Вертолётная рапсодия (роман)
Крайний Север. Октябрь. Аэропорт. На улице морось, пролетают, как белые мухи, первые снежинки. Сёмка, втянув голову в воротник суконного пальто, стоял у здания аэровокзала, встречая рейс из Тюмени, на котором летел Яшка. Настроение у Сёмки было приподнятое, ведь прилетает друг, с которым учились, с которым влюблялись, хоть и в одну девушку, но влюблялись. Теперь вот вместе предстоит летать, а это многое значит.
Погода стояла нелетная, и аэропорт принимал лишь самолёты «Ан-24» и «Як-40». Такая погода была уже несколько дней, и в маленьком аэропорту скопилось немало северного народа. В основном это были «покорители Севера», или попросту люди, приехавшие сюда за длинным рублем. Разговоры велись в основном на украинском и молдавском - о грошах, заработках, организациях. Слово «заработки» и разговоры о них витали в воздухе. «Заработок» всех делал братьями по духу. Иной раз казалось, что и слово «бог» для них - «гроши» или «заработок».
Ситуация складывалась явно не в пользу этих пассажиров. Вертолёты вот уже двое суток не летали, и попасть на свои прииски, буровые, газотрассы не было никакой возможности. А вот большие самолёты - «АН-24» и «ЯК-40» - ежедневно подбрасывали в этот маленький аэровокзальчик все новые и новые порции покорителей Севера.
В качестве сервиса аэропорт предоставлял пассажирам уютный деревянный туалет, два очка которого - это женская половина, отделенная от мужской досками, наколоченными внахлест, чтоб не подглядывали. Мужская половина, также с очками на две персоны, имела ещё и тамбур, где можно было справить малую нужду прямо на стену.
В те времена профессия чистильщика туалетов была в почете. Это и понятно: когда в лютые морозы из этих очковых туалетов поднимаются на свет божий сталактиты нужд человеческих, без чистильщиков не обойтись. А их ещё найти надо – они на Севере своенравные.
Да, тяжело приходилось покорителям Севера. Условий для быта никаких, вот и сегодня в маленьком помещении скопилось около трехсот человек. Мест в гостинице нет, вот и ютятся, кто как. Мужчины на полу на газетках, а женщины на лавках или подоконниках. На всех один буфет с винегретом и бифштексами. Сок айвовый с мякотью, тусклый чай, кофейный напиток в граненых стаканах - все. Сколько ещё продлится непогода, никто не знает. А народу все прибывает и прибывает. День прошел, второй, вот уже третий. Погоды все нет.
«Да, - думал, глядя на них Сёмка, - ведь кому, как не ему, дней так через несколько придется развозить эту армию по буровым, трассам и приискам. Счастливое детство, учеба в Кременчуге и Риге закончились. Началась жизнь.
Взревел движками, а затем затих севший самолёт «Як-40» из Тюмени. Хриплым простуженным голосом диспетчер объявила в репродуктор о посадке.
Да, загадочна и сильна северная женщина…
Северная женщина – это особый народ, и заключает в себе много отличий от южной. Она тверда на ощупь, холодна телом, не игрива, как казачка. В ней нет того шарма, как, например в рижанке или свердловчанке. Не искусна северянка и в моде – она, прежде всего, устойчивый плот в море. Северянка крепка, сильна, смышлена, расчетлива. Руки ее лепят пельмени так быстро, как та казачка лузгает семечки. Топор, колун и чурки - привычное дело. За водой сходить на прорубь - да без проблем. Работа для нее - норма жизни. Деньги, конечно, важны, но это не самое главное. На первом месте у нее дети, изба, печь, пироги. После - родственники да мужичок пьяненький с хулиганистыми кулачками, частенько утверждающий себя таким способом. Про нее-то, про северянку, и думал сейчас Сёмка. Жалко, конечно, не успели ещё нагуляться по деревне, и вот, первое сентября. Опять у нее учеба в Тюмени. Не уехала бы, так сейчас стояли бы тут вместе и встречали Яшку. Домой бы привели, угостили. Наверное, на всем пространстве СССР не найти яств изысканнее, чем на Севере. Перечислять нет смысла. На Севере есть все, за исключением, пожалуй, фруктов.
Для Яшки Сёмка постарался от души. Да ещё и подвезло. Дня три назад облавливал он с отцом озера, в которых в изобилии водилась ондатра. По северным меркам, ловушки были немудрены: мордушки да самоловы. Кстати, самоловы – это уникальная вещь для ловли как ондатры, так и выдры. Только был один секрет, который Сёмкин отец не выдавал никому. Ну и Сёмка его тоже из солидарности не выдавал. Ловушка-самолов представляет собой проволоку длиной с метр, а то и короче. К ней на таких серьгах – вертлюках, чтоб они крутились вокруг своей оси, подвешивались громадные крючки, тоже из проволоки, жало которых размером со спичечный коробок. Таких крючков на одном самолове до пятнадцати штук. Самолов ставится у воды, откуда выныривала или где проплывала ондатра. Крючки впиваются ей в бок, и все: зверек добыт.
Вот и обходил Сёмка с осмотром эти ловушки на озерах или, как ласково называл их отец, озерьях.
Вдруг от неожиданности Сёмка вначале сжался, затем, пригнувшись, забежал за таловый куст и спрятался. По озеру, опустив голову, то и дело вырывая из воды пучки травы, шел на него громадный лось.
Сёмка глянул на двустволку, в голове пронеслось: что делать? То, что лось через пять-десять минут будет тут, рядом, в нескольких шагах от него, это факт. Но утиной дробью-то его не возьмешь. А подранков делать на Севере – это грех… Решение пришло быстро. Сёмка вывернул карманы брюк, отрезал ножом материю. Достал из сумки два утиных патрона. Кончиком ножа подковырнул пыж, извлек его, а дробь высыпал в мешочек. Плотно обтянув дробь материей, дрожащими от волнения пальцами, Сёмка крутил свое пулевое изобретение как бы в латунную гильзу. Объем в гильзе увеличился, и не зашедший до конца матерчатый снаряд торчал из гильзы. Так же торопливо переделал он и вторую гильзу. Лось же неторопливо и вальяжно продолжал свой путь.
В будущем, буквально недели через две, ему предстояло пройти один из самых ответственных этапов своей жизни. Это гон, или брачный период. А произойдет это, когда появится на земле первая изморозь, лужи покроются тонким ледком. И тут в душе лося произойдет необъяснимое. Добрый, флегматичный, пугливый нрав его изменится. Глаза как будто покроются кровавой пленкой. Он увидит только ее, лоснящуюся в боках лосиху, с большими ушами. И все. Кроме нее, видеть кого-то ещё он уже не сможет. Врагами будут казаться все, даже задевающие друг друга ветви дерева. Сойдясь в кличе, самцы, сцепляясь в яростной схватке рогами, будут ломать друг другу кости, от ударов будет лопаться шкура, но все это будет происходить только из-за нее одной. Той, которая даст потомство весной, продолжая лосиный род…
Тщательно втолкнув гильзы в стволы, затаив дыхание, Сёмка, не вставая, поднял ружье, уперевшись локтем в колено, а его взгляд был нацелен только на силуэт зверя. Тот, шлепая ногами по приозерной няше и воюя с корневищами трав, шаг за шагом приближался к затаившемуся в засаде охотнику. Сердце у Сёмки стучало так, что порой казалось, что зверь вот-вот услышит его биение, испугается и пустится наутек. Ладонь державшая цевье ружья, предательски вспотела. Сердце, трепыхаясь в груди, словно говорило: промажешь – затопчет тебя зверь насмерть. Время ещё есть, подумай! Но через секунду сомнение исчезло, появилась решимость нажать на курок.
Лось же, не ожидая подвоха, выглядывая в своих владениях самое вкусное, приближался к встрече с Сёмкой.
Шанс уйти у лося был. И ветер дул навстречу его ноздрям, от охотника. Оторвись от лакомых корней, и все. Чутье определит врага, а ноги спасут, но нет. Наверное, и в нашей жизни так же. Почувствовал опасность - ушел от нее. Поддался слабости - все, попал в беду.
