Но Падший город – это не только люди, обреченные на скудное существование. Сюда стекались русла опустошенных рек и заблудших душ, песчаники, охотники за сокровищами и просто искатели приключений, шпионы и контрабандисты, наемники, работорговцы и мошенники. Все они находили здесь пристанище.
В стенах Падшего города оживленно процветала торговля, и каждый мог найти то, что ему нужно, будь то редкие артефакты, экзотические животные, контрабандные товары или услуги наемников. Здесь смешивались культуры, языки и традиции, создавая неповторимый котел из нищеты, варварства и коварства, а также богатого духовного наследия.
Постучав в дверь глиняной хибары, житель дюн быстро вошел в нее, поманив за собой своих спутников. Пригнувшись, чтобы не удариться о низкий дверной проем, Ева вошла в дом и удивилась приятной и простой обстановке жилища. В первой комнате было чисто и аккуратно, на полу лежал старый, но все еще в хорошем состоянии ковер с красивыми узорами в форме распускающихся цветов. В импровизированном окне стоял горшочек с каким-то растением, на вешалке висело несколько разных по длине халатов или накидок, в углу стоял небольшой столик.
Песчаник исчез во втором проеме, вместо двери которого служила легкая бамбуковая занавеска. Отец и дочь, уже порядком насладившись минимализмом комнаты и «гостеприимством», занервничали, когда из-за бамбукового полотна вынырнула старушка с большой тарелкой риса с травами. Рис был горячим, свежеприготовленным.
Старушка поклонилась и знаком пригласила уставших путников к столу, предварительно положив два влажных полотенца к тарелке. Семья Батталья вытерла руки, лицо и принялась за угощение, жадно поедая кушанье деревянными вилками с широкими зубьями. О песчанике они позабыли. Антони Батталья вдоволь наевшись, сыто рыгнул и, постеснявшись собственной дочери, покраснел. Ева лишь улыбнулась, промокнув уголком полотенца губы.
Занавес откинулся, и в проходе снова появилась добрая старушка. В руках она держала два стакан с горячим и душистым напитком, аромат которого мгновенно разлетелся по небольшой комнатушке.
– Спасибо, – это было очень вкусно, поблагодарила Ева хозяйку. – А где наш проводник? – поинтересовалась она.
– Он сейчас выйдет, – тихо ответила старушка.
– Это ваш сын? – быстро спросила Ева, рассматривая женщину с широкими скулами и мягкими чертами лица.
Та лишь улыбнулась, поставив стаканы на стол, и поклонившись еще раз, ушла в соседнюю комнату.
***
Троица стояла на бархане, когда Антони Батталья, нарисовав пальцем на песке широкий круг с пикой в центре, выходящей за контуры, и показывая на себя и дочь, указывал опять на свой рисунок, поясняя:
– Нам нужно домой, в Олимп. Мы хорошо заплатим. Ты можешь просить все, что пожелаешь, – говорил он, глядя на песчаника. Тот, широко расставив ноги, рассматривал лоснящуюся под знойным солнцем на горизонте дюну, перевел взгляд на импровизацию Антони Баттальи, взглянув на него, затем на Еву. Семья Батталья замерла в ожидании ответа.
Ловко вертя обоюдоострым ножом, он оценивал риски, связанные с таким предприятием. Нож замер в стальном хвате, жадно блеснув на солнце, и скрылся в невидимых ножнах под колышущимся на ветру балахоне. Повернувшись к ним, он кивнул.
***
Двое суток спустя изможденные и уставшие путники добрались до кладбища кораблей. Перед ними открылось удивительное зрелище: множество полуразрушенных и покореженных судов стояли на песке, застыв навеки и обретя покой в этом доке-некрополе.
На одном из огромных проржавевших винтов уткнувшегося носом в песок авианосца сидел гриф, очищая перья на брюхе от песка. Завидев людей, он расправил крылья и взмахнул ими несколько раз, разминая.
Укрыться внутри любого из судна, по крайне мере, днем было невозможно. Металлические основания раскалялись под жарким солнцем, и трюмы превращались в плавильные котлы. Над железными монстрами преломлялось марево, заигрывая с воображением людей.
Песчаник зашел в тень авианосца и уселся на теплый песок, за ним последовали Ева и Антони. Они валились с ног, изнуренные пеклом и длительным переходом. Их изящные костюмы под накидками хоть и являлись технологическим совершенством и поддерживали необходимую температуру тела, но все же многолетняя жизнь в комфорте накладывала свой отпечаток на адаптацию к экстремальным условиям.
Песчаник достал из тонкого рюкзака фляжку армейского типа и сделал не спеша несколько глотков. Ева и ее отец, повозясь в своих рюкзаках, вынули почти пустые фляги и принялись жадно пить.
Проводник искоса посмотрел на обоих и резким движением вырвал флягу из рук женщины. Ева всхлипнула от испуга. Она непонимающе вперилась в нахала взглядом – никогда еще в ее жизни у нее не отбирали воду. Отец тоже с недоумением уставился на песчаного человека. Тот лишь показал пальцами чуть-чуть и отдал флягу обратно, слегка мотнув головой в знак примирения. В его черных газосварочных очках на Еву возмущенно уставилась молодая женщина...
– Я уже подумала, что он рехнулся... – иронично заметила она, сделав еще один глоток и закрыв фляжку.
– Он прав, пить много нельзя особенно после сильного перегрева, – согласился отец и убрал свою флягу в рюкзак.
