О блокаде столько книг написано, что, казалось бы, нового добавить нечего. Но эти детские воспоминания петербургского архитектора Лины Короткевич - ценный материал, потому что тут блокада показана глазами ребенка.
Лине было девять лет, когда началась война. Отец уходит на фронт, мама, в этот момент беременная, решает, что эвакуироваться они не будут: скоро все закончится. В итоге семья, пополнившаяся еще одной дочерью в ноябре 41-го, переживет в городе все 900 блокадных дней: с их голодом, холодом и бомбежками.
Некоторые факты, если не поражают, то удивляют. До поздней осени 41-го девочка ходит на занятия по музыке. С беременной мамой продолжают следить за квартирой эвакуированных родственников, которые попросили поливать цветы (!). И делают это, пока однажды дом не разбомбили.
На родившуюся дочь мать получает скудный паек (немного сгущенного молока и печенье), за которым ходит старшая - и доносит все в целости. Сами при этом живут на 125-ти граммовом кусочке хлеба. Какая должна быть выдержка у ребенка?! Живут в комнате, которую топят чем придется. Лина сжигает все свои рисунки, чтобы ее протопить, за водой ходят на Фонтанку.
Только чудо - не иначе - спасло мать и дочерей от голодной и холодной смерти.
Лина Короткевич станет архитектором, будет проектировать поселки и речные вокзалы, в составе авторского коллектива создаст памятник «Покорителям Самотлора», установленный в Нижневартовске. Позже станет преподавать в Мухинском училище. Ее воспоминания о блокаде в 1986 напечатает журнал «Нева».
Эта книжка вышла в 2012-м, уже после смерти автора, и ее бы - в школьную программу. Если не для ровесников тогдашней Лины, то ребят постарше. Блокадный быт (так и хочется сказать: ад) становится понятней. Хотя, конечно, понять, как это можно было вынести, невозможно…
Автор иллюстраций в книге - художник Анна Кожина.
Из воспоминаний Лины Короткевич
….Однажды к нам в квартиру постучал управдом. Мама открыла и впустила тёмного человека в пальто и ушанке почему-то с полотенцем на шее вместо шарфа. Управдом спрашивал, сколько нас и сколько у нас комнат? Нас сейчас было трое, а комната всегда одна.
– Ведь вам тесно! Давайте, я запишу за вами ещё комнату или две. Мне только надо один килограмм хлеба!
– Как же можно такое? Ведь люди вернутся!
– Никто не вернётся, уверяю вас, никто не вернётся. Мне только один килограмм хлеба!
– Нет у нас хлеба. Если мы умрём – зачем нам комната? Если мы выживем – нам будет стыдно смотреть людям в глаза. Лучше уходите.
Когда после войны нас стало в комнате шестеро и было действительно тесно и неудобно, мы с улыбкой вспоминали предложение управдома. Как просто могли мы получить комнату или две! Был бы только килограмм хлеба, и ещё не мешала бы совесть (между прочим, после войны была норма в три квадратных метра жилья на одного человека). Когда у нас в доме провели центральное отопление, мы убрали нашу кафельную печь, и на каждого из нас стало по три метра и двадцать сантиметров. Но нас немедленно вычеркнули из очереди на улучшение жилья.
В нашем доме в блокаду оставались четыре семьи, неполных, конечно. В первой квартире на втором этаже жили двое стариков – Левковичи, во второй квартире – шумная полная женщина Августинович. Она работала на одном из заводов и редко бывала дома. В третьей квартире оставались мы с мамой и сестрёнкой. Наверху в квартире 8 жила семья из трёх человек – Припутневичи. У них была великолепная собака – пинчер. Кормить собаку было нечем, а смотреть на голодное животное… Хозяин сам застрелил свою собаку в нашем дворе из охотничьего ружья. Со слезами её съели до последнего кусочка….