«Пора, - екало в мозгу, - пора!» Мушка ружья безотрывно глядела лосю в основание шеи. Сердце отстукивало дробь. Сёмка с трудом сдерживал дыхание и дрожь в теле. «Расстояние до него метров шесть, может, в грудь, - опять екнуло в уме, - не, как поравняется, стрельну ему в шею, как и хотел». Как в замедленной съемке, зверь плавно выходил на определенный охотником рубеж стрельбы. «Все, - сказал он себе, - пора!» Лось, словно учуяв момент опасности, неожиданно повернулся к охотнику задом и, увидев на дне пучок сочной травы, опустил в воду голову, оставив наверху лишь свои громадные уши.
«Как?! - чуть не заплакал от досады Сёмка, ведь только что было все по-другому, если б он на секунду раньше нажал курок, то лось бы уже лежал.
Но у лося, видно, был шанс. Три прыжка в озеро, которое было ему по колено, или даже простым шагом - и он бы себя спас. Дробовому заряду мясистую броню задних мышц не пробить. Да и в бегущего зверя точно не попадешь. Между земляками в воздухе нависла пауза. К кому благосклонна сегодня судьба? Кто будет первым, а кто последним…
На озере установилось совершенное безмолвие. И в нем - целый букет ароматов северной природы. Это был запах уже прелой, хотя и нынешней травы. И запах озера – сложная смесь воды, ила и булькающего пузырьками озерного газа. Запах растущих на берегу талин, пьянящий аромат черемушника, шиповника и других растений будоражили воображение.
Эти букеты надо вдыхать, им надо радоваться.
Черная гладкая на спине шерсть лоснилась на солнце, бугристые, словно выточенные из мрамора ноги, громадный корпус – какая мощь!
Да! Лось хоть и не хищник, но он - самое крупное и мощное животное на Крайнем Севере. Равного ему нет. Лишь только больная ослабленная особь попадает на стол волку, росомахе или другому хищнику.
Сёмка водил мушкой ружья по лосиному корпусу, задавая себе один и тот же вопрос: куда стрелять?
За подранка отец устроит взбучку. Да и раненый лось может затоптать насмерть. Бить - уж только наверняка.
Лось же, закончив трепать травяное корневище, на секунду замер и, тревожно поводив ушами, видно, что-то почуяв, оглянулся назад… Наконец их глаза встретились. Грохнул выстрел, отдав далеко по озеру эхом и потерявшись где-то далеко в таежных макушках кедров.
Нет никого и ничего вечного в этой жизни. У каждого есть свой день. Вот и для этого лося его день наступил. Дробовая пуля врезалась в звериную шею. Лось тут же просел сначала на одну заднюю ногу, затем подогнулась и другая. Потом осел всем корпусом. Из его ноздрей хлынула темная кровь, окрашивая разводами воду озера. Собрав усилия в последний раз, лось попытался встать, принять привычное положение тела, но какая-то неведомая сила отнимала волю, силу, жизнь, и, смирившись со своей участью, зверь упал на краю озера. В агонии его передние ноги судорожно пытались встать на землю, но жизнь уже покидала это громадное тело.
Охотник же, оцепенев, глядел, ещё ничего не понимая. Его внимание было сосредоточено лишь на звере, испускающем последний вздох, и на ружье, в котором на «если что» сидел ещё один патрон.
Вскоре лось окончательно затих. Прижатые было уши безвольно повисли. Сёмкино оцепенение стало проходить, сменившись ликованием охотника. Ему, двадцатилетнему пацану, удалось добыть лося. Добыть не из карабина, а дробовым зарядом, один на один. С ружьем наизготовку Сёмка подошел к лосю и сапогом ткнул его в холку. Лось подался вперед. «Все!» - радостно подумал Сёмка и как победитель сел на корпус туши.
Ондатра, ловушки, самоловы, мордушки - все это сразу как-то померкло, стало мелким, ненужным, не заслуживающим внимания.
