 января родился, а 11-го погиб. Спустя 43 года, разумеется. Это произошло 11 января 1929 года в Москве.
Последнее время его память то и дело вырывала какие-то неожиданные куски из прошлого, подробно, во всех красках. С чего бы это? Неужели мозг занять больше нечем? Вот раньше, когда было настоящее дело, а не эта аудиторно-бумажная возня...
Яков Александрович устало вздохнул и, прогоняя мрачные мысли, снова углубился в изучение только что переданной ему схемы. Да что ж такое опять!
- Любезный, Вы где опять резерв расположить изволили?
Сидящий напротив коротко стриженный молодой человек смотрел куда-то в сторону, как будто это его не касалось, и барабанил пальцами по столу. Слащёв раздражённо постучал карандашом по столу:
- Лазарь Львович! Не отвлекаю?
Мужчина вздрогнул и, сдвинув брови, вытянул голову, вглядываясь в тетрадь, лежащую на столе:
- Так... Как положено, за километр, триста метров...
Слащёв вздохнул, теряя терпение:
- А ничего, что наблюдательный пункт у Вас оказался в более чем двух километрах?! Это же ближний бой, милейший!
Яков Александрович поднял голову, уставившись на собеседника. Раньше - как утверждали, по крайней мере - этого взгляда почти никто не мог выдержать. Но то раньше, когда от него жизни зависели. Когда под этим взглядом цепи шли вперёд под жужжащими пулями и воющей шрапнелью. А что сейчас? Преподаватель и военный теоретик! Канцелярская крыса!
Лазарь Львович как-то стушевался, кадык нервно заходил взад-вперёд на его крепкой шее.
- Виноват, товарищ военспец! Но я же полагал, основные силы в первую линию, все три батальона...
Слащёв стиснул зубы и прикрыл глаза. Так, кажется, в этом кабинетном болоте он наконец-то научился владеть собой... Раз, два, три, четыре... Готово! Медленно выдохнув, открыл глаза и, придвинув тетрадь к ученику, стал спокойно объяснять:
- В первой линии Вы подставляете сразу все свои ударные силы под огонь противника. Вы же ещё не выявили все его огневые точки, верно? А резерв у Вас недопустимо далеко. Два с лишнем километра! И главное: недопустимо большое расстояние до наблюдательного пункта! На телефонную связь полностью полагаться нельзя! А здесь возвышенность, видите? - Слащёв зашрихтовал объект на схеме. - Противник незаметно для Вас располагает на ней пулемётный расчёт, вот сюда, и связи у Вас, считай, больше нет! Любой нарочный попадает под кинжальный огонь. Вашу первую линию, между тем, прижимают к земле, связывают боем, резерв бездействует, а наблюдательный пункт без глаз и ушей! В итоге Вас бьют по частям. Припоминаете разбор боя под Праснышем в пятнадцатом?
Откуда только взялся этот бестолковый ученик! Где-то недели три назад навязался где-то в коридоре между лекциями и прилип, как банный лист. Мол командир РККА, сейчас в запасе, хочет восстановиться. И стал этот Лазарь Колленберг брать у Слащёва частные уроки на дому. Дескать, подтяну свои знания, чтобы не осрамиться на экзаменах в Академии. Только вот подтягивать там решительно нечего! Колленберг разбирался в тактике не больше, чем сам Слащёв в балете! На занятиях невероятно тупил, не мог решить ни одной простейшей задачи! А между тем домашние задания все выполнял на отлично...
Где-то за окном прозвенел трамвай, во дворе старого дома галдела детвора. Слащёв, передав тетрадь ученику, велел исправить указанные объекты на схеме, поднялся и подошёл к окну. На улице шёл небольшой снег. В сгущающихся сумерках неподалёку чернел торец бывшего Екатерининского дворца, нынешнее место работы. Дровяные сараи, огороды. Густой Лефортовский парк. Яков Александрович вспомнил, как вначале радовались они с Ниной, что жить будут в Москве, но почти на природе. Вроде недавно было, а ведь уже больше семь лет прошло...
Да, это было как сон для них. И как удар обухом по голове для бывших уже сослуживцев, теперь эмигрантов. Его, великого и ужасного генерала Слащёва, пролившего столько крови рабочих и крестьян, большевики пригласили вернуться! Казалось бы, вот уж кому пощады быть не должно... Его именем в 1920-м в Крыму разве что детей не пугали! Но и спас тогда белогвардейский Крым никто иной, как Слащёв. Продлил гражданскую войну ещё на десять месяцев. Тогда он ещё думал, что это необходимо. Для России, для народа. Но что-то пошло не так. Как сам однажды сказал в порыве откровенности тому славному певцу, Сашке Вертинскому:
- А ведь, как Вы точно подметили, действительно: зачем и кому это было нужно?!
И вот он уже восьмой год на другой стороне. Доволен ли? И да, и нет. Большевики по-прежнему чужды и непонятны. Не доверяют полностью. В действующую армию не пускают. Только преподавать. Повышать квалификацию командирам этой новой Красной армии. И эти красные курсанты его сначала в штыки воспринимали. Какой свист подняли на первой лекции! Сам Фрунзе пришёл унимать:
- Вы, товарищи, должны понимать, что учёба на первом месте! Учёба и знания! И у вчерашнего врага нужно учиться! Мы, большевики, беспощадны к врагам Советской власти, но мы и умеем прощать! Прощать и быть готовыми принять всех ранее заблуждающихся! - тут Фрунзе повернулся к самому Слащёву, пристально взглянул своими озорными монгольскими глазами и многозначительно добавил. - А дальше всё от них зависит!
И процесс пошёл. Слушатели постепенно стали втягиваться в процесс. На занятиях происходили бурные диспуты. Ещё бы! Ведь многие из учеников сами участвовали в разбираемых сражениях недавней Гражданской. И воевали против учителя!
- А ведь признайте - Вы со своим штабом тогда, в Каховке просто напились в ту ночь! - настаивал один командир артдивизиона. - Мы вас и погнали до самых Серогоз!
Слащёв усмехнулся:
- Пьянствовали мы тогда будь здоров, это верно! Но видите ли, товарищ Васильев, при той диспозиции, в которую мой корпус поставил господин Врангель, даже Бонапарт не удержался бы. И не забывайте - оный же Врангель не дал мне в оперативное подчинение корпус Барбовича, иначе у вашего плацдарма сильно уменьшились бы шансы...
Однажды один не в меру горячий эскадронный командир из Первой Конной пришёл в неистовство по поводу разбора штурма Замостья в 1920-м:
- Да ты.. Да Вы какое имеете право так отзываться! Вы, у которого руки по локоть в крови! Да я б на Вашем месте вообще заткнулся бы и людям в глаза не смотрел!
Слащёв, внутренне закипая, сумел сохранить полное внешнее спокойствие. Он продолжал неторопливо чертить на доске схему операции и сказал:
- Видите ли, любезный товарищ...
- Да я Вам не товарищ!!
- ...любезный конармеец. Руки тут у нас у всех не одеколоном пахнут! Вы, насколько я помню, подо Львовом и Замостьем тоже не посылки с фруктами местным жителям раздавали? Так вот...
Взбешённый комэск вскочил и с криком: "Ах ты ж контра!!" выхватил наган и, прежде чем его скрутили однокурсники, успел выстрелить в сторону кафедры. То ли от благородного гнева у эскадронного командира сильно дрожали руки, то ли его руку успели вовремя перехватить, но пуля ушла куда-то под потолок. А Слащёв, отложив мел и вытирая пальцы тряпкой, ровным голосом произнёс:
- Так вот, от того, что кто-то из нас заткнётся - временно или навеки, что мне только что попытались организовать - наша Красная армия лучше воевать не станет! А Вы, я смотрю, как стреляете, так и воевали тогда в Польше!
Но в целом атмофсера сложилась нормальная. Диспуты нередко перетекали из аудитории на квартиру к преподавателю. Молодых командиров рабоче-крестьянской армии так затягивало общение с необычным учителем, что очень быстро забывали его прошлое. Вскоре обеспокоенное руководство курсов даже издало предупреждение о запрете собираться на слащёвской квартире - мол, спаивает учеников.
Но конечно ему хотелось на кадровую должность. А все рапорты оставались без ответа. Периодические вызовы на Лубянку. Какие-то нелепейшие поручения. Вроде присутствия на собрании каких-то сектантов... Но и в этой непривычно домашней атмосфере было своё упоение. Написано с десяток статей о германской и гражданской войнах. Только что в печать сдана монография "Общая тактика". Год назад один очень способный слушатель курсов, Саша Василевский, кажется, защитил работу совершенно новаторского типа. Если такие операции с применением танков будут внедрены, Красная армия, пожалуй, и впрямь станет непобедимой... Не могут не радовать такие ученики. Всё-таки свои, всё-таки Родина. Ну кто сказал, что лучше прозябать в Сербии, Франции, служить просто за деньги в Иностранном легионе?..
... Из воспоминаний Слащёва выдернул голос Колленберга:
- Кажется, готово, товарищ военспец!
Яков Александрович вернулся к столу, сел, протянул руку за тетрадью.
Колленберг внезапно откинулся на спинку стула, шумно выдохнул и полез правой рукой под френч.
- Ну довольно комедию ломать! - выкрикнул он и выхватил револьвер. - За моего брата Григория, которого ты повесил в Николаеве, за всё, что ты сделал, убийца, умри!
Странно, но в этот момент Слащёв ничего не ощутил. Ни страха, ни отчаяния, ни даже адреналин, как перед боем. Последняя мысль только колыхалась где-то на задворках мозга, не давала покоя... О чём же она...
Колленберг направил на него наган. Рука его слегка дрожала, глаза широко расширились.
Ах вот что! Человек вспоминает самые яркие этапы свое жизни перед смертью! Вот к чему всё это было... Ну что ж, значит лимит исчерпан. Пора сдавать пост... Колленберг трижды спустил курок.
Он был сложным, но чрезвычайно интересным персонажем. О его жизненных этапах, достижениях и личной жизни поговорим чуть позже.
Спасибо за ознакомление! Следите за каналом, подписывайтесь, комментируйте и тому подобное
