Время действия первого акта «Козьмы Минина», как я уже указывала, датируется автором точно (25 июля 1611 года). Время действия второго не указано, но совершенно ясно, что сцены идут одна за другой: первая, видимо, происходит вечером того же дня, вторая – если не на следующий день, то всё равно вскоре. А вот третье действие – это уже октябрь. И мы ясно видим, почему так затянулось развитие событий.
Сначала мы присутствуем в доме богатой вдовы Марфы Борисовны, где собрались те, кому действительно дорога судьба России, - Минин и его единомышленники, полностью поддерживающие рассуждения Козьмы Захарьича:
Москва нам корень, прочим городам?..
А если корнем основанье крепко,
Тогда стоит и древо неподвижно;
А корени не будет - прилепиться
К чему?..
Москва - кормилица, Москва нам мать!..
А разве дети могут мать покинуть
В беде и горе?
Однако собравшиеся понимают, что просто взять и выступить, как хочется многим («Бить волков!», «Известно, бить! Уж будет, потерпели!», «Душа кипит, давно простору просит, и руки чешутся») невозможно, потому что «не такое дело, чтоб торопиться». Минин чётко обрисует положение:
Что есть у нас? Ни войска, ни казны,
Ни воеводы. Прежде нужны деньги;
Сберём казну, и люди соберутся.
Но «собрать казну» сложно. Конечно, практически все собравшиеся рассуждают, как хозяйка дома: «Вот всё, что есть, возьмите, коли нужно». Но не только они решают дело. Минин предложит:
На улицу, на площадь, на базары,
Где есть народ, туда и ты иди!
Высокая апостольская доля -
Будить от сна своих уснувших братий
И Божьим словом зажигать сердца!
Когда увидишь, что сердца в народе
Затеплятся, как свечи пред иконой,
Тогда сбирать казну на помощь ратным!
Сбирать людей на выручку Москвы!
Но недаром будет он опасаться: «В бедах и в горе сердца окаменели. О себе печётся каждый, ближних забывая». Собравшиеся в доме воеводы «лучшие люди» города не откликнутся на его призыв («Чего ты захотел! Ты будь доволен, что слушали, молчать не заставляли да из избы не выгнали тебя»). И он подведёт горький итог: «Знать, им не жаль ни крови христианской, ни душ своих».
Между вторым и третьим действием пройдёт немало времени. И мы очень скоро поймём, что время это использовали как Минин «со товарищи», так и те, кто противостоит им, готовые вступить в откровенный сговор с изменниками. Далеко не все согласны отдать «третью деньгу от денег, и с товару тоже», как призывают патриоты.
Если у одних уже и деньги готовы, то тот же Лыткин станет возмущаться: «Да как же я поверю чужому человеку свое добро ценить?.. Что ж такое! Лучше ложись да умирай!.. Да ведь это разор!»
Если Минин, которому, как он расскажет, во сне явился Сергий Радонежский с призывом: «Козьма! иди спасать Москву! Буди уснувших!» - пытается убедить воеводу, собрав войско идти на помощь Москве, то старый дьяк Семёнов будет ехидно говорить:
Я замысел твой вижу.
Не смуту - нет! - ты смуты не затеешь,
Ты от казны попользоваться хочешь,
Чужой копейкой поживиться, вот что!
Вы все барышники!
Склонен видеть злые умыслы и стряпчий Биркин (впрочем, он измену и сам уже готовит, так что, видимо, судит по себе):
А я б тебе и думать не позволил
Сбивать казаков своевольных в город…
…В тебя не влезешь. Говорят, чужая
Душа - потёмки. Может, ты затеял
Какую смуту аль измену всчать!
Не очень поддерживает идею Минина о выступлении и сам воевода, что вызовет горькие слова:
Что за корысть великим воеводам
За дело земское стоять до смерти!
Им хорошо везде. С царем повздорил,
Так в Тушино, - там чин дадут боярский;
Повздорил там, опять к царю с повинной.
И делается Козьмой Захарьичем вывод, думаю, актуальный во все времена:
Когда народ за Русь святую встанет -
И даст Господь победу над врагом.
Нам дороги родные пепелища,
Мы их не променяем ни на что.
Нам вера православная да церковь
Дороже всех сокровищ на земле.
Наверное, вот эти слова о «родных пепелищах» - здесь главное. Многие упрекали Островского, что у него Минин, подобно Жанне д’Арк, слышит голоса. Но думаю, что четыреста лет назад религиозный пыл был вполне оправдан, тем более когда решался вопрос о сохранении православия – вспомним, что на престол претендовали католики-поляки.
И «посадские», «торговые», «боярские» готовы идти вслед на Мининым:
Служилые, воинские мы люди,
Мы по приказу шли и умирали.
Велят - иди и голову клади;
Теперь без зова я иду, охотой!
Уж умирать, так за святое дело!
И именно после этого на общем сходе Минин обратится со знаменитым призывом:
Поможем, братья, родине святой!
Что ж! Разве в нас сердца окаменели?
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь
