Вопрос №4
Почему Ромео и Джульетте обязательно необходимо умереть в конце обоим? Почему эта гибель — единственный возможный финал, и никак иначе? Почему, не будь у Джульетты кинжала Ромео, у неё бы случился обширный юношеский инфаркт и она бы все равно умерла?
Кстати, ещё дополнительный вопрос, на который ответы продолжают поступать и сегодня: а почему именно яд? Почему это важно для сюжета и идеи, что в финале фигурирует яд?
Вопрос №4 Трагедия «Ромео и Джульетта» У. Шекспир
Уважаемые друзья канала LiterMort, благодарю вас за то, что вступаете со мной в диалог и участвуете в викторине. Молчание — это ведь вариант наказания для человека, а тёплое общение и диалог — награда. У Горького Ларру казнят молчанием, равнодушием, и он обращается тенью. Благодарю вас за неравнодушие и предлагаю вашему любезному вниманию новый вопрос!
[ТЕКСТ СМ. ВНИЗУ В КОММЕНТАРИИ]
ОТВЕТ НА ВОПРОС №4
Любовники у Шекспира — это двое в лодке, не считая смерти
#новыйгод #викторина #подарки #LiterMort #БугаёваНН #трагедииШекспира #РомеоиДжульетта #poisongirl #Шекспир
Ромео и Джульетта умирают на пике любви и юности, в апофеозе совершенства любви. Если их не убить прямо сейчас — они могут состариться и умереть сами, вялыми и грустными старичками. Рок убивает их в миг апогея их бурного цветения. Это — эстетика. Это две свежайшие розы, едва вырвавшиеся из тесноты бутонов, как пружины. И Смерть моментально срезает их своим серпом. Помните Наполеона у Толстого в «Войне и мире»: Вуаля ан бэль морт, вот прекрасная смерть…
Роза — символ любви. «Rosy lips and cheeks» в великом Сонете 116. Смерть — это Кронос, время, жнец с серпом в руках. «Bending sickle» в Сонете 116 — серп, подрезающий "розы". Не правда ли, в букеты всегда собирают свежие розы, а не дряхлые? Вот и Ромео с Джульеттой свежи.
Любить по-шекспировски — значит плыть в утлой лодчонке («seasick weary bark» в устах Ромео в финале) по бурному морю, в кромешной мгле, не освещаемой ничем, кроме единственного источника света — одной яркой звезды, ведущей двоих через мрак.
Что это за звезда?
В Сонете 116 — «An ever-fixed mark that looks upon the tempest and is never shaken, a star for every wandering bark.» Полярная звезда, что взирает с высот на бури и остаётся незыблема, — любовь.
Человек — это и есть лодчонка в бурном море.
Полярная звезда любви ведёт человека через шторм.
Но что, если шторм устроен Посейдоном?
Дождаться его конца нельзя, так как Посейдон может вздымать валы вечно.
Этот образ очень важен для Шекспира, так как идеально иллюстрирует трагическое состояние человека как песчинки или щепки в вихрях судьбы. Такое понимание трагического является классическим. Так строит фабулу античная трагедия: что бы ни делали герои, они проиграют року. Судьба — такой банкомёт, выиграть у которого нельзя.
Символично, что гомеровский Одиссей стал жертвой именно штормов, устроенных Посейдоном. Боги играют лодчонкой человека, как хотят. Одиссею — мстят, а с другими могут играть без причины.
Помните знаменитый ответ Джеймса Кэмерона, режиссера «Титаника», на вопрос, что было бы, не умри его главный герой Джек? И Кэмерон ответил что-то вроде — «тогда его расшибло бы в лепёшку упавшей дверью». «Титаник» — трагедия античная по сути. Герой-любовник Джек может сражаться со штормом, спасать возлюбленную, проявлять остроумие и мужество, но его всё равно в итоге расшибёт насмерть. Человек — таракан, бегающий перед всесильным роком с тапкой.
Джульетта с Ромео не могут выиграть у того, кто придумывает правила игры.
Знаете, что было бы, если бы монах успел вовремя предупредить Ромео?
Напомню, по стечению обстоятельств, Ромео искренне верит в смерть уснувшей супруги. Так вот, было бы так: Ромео бежал бы к Джульетте, поскользнулся бы на входе, упал и расшибся насмерть. Джульетта бы проснулась, увидела его труп и всё равно закололась. О, жадный Ромео! Поскользнулся сам, не мог в тот миг Джульетту верную в объятья заключить, чтоб поскользнулась мы вдвоём!..
Ещё Ромео могла укусить змея. Он бежит к гробу, хочет поцеловать Джульетту, а его кусает потревоженная гадюка (как в «Вещем Олеге»). Шаровая молния залетает в усыпальницу (но в этом варианте нет яда, а это непорядок). Ромео поцарапался, пока скакал, и у него начался сепсис. Он приезжает уже с температурой и перед гробом теряет сознание. Джульетта просыпается, видит неподвижного Ромео, убивает себя. Через несколько дней Ромео приходит в сознание и узнаёт, что овдовел. От горя у него возобновляется температура, он плетётся к гробу Джульетты, падает на гроб и со словами — «О, сепсис ядом отравляет сердце!.. Пусть этим жаром одиноким согрею гроб твой напоследок, милая супруга!.. — умирает.
В наших интерпретациях мы поменяли слагаемые местами.
Яд должен остаться неизменным. Почему?
Яд — это аллегория в искусстве. Многие гении объясняли нам значение яда. У Пушкина «мы пьём волшебный яд желаний». Значит, бури страстей не проходят для человека бесследно, и он гибнет в этих бурях. Можно жить долго, но — пресно. У Лермонтова человек живёт в ядовитом мире и «принимает в себя яд этого жестокого мира». Яд достигает сердца, человек погибает и губит любимых. Нельзя жить у воды и не замочить ног.
Деянира, жена Геракла, вместо любовного зелья даёт ему яд. Это пример «токсичной» любви: любовь бывает разрушительной, и тогда любовники сами молят о смерти, так как невыносимо страдают. Разрушительность и сладость любви — вот её трагедия.
Но разве «токсична» любовь юнцов Ромео и Джульетты?
Ядовита сама Верона, воздух города напитан ядом. Юные супруги принимают в себя яд жестокого мира и умирают, так как жить в таких условиях невозможно. Как сказал бы инженер Тимофеев — если бы я был веронцем, я бы… отравился.
ФАЛЛИЧЕСКИЙ КИНЖАЛ
Интересно, что Джульетта закалывается кинжалом. Это очень многозначный символ. Во-первых, кинжал — фаллический символ, и супруга Ромео закалывает себя кинжалом мужа, как будто напоследок совокупляется с ним на супружеском ложе и умирает, будучи с Ромео одной плотью. При этом она приговаривает: «Вот твои ножны!» — имея в виду себя. Джульетта — ножны, Ромео — кинжал. Чтобы быть вместе, единой плотью, кинжалу и ножнам надо войти друг в друга — то есть умереть. Любить друг друга плотски — значит умирать, закалывать насмерть. Очень эротично и трагично.
Во-вторых, Джульетта умирает деятельно, не пассивно. Для женщины, в христианской литературе изображаемой в пассивной роли, эта активная позиция важна. Но всё равно шекспировская Джульетта зажата в тиски судьбой и оставлена ни с чем — не умри она, ей придётся уйти в монастырь. Любовь Кончиты и Резанова в «Юноне и Авось» Андрея Вознесенского такова: любимый мёртв, Кончита предана ему всецело и живет в добровольном монашестве, страдая и терпя муки. Смерть — вознаграждение и облегчение.