Мучительно тянулись дни. Уже выписали моего соседа справа, многих других, даже тех, кто попал в госпиталь позже меня, а со мной всё тянули. Я был совершенно здоров и говорил об этом доктору. Он согласно кивал, но говорил, что так надо. «Кому надо?!». Как-то утром медсестра попросила меня выйти на улицу. Накинув на плечи шинель, был конец декабря, я вышел на крыльцо. Посмотрев по сторонам, заметил стоящего возле угла здания лейтенанта. На улице больше никого нет, значит, он ждёт именно меня. Я подошёл к нему уверенным шагом.
- Здравия желаю…, - начал я, но лейтенант меня остановил.
- Машину водить умеешь? – спросил он.
- Так точно. Умею, - не знаю зачем, соврал я.
- Тебя завтра в двенадцать дня выпишут. Машина будет ждать здесь же, - лейтенант развернулся и скрылся за углом.
«Вот дела? Куда я вляпался?». Половину ночи я думал о завтрашнем дне, устав гадать, уснул.
В половине двенадцатого меня выписали. Было видно, что военврач госпиталя испытал облегчение. Я надел форму, почистил сапоги. Оставшиеся до назначенного времени минуты, провёл в разговорах с ранеными, это хоть как-то меня отвлекало от предстоящей встречи. Выйдя на улицу, я увидел обычную полуторку, возле неё курил усатый красноармеец.
- Сазонов? – спросил он.
Я кивнул.
- Полезай в кузов. Там пара одеял есть, укройся.
«А почему мне нельзя ехать в кабине? Место-то пустое!» - подумал я, но послушно полез в кузов грузовика. Найдя одеяла, я одно подстелил под себя, вторым накрылся. В дороге мы один раз остановились, кто-то чуть слышно переговорил с водителем и сел в кабину. «Что дальше?».
Приехали к дому, который стоял в сосновой роще, за ней слышалась канонада. Я спрыгнул на землю, ко мне тут же подошёл лейтенант, с которым я встречался возле госпиталя.
- Пошли.
Он провёл меня в дом, там за столом сидел тот самый майор, который навещал моего соседа по койке в госпитале.
- Садись, - сказал он.
Я послушно сел на табурет и только сейчас заметил трёх автоматчиков возле дальней стены.
- Новиков сказал, что ты три танка подбил в первом же бою, - начал майор, - сам был ранен. Правда?
- Два танка и гусеничный тягач, так будет вернее, - ответил я, спрашивать, кто такой Новиков не хотелось.
- Кто-то жжёт танки, кто-то идёт в атаку, кто-то летает. У нас другая работа. Что ты знаешь о военной контрразведке?
- Ничего, - ответил я честно
- Хотел бы служить с нами?
- Сидеть в тёплом доме, разговоры разговаривать, когда простые бойцы в окопах мёрзнут и врага бьют! Это ваша служба?! – не выдержал я.
- И у нас всякое бывает. Мы спрашивали, люди о тебе хорошо отозвались. Такое от нас предложение.
Я согласился, но согласился не оттого, что было желание служить именно в этой службе, а от любопытства.
Утром меня проводили к полуторке, на которой я приехал.
- Покажи, что умеешь, – приказал лейтенант.
- Да не умею я! На тракторе в колхозе пахал, вот и вся моя наука.
- Зачем соврал?
- Не знаю, - я пожал плечами.
- Два дня. Через два дня он должен ездить, - дал лейтенант приказ бойцу с усами.
Дело оказалось не хитрое, не сложнее трактора. На второй день я уверенно управлял полуторкой, даже выбрался самостоятельно из снежного заноса. Со мной много разговаривали. Майор с лейтенантом менялись. Сначала тихо, так сказать, по душам, потом был разговор с угрозами. Меня предупредили, что разговаривать с бойцами и командирами - нельзя, говорить, где я служу – нельзя, кто мои командиры – тайна, и не дай мне Бог завести любовный роман с кем-нибудь из местных девушек. В этот же день меня сфотографировали, было немножко страшно - в первый раз такое, а ещё мне выдали новенький ППШ с двумя дисками. «Это тебе не хухры-мухры» - сказал я сам себе, заливая утром тёплую воду в радиатор полуторки. Мы готовились куда-то ехать.
Лейтенант сел в кабину, а пятеро автоматчиков в кузов. Сверяясь с картой, он указывал мне, где свернуть, но всё равно мы приехали не туда. Возле прошлогоднего стога сена возились люди. Лейтенант приказ мне узнать дорогу, не называя конечный пункт.
- Что там по дороге есть? - спросил я у него.
- Степановка. Не знаю деревня или село.
Я, выпрыгнув из кабины, расправил плечи, за мной наблюдали шесть женщин.
- Это откуда к нам такого мужичка занесло? – встретили они моё появление, смеясь.
- Красота-то какая, не заблудились мы, не увидел бы! Лейтенант у меня в машине, в отпуске он. Зазнобу свою проведать хочет, а мы с дороги сбились. Степановка нужна. Как проехать? И можно ли?
- Зачем тебе Степановка? У нас лучше! Оставайся с лейтенантом, будет вам и банька, и постель мягкая, и стол накроем. Не сомневайся.
- Рад бы. Но служба, я человек подневольный. Так как до Степановки?
Вперёд вышла пожилая женщина.
- Там почти никого не осталось, не найдёт твой командир свою зазнобу. Немец, когда был, изничтожил почти всех, спаслись те, кто ушёл. Сейчас возвращаются. Ты этих не слушай, им одно надо, а мужика нет, вот и стонут. Езжай прямо, через ручей проедешь, а там совсем близко.
Я вывернул руль машины, радуясь, что женщины не видели пятерых автоматчиков в кузове. Они укрылись тентом заблаговременно, иначе бы нас не отпустили.
Степановка встретила сгоревшими домами, многие были разрушены. То тут, то там стояли печные трубы. На обочине дороги стояла женщина, я остановился возле неё.
- Здравствуйте. Как вы тут?
- Выжили, значит, хорошо. Далёко едете?
Памятуя приказ лейтенанта, я ответил:
- А туда, - и указал рукою прямо.
- Осторожнее будьте, там полицаи были, - она сказала слово, значения которого я не знал, - говорят, ещё остались.
- Спасибо за совет, заглянем на обратном пути.
- Меньше говори, больше слушай, - предупредил меня лейтенант.
Через час пути, лейтенант приказал спрятать машину. Я загнал полуторку в лес, правда бойцам из кузова было сложно выбираться из-за ветвей деревьев. Они ушли, а я остался возле машины. Ходил, ходил, хотелось песни петь, но побоялся шуметь. Прошло больше пяти часов, так мне показалось, когда из леса вышли автоматчики. Они несли на плащ-палатке лейтенанта и подталкивали связанного мужчину.
- Лейтенанта живым довезёшь - орден будет, - сказал один из автоматчиков.
- Не за орден повезу, есть у меня уже. Держитесь там.
Навык вождения машины минимальный, но ситуация требовала. Ручей, про который говорила женщина, я пролетел, не задев колёсами воды. Наверное. Посреди поля увидел тех самых женщин, они обернулись в мою сторону, я резко затормозил.
- Раненый у нас, кто помочь может?!
Вышла та самая женщина, что подсказала дорогу до Степановки.
- Садись, мать, быстрее! – я распахнул дверь машины.
Через десять минут мы положили лейтенанта на стол. Хозяйка мыла руки под рукомойником, а мы разрезали гимнастёрку на груди нашего командира.
- Занавески закрой, сейчас пол деревни соберётся в окна глядеть! – скомандовала хозяйка.
Автоматчики устроились у окон, а я остался помогать женщине.
Крови никогда не боялся, а тут она внутренности человека ворочает, подступила тошнота, но я держался.
- Здесь помоги, первую достала, - пуля упала на пол.
- Сколько их? – спросил я.
- Три. Одна в живот. Если пробила кишечник – плохо.
Женщина двигала кишками, я отвернулся.