«Вот это да!» - радовался Сёмка, ощущая своим задом ещё горячую лосиную тушу, пальцами теребя грубую шерсть. Сердце ещё продолжало стучать, но уже от радости, от успеха. В разгоряченном воображении мелькали восторженные лица друзей:
- Ну, ты, Сёмка, молодец! Мы так не можем!
- А я смог! Смог! - вел с ними Сёмка мысленный разговор.
«Эх, - посокрушался он, - видел бы хоть кто-нибудь, как я его добыл. ещё немножко помечтав, Сёмка спохватился. Добыть-то добыл, но теперь с ним разделаться надо. Что-что, а Сёмка был не кем-то, а сыном таежника, рыбака, охотника, а это говорило о многом. Во-первых, азам жизни в тайге он был обучен сызмальства, и не в теории, а на практике. Походный рюкзак мал, но в нем было все, чтобы без проблем выжить в лесу. Нож, топор, брусок, котелок, спички, соль. Это инструмент номер один. Даже ружье - это второе. Хотя зверя, птицу, рыбу можно добыть и без него. Зверя - ловушками, например, рыбу - сетью, мордушками, птицу - слопцами, петлями.
Туша лося наполовину лежала в воде, справиться с ней одному было непросто. Ходить вокруг нее - и то нелегко, вокруг няша, ил, мутная вода. Вот и опять задача. Справиться с делом так, чтобы не измарать ни одного кусочка, чтоб мясо было свежее, розовое, с белоснежным налётом жира. Вот именно таким и надо полакомиться, как говорится, от пуза.
Вообще, лось в плане кулинарии уникальная штука. Если вы спросите меня, бывалого охотника, что в нем самое вкусное и лакомое, то этим вопросом застанете меня врасплох. Но если немножко подумать, привести свои кулинарные мысли в порядок, то самое верное, пожалуй, - это рассказать о его биологической и кулинарной уникальности по порядку.
В лосе съедобно и вкусно практически все. А если попадется вам самочка или сентябрьский ещё не выгулянный самец, то, считайте, что вам повезло, в ваших руках окажется много вкусного, жирного, но, заметьте, не содержащего холестерина мяса. Я, например, не могу отдать предпочтение какому-то одному блюду. Все вкусно в определенный момент и по конкретному поводу. Но все же самым впечатляющим для меня стало одно блюдо, у которого и названия-то нет. Готовится оно так. В дело идут лосиные ноздри, язык и «книжка». «Книжка» - это у лося орган пищеварения, представляющий собой толстенный мешочек, внутри которого много перегородок. Вот с него-то и начинаем. Выворачиваем его, срезаем перегородки, промываем. Затем ошпариваем, снова выскребаем, и так три раза до устранения специфического запаха. Все! Полуфабрикат готов.
В одну кастрюлю кидаем язык, в другую - лосиные ноздри и отвариваем до готовности. Готовность определяем путем прокалывания вилкой. Если прокалывается легко, значит, готово. Если язык стал мягким, да и ноздри готовы, выкладываем все на тарелку, даем обтечь, остыть. Итак, начинка готова. Вначале язык, за ним и лосиные ноздри нарезаем тонкими ломтиками по принципу мясной нарезки для ассорти и начинаем укладку полученного в «книжку». Ломтик языка, ломтик ноздри, ломик языка, ломтик ноздри. Слои можно проложить чесноком и перцем или другой приправой на свой вкус. Можно острой, средне-острой и даже сладкой. Но обязательно между этими деликатесными ломтями нужно проложить нутряной жир, чтобы изделие получилось сочным. Вложив все это в импровизированный мешочек, который представляет собой лосиная «книжка», завязываем устьице, кладем в бульон, в котором варился язык, и варим не более десяти минут, чтобы растопился нутряной жир. Все! Не рекомендую вытаскивать продукт за этот мешочек, так как он может порваться, лучше наклоните кастрюлю, слейте из нее бульон, а получившееся блюдо перетащите на большую тарелку. Теперь нужно дождаться, чтобы блюдо остыло. Для этого, например, с вечера ставим его в холодильник, за это время сок и жир внутри «книжки» превратятся в желе, и все станет однородной массой.