***
Ало-пурпурное солнце, зевая, устало погружалось за горизонт, оставляя одиноких путников один на один с холодной ночью.
***
Скудно отужинав остатками кукурузных лепешек, чем снабдила их пожилая женщина из Падшего города, и любезно отказавшись от белковой добавки в виде сушеных насекомых и ящериц, предложенных жителем пустыни, семья Батталья готовилась ко сну.
– Отец, неужели это никогда не закончится? – подложив под голову рюкзак и кутаясь в накидку, спросила устало Ева.
– Ты будешь удивлена, но для кого-то это обычный день и обычная жизнь... – ответил Антони, разглядывая небосвод.
Ева задумалась.
Дотронувшись до плеча Антони Батталья, песчаник жестом показал вверх, на палубу авианосца. Затем пальцами пробежался по песку, имитируя, возможно, активность насекомых или скорпионов. Селебрити кивнул в знак одобрения, ему не очень хотелось оказаться добычей.
– Ева вставай, наш друг приготовил для нас кают-компанию на этом чудесном корабле-призраке, – саркастически усмехнулся отец и, накинув на плечи рюкзак, подал дочери руку.
Жара спала, остов корабля уже заметно остыл, через брешь в борту троица пробралась внутрь и, петляя по бесконечным лабиринтам и лестницам, наконец-то, поднялась на палубу. Отыскав более-менее порядочного вида каюту с уцелевшими каркасами кроватей, уставшие и обессиленные путники расположилась ко сну. Последнее, что видела Ева, – песчаник, смотревший через разбитый иллюминатор на звездное небо.Глаза ее сомкнулись, и она погрузилась в сон.
Ей снилось, что она идет по цветущему полю, а вокруг нее порхают и щебечут птицы. Их пение прекрасно, а где-то там вдалеке плещутся волны. Их нежный шум ласкает слух...
***
Еще только пробравшись в авианосец, сын пустоши заметил темное пятно песка внутри судна. И вот сейчас, когда семья Батталья уже уснула, он решил спуститься и посмотреть теперь уже внимательнее. Интуиция никогда не обманывала его, а странности, пусть даже и малые для обычного человека, могли рассказать ему многое.
Подперев дверь каюты металлической тумбой с застрявшими в открытом положении ящиками, он юркнул в соседнюю комнату. Быстро осмотрев ее, дернул ручку двери – та легко открылась, едва скрипнув и выпустив его в коридор. Остановился, прислушался. Тишина, только за кормой жалобно завывал ветер. Осторожно ступая, пробрался к лестнице, уходящей на следующий этаж судна.
Узкий луч фонаря, блуждая по занесенному песку, остановился на кострище у носовой части авианосца. Песчаник взял щепотку углей, понюхал. Осмотрелся по сторонам, шустро работая пикой по песку. Тихий стук, острие лезвия ударилось во что-то твердое. Пальцы погрузились в прохладный песок, и в руке оказалась кость – бедренная кость...
Луч фонаря потух в брюхе судна, проглоченный темнотой.
Песчаник покрутил интересную находку в руках. «Кочующие...», – промелькнула первая мысль. Кость тихо упала к его ногам. Обоюдоострый нож беззвучно выскочил из-под балахона.
***
Шумная листва, подхваченная порывистым ветром, играла величественную симфонию природы. С пестрой клумбы вспорхнула бабочка и, описав круг, медленно приближалась к женщине. Ева застыла в ожидании, сердце ее замерло от восторга и восхищения. Но безмолвная бабочка подлетела вплотную и оказалась очень даже приличных размеров. Она впилась выпуклыми и осмысленными глазами в женщину, и, схватив её мягкими лапками за плечи, принялась трясти.
– Что? Что тебе надо от меня? – противилась женщина.
Но наглое насекомое прикрыло ей лапкой рот, продолжая трясти. Тряска стала уже невыносимой, и Ева испуганно открыла глаза, дико мыча в чью-то ладонь...
На нее смотрела пара черных окуляров песчаника. Он приложил палец к своим губам и жестом велел подняться с импровизированной постели. То же самое он проделал и с ее отцом. Старик недовольно бурчал себе что-то под нос. Песчаник обернулся к нему и указал пальцем куда-то в коридор. Антони Батталья моментально уменьшился в размерах, будто пытаясь спрятаться от нелицеприятной действительности, и принялся аккуратно собирать вещи. Они успели поспать от силы всего час...
Едва уловимый шорох одежд раздался в коридоре. На металлическую дверь тихо налегли, петли заскрипели от натуги, но выдержали натиск. Дверная ручка опустилась вниз, дернулась и затихла, опять зашуршали одежды. С обратной стороны иллюминатора что-то глухо стукнуло, сорвавшись, и ударилось со звоном о палубу, эхом прокатившись по кораблю.
Сквозь разбитый иллюминатор доносилось слабое корябанье и запыхавшееся дыхание – некто, прилагая большие усилия, лез к окошку. На фоне темного неба показалась кудрявая голова, она осторожно поднималась до уровня глаз. И вот ледяные, полные голода и злобы глаза, прищурившись, алчно принялись ощупывать комнату. Из иллюминатора шел тонкий дивный запах, ноздри уродца жадно втягивали аромат женщины...
Конец третьей части.
Читаемые рассказы:
- Мистика: «Портрет»
- Мистика: «Фауна»
- Мистика: «Ночной сторож»