- Нет, хорошо всё. Печень немного зацепило, заживёт. Женат твой командир?
- Не знаю.
- Ну, тогда до свадьбы.
Местные принесли чистую материю для перевязки. Смешков в наш адрес слышно не было. Не знаю, кто больше устал после этой операции, я или эта женщина. Но, когда она перевязала лейтенанта, мы оба сели мимо скамьи.
Обработав рану лейтенанта, женщина вымыла руки.
- Стефана поймали? Правильно. Кровушки нам попил! Золовских всю семью в колодце утопил. Их младшая дочь отказалась за него замуж выходить. Сначала родителей и младших братьев, а потом её. Хотел, чтобы она видела. Папиросу дай.
Так как я не курил, повернулся к автоматчикам. Один их них прикурил папиросу и подал женщине.
- Тяжко было под извергом. Издевались, жгли, пытали, вешали. А знаешь, что интересно? – затянувшись, спросила она.
Я промолчал.
- Так наши, советские люди, им служили. Ой, да ещё как. Немцы смеются, а эти народ на убой гонят, плётками да прутьями подгоняют, как скот, а потом стреляют. Вот как оно было. Собирайте вашего командира в дорогу, я больше ничем помочь не могу.
Несмотря на то, что стемнело, мы выехали в обратный путь. Дорогу я помнил, машину вёл уверено. Прямо перед спуском в ложбину, возле капота полуторки взорвалась граната. Я нажал на тормоз и потянулся к автомату, но понял, что сейчас у меня другая задача. Что-то ударило меня в правую ногу, потом в плечо. Вдавив педаль акселератора в пол, я выехал вверх и старался удержать грузовик на дороге, автоматчики в кузове отстреливались короткими очередями. Только доехали до сосны, возле которой был поворот дороги, как по нам опять стали стрелять. Я выбил боковое стекло своей двери, не знаю, попал ли я в кого, стреляя на ходу. В конце концов, нам удалось вырваться. В госпитале, до которого я довёл машину, меня вытаскивали из кабины санитары, сам я выйти не смог.
Очнулся утром. Чистая белая, даже очень, комната, а рядом лейтенант.
- 3 - 2, я победил, - сказал он, морщась от боли.
- Чего?! – не понял я.
- Во мне три пули, а в тебе две.
- Дурак! – огрызнулся я, не обращая внимание на его звание.
Через два дня пришёл тот самый майор. Он положил мне на грудь орден Красной звезды, а повернувшись к лейтенанту, зловеще сказал:
- С тобой разговор потом будет.
Каким был тот разговор, я не узнал. Меня очень затронул рассказ женщины, которая помогла лейтенанту. Я понял, чем я буду заниматься.
Через два дня лейтенанта положили на носилки и куда-то унесли. А ещё через два дня у меня были гости. В комнату вошёл один из автоматчиков.
- Спасибо тебе, Василий. Не ты, не отбились бы. Мы там после были, всё истоптано, человек десять полицаев было.
- Кто такие полицаи? – я вспомнил предупреждение женщины в Степановке.
- Это те, кто немцам служил. Стефан, которого мы взяли, старшим у них был.
- Новиков, кто такой?
- Водитель наш прежний. Они с майором на мине подорвались, майора слегка контузило, а его покалечило.
- Что с лейтенантом?
- В войска перевели. Недовольны им остались после последней операции.
- Что так?
- Он нас тогда к схрону без разведки повёл, торопился. Ладно хоть этого взяли, иначе всем бы плохо было. Тебе гостинец от нас, всех сюда не пустили, остальные под окном стоят.
Автоматчик положил на табурет плитку немецкого шоколада.
- Выздоравливай, - попрощался он.
Я лежал, обдумывал его слова, когда ко мне подошла медсестра. Сделав укол, она посмотрела на шоколад.
- Возьми, мне сладкое с детства вредно.
Я быстро шёл на поправку, пришло время вернуться к своим обязанностям. За мной специально приехала машина, другие раненые с удивлением смотрели, как водитель помог мне в ней устроится. Доложив майору о прибытии, я получил удостоверение личности. Раскрыв его, увидел свою фотографию, фамилию, имя, отчество, но меня смутило, что там было написано, что я сержант ГБ.
- Тут ошибка, написано, что я сержант, а я простой боец.
- У нас не ошибаются, если написано, значит так и есть.
Мы были приписаны к танковому корпусу, поэтому носили знаки различия танкистов, в остальном на нас была обычная форма военнослужащего Красной армии. Как-то произошёл забавный случай. Наш корпус перебрасывали на другое направление. Колонна растянулась на добрый километр, и надо же было сломаться машине командира полка. Его водитель остановил ее, чуть ли не посередине дороги. Полковник скучал, разглядывая проезжающую мимо технику. Вдруг он увидел нашу полуторку и нас «танкистов». Махнув рукой, приказал остановиться, я подчинился. Что тут началось!
- У меня танкистов не хватает, а эти разъезжают! – кричал он, - кто старший машины?
Сидевший рядом со мной майор открыл дверь и просто сказал:
- Я.
- Представьтесь, как положено! – продолжал кричать полковник.
Майор показал своё удостоверение. Надо было видеть глаза полковника! Он выпрямил спину, приложил правую руку к шапке, хотел что-то сказать, но не нашёл что. Мы поехали дальше, а он так и стоял на дороге.
Началось освобождение Украины. Там было сосредоточено до половины наших войск, командование считало этот участок фронта наиболее важным. Нам работы хватало. Немецкая разведка активизировалась, пыталась завербовать военнослужащих Красной армии, ей очень была нужна информация. В большом количестве через линию фронта перебрасывались немецкие диверсанты, совместно с местными националистами они пытались нарушить связь, снабжения войск, в общем, вредили, как могли. Майора вызвали в Москву, вместо него приехал капитан Казаков, он же привёз приказ о том, что наше управление упразднили, а вместо него создали новое. Теперь мы служили в Главном управлении СМЕРШ, в связи с этим несколько изменилось направление нашей работы, но цель была та же.
Поступила оперативная информация, что через два дня местные бандиты ждут с той стороны линии фронта оружие и взрывчатку. Нам была даже известна лесная тропа, по которой всё это понесут, но нас предупредили, что проводник будет с собакой, а это очень усложняло дело. Я пришёл в санбат и попросил медсестру дать мне, что-нибудь вонючее. Она очень удивилась, видимо такое раньше у неё не просили.
Прибыв на контрольную точку, мы измазали свою форму каким-то медицинским средством. Теперь к нам за версту никто не подойдёт. Больше двух суток мы провели в засаде возле нужной тропы, дожидаясь проводника, и вот он появился. Мужчина средних лет шёл открыто, не прячась, рядом бежала собака. Дойдя до нас, пёс стал тереть нос лапой, несколько раз чихнул, мужчина отругал собаку и пошёл дальше. Ночью на тропе показались люди, их было восемь. Проводника мы узнали по собаке, остальные, значит, пришлые. «Гости» были тяжело нагружены, каждый нёс по большому вещмешку. Дождавшись нужного момента, мы атаковали. Завязался бой. Раздалось несколько выстрелов, но всё быстро закончилось, так как у нас было численное превосходство. Пятерых, в том числе и проводника, удалось взять живыми.
В конце 1944 года я неожиданно получил краткосрочный отпуск. С моим удостоверением дорога домой не заняла много времени. Дни дома пролетели быстро. После возвращения на службу, я получил направление в Академию МГБ СССР, так что войну заканчивали без меня. В Академии, один из предметов, нам преподавал знакомый мне майор, правда теперь он был подполковником. После занятий мы много разговаривали, вспоминали «свою войну». Мне почему-то кажется, что это он приложил руку к моему направлению на учёбу. После окончания Академии мне было присвоено звание лейтенанта, согласно направления, я прибыл на службу в Хабаровский край. Всю свою жизнь я считал себя истребителем. Истребителем врагов и предателей своей Родины.
25