Наутро деликатес можно подавать на стол. Берем широкое блюдо, выкладываем на него нарезку по типу мясного ассорти и украшаем по вкусу. Подавать можно и в холодном виде, и в подогретом, например, в микроволновке. Уверяю вас, пальчики оближете! Подобного не попробуете нигде, разве что только у Сёмки дома. Если, конечно, он вас пригласит. И что за блюдо, как ни пытайте, все равно не скажет. А вы только ешьте, наслаждайтесь и хвалите.
Вот и ещё один северный рецепт. На охоте бывалые охотники, добыв лося, конечно же, варят грудину. Это, наверное, самое лучшее. Представьте себе гору горячего дымящегося мяса, ароматного, жирного. На столе в избушке керосиновая лампа, запотевшая бутылка водочки, кружка густого наваристого бульона… И бесконечные разговоры до утра. Водки обычно в таких случаях не хватает…
А теперь Сёмке предстоит непростая задача - разделать лося. Волнение и азарт прошли, надо браться за дело. Лис, зайцев, даже росомаху обдирать приходилось не раз. А вот лося впервые. Как-то раз отец привозил лося в бударке целиком, но он тогда был маленьким и поучаствовать в разделке ему не дали. Взяв в руки нож, подумав, Сёмка решил: «За ногу поставлю его на спину, сделаю надрезы и начну обдирать».
Так… взяв в руки лосиную ногу, Сёмка потянул ее вверх, но, увы, не то что перевернуть, а просто поднять ее было не под силу. Слегка замешкавшись, Сёмка проткнул ножом шкуру и повел надрез вдоль корпуса по спине к шее. Так, есть. Поперечный надрез у ног, затем ещё один, у задних…и - за дело. Нож, с хрустом подрезая под шкурой мездру, отделял ее от лосиной туши. Дело продвигалось. Топором Сёмка нарубил мелкого тальника и с обеих сторон от туши выложил эдакую таловую «постель». Чистота и аккуратность - удел благородных. Итак, верхняя часть туши уже освобождена от шкуры. Теперь надо отделять мясо.
«Ну вот! - улыбнулся он сам себе, - дело пошло, теперь можно и отдохнуть». Не устояв перед искушением, он сначала сел, а затем и лег на сухую осеннюю траву. Перед глазами открылась небесная панорама, облачность он уже определял почти профессионально: шесть баллов. Ветерок неустойчивый, три метра. Склонившаяся над его лицом травинка трепетала при дуновении ветра. Взгляд устремился куда-то ввысь, в облака. Дойдя до них, Сёмка «полётел» ещё выше, к звездам. На секунду ему вдруг показалось, что его оторвет от земли и унесет куда-то в космос.
«Ух! - вздрогнул от неожиданных иллюзий Сёмка. Затекшее от освежевания туши, тело отдыхало. Взгляд перенесся с неба на близлежащий горизонт. За березовой гривой летел орел, а крикливая ворона накидывалась на него то сверху, то снизу.
«Дура! - усмехнулся Сёмка, - рубанет он тебя разок, и откаркаешься». Облетевшие ветки тальника застыли, направив в небо, как антенны, свои верхушки. Не пройдет и месяца, как землю покроет снег, и эти талины облепят белые куропатки. Они с большим удовольствием объедают с них почки, которые, как нарядное семейство, украшают северную природу. Неискушенному север представляется мертвой пустынной территорией. Холодно, безжизненно. Кто-то даже придумал такую теорию, дескать, на севере заканчивается не только жизнь, но и душа. Истинный северянин лишь усмехается, слушая такие рассуждения.
Сёмка, который волею судьбы пожил и в Латвии, и на Украине, узнал разницу. Северная природа ярче, мощнее, многократно богаче своей флорой и фауной. А вечнозеленая тайга… Вот взять, к примеру, землю Латвии или Украины. Там она давно вытравлена удобрениями, воды из реки не попьешь. Дикого зверя мало, да и рыбы тоже. А в низовьях Оби одних только рыб около тридцати видов. Под землей целые лабиринты нор, в которых обитают и маленькие мыши, и кроты, ондатры и бобры, выдры и норки. «Ну ладно, - спохватился Сёмка, - время летит, расфилософствовался я что-то, надо управляться дальше».
Он встал со своей пахучей от разнотравья лежанки и направился к лосю.
Чуть подумав, решил: «Ну что, начну, наверное, с лопатки». Пониже голени он сделал по кругу надрез. Осторожно-осторожно, и нож заскользил по частям туши, постепенно превращая ее в гастрономический продукт. Вот нога под усилием сломалась и повисла на суставе. Срезав ее, Сёмка бережно вынес ногу на чистое, заранее приготовленное место. Теперь лопатка. За голень Сёмка приподнял ее сколько было сил, и стал чиркать под ней ножом, чтобы отделить от туши. Острый нож делал свое дело, и вот лосиная лопатка весом килограммов в сорок в его руках.
Покряхтывая от натуги, Сёмка вынес ее на берег и уложил рядом с лосиной ногой. Ноги - хоть лосиные, хоть оленьи, хоть коровьи – его отец ласково называл «холодцами». Вспомнив, глядя на них, отца, Сёмка улыбнулся про себя и снова направился к туше.
«Так…если распорю брюшину, то все равно будет тяжело, лучше отделю заднюю ногу». Также по суставу и также уверенно Сёмка отрезал «холодец», положил его рядом с первым, затем, взяв за лытку, подрезал снизу, та податливо пошла вверх, до сустава и… ещё немного работы, и всю тушу перетащил Сёмка на берег протоки, уложив куски срезом вниз, чтобы остатки крови стекли с мяса. Зимой делают наоборот - срезом вверх, чтоб мясо от снега не натянуло в себя воды.
Если мясо предназначалось на сдачу, отец командовал: «Срезом вниз!» Это чтобы мясо через срез вобрало в себя побольше воды, и, глядишь, ляжка станет на килограмм больше. Такая вот крестьянская хитрость.
Не раз Сёмке доводилось наблюдать, как взрослые разделывают коров. Да и на забойный пункт с пацанами часто бегали поглазеть. Особенно когда оленеводы пригоняли на забой оленье стадо.
Темнело. «Поеду домой, завтра с отцом вывезем мясо. Возьму только ноздри, грудину, язык и внутренности». Собрав все это в мешок, Сёмка обернулся, поглядел ещё раз на свою добычу и, выдохнув, сказал: «Все!»
Лось спасен: если не разделать добытую лосиную тушу в течение восьми часов, то мясо внутри него запреет и прокиснет.
Гудя, неровно работая, переходя с одного цилиндра на другой, лодка плыла вверх по Северной Сосьве. Сумерки быстро охватывали берега, черные яры. Единственное, что ещё не успела поглотить в себя тьма, - это широкий прямой плес реки Северная Сосьва в слиянии с Обской протокой Вайсова. Впереди зажигался огнями родной поселок, и чем ближе лодка приближалась к нему, тем он становился шире и больше. В районе аэродрома, мигая проблесковым огнем, в небе кружил вертолёт «МИ-8». «Тренируется, - подумал про себя Сёмка. - ещё шестнадцать дней, и на работу, быстрей бы. И буду летать каждый день…». Он замечтался и тут же в мыслях оказался в кабине того кружащего в ночи вертолёта, который, включив фары, уже заходил на посадку с прямой. Сёмка по памяти стал перечислять приборы в его кабине и так доехал до своего берега, что на краю поселка Голчинка. Нос бударки мягко ткнулся в песок, мотор заглох. Сёмка бросил якорь на всю длину цепи, сапогом вмял его в землю. Из носа бударки достал мешок с мясом, взвалил его на спину и зашагал домой. Идя по тропинке в кедровой роще, ощущая тяжесть мешка, прикинул: килограмм пятнадцать, не меньше. Его пес, Пушок, заслышав хозяина по походке, радостно замахал хвостом, стал запрыгивать передними лапами ему на грудь. Потом, порыкивая, забежал сзади, втягивая запах свежатины, исходящий от мешка. Пушку не раз приходилось участвовать в охоте на лося, и о Сёмкиной удаче он понял сразу. Эх, и возбудился он, прыгая то на охотника, то рядом с ним, повизгивая и размахивая из стороны в сторону своим пушистым хвостом. Вот припустил махом во двор и, взвизгнув там пару раз, оповестил всех, что Сёмка приехал и идет с хорошей добычей. Потом опять устремился Сёмке навстречу, казалось, радости его нет предела. Вообще северным охотничьим собакам трудностей достается много. Это, прежде всего, выживать, работать.
Весна, минус десять, с хозяином Пушок всю ночь бродил по проталинам, по воде, охотясь на гуся. Под утро Сёмка присел отдохнуть на сухую кочку, а Пушок запрыгнул ему на колени и, поскуливая, дрожал от холода. Намоченная с вечера и ночи, шерсть его на утреннем заморозке заледенела, перестала греть. Пришлось разводить костерок, кипятить чай, чтобы за это время Пушок привел себя в порядок.
Как-то с отцом они ехали по реке на бударке. Бударка - это деревянная лодка со стационарным мотором. Сёмка сидел на носу, отец - в моторном отделении, а Пушок - на корме, крутил своим носом из стороны в сторону, втягивая в себя воздух и стараясь уловить нужные ему запахи. Когда его взгляд встречался с хозяйским, он тут же преданно помахивал хвостом. Одним словом, охотничья идиллия, да и только. Лодка, буравя воду, поднималась вверх по течению, каждый в ней занимался своим делом, занимался им и Пушок, не понимая только одного - что хвост его находится в опасной близости от вращающего гребной винт вала, который, в свою очередь, вращался от тринадцатисильного стационарного мотора. И в момент, когда Пушок окончательно расслабился и хвост его безвольно опустился на вал, произошло то, что должно было произойти. Вращающийся вал сначала прихватил на себя шерстку, а за ней и хвост. Какая-то чудовищная сила рванула Пушка за хвост вниз, заломила его до боли, намертво прижала к днищу лодки. Казалось, ещё секунда, и эта сила утянет его в пучину воды. От страха и ужаса Пушок, глядя хозяину в глаза, выл на все таежное урочище. Двигатель мотора, естественно, заглох. Отец, слегка сматерившись, быстро понял, в чем дело, и снова запустил движок, выключил реверс и дал задний ход. Хвост отмотало.
Почувствовав свободу, Пушок оттолкнулся лапами от сланей лодки и выпрыгнул за борт. Продолжая скулить, он поплыл к берегу Вогулки. Долго потом пришлось заманивать его обратно, и после этого случая в кормовом отделении, там, где крутится вал, Пушок никогда не сидел. Его местом стал нос бударки. Такая вот собачья наука.
Ну, вот и дома! Уже изрядно устав, Сёмка разогнул бродни, сел на крыльцо, стянул с ног сапоги. Мешок с лосиным деликатесом занес в сени, включил свет.
- Пап! - приоткрыв входную дверь, позвал Сёмка.
- Ну? - увидев сына и привстав из-за стола, сухо спросил отец.
Отец его, кода трезвый, особым многословием не отличался. Кратко спрашивал, кратко отвечал.
- Я лося добыл.
- Где?
- Да на озере, на ондатровом!
- Ободрал?
- Да, и мясо на ветки таловые сложил.
Увидев лосиную грудину, облитую жиром, отец заулыбался:
- Ух ты…
И тут же, радостно сверкнув глазами, крикнул вглубь дома:
- Мать, иди сюда! Вон, гляди, сын твой лося добыл.
- Ой, молодец какой, - похвалила мать и, посмотрев на мужа, добавила:
- Он у нас не только охотник, но и лётчик!
- Ну что, охотник, заходи в дом, - ликуя, сказал отец. – И как бы парируя жене за лётчика, добавил:
- Чье воспитание? Нигде не пропадет. А мясо, сын, завтра вывезем. Ничего за ночь с ним не случится. Наоборот, обтечет, обсохнет. А сегодня мы отварим свежатинки.
С этими словами отец, взяв топор, шагнул в сени.
Сёмке же оставалось раздеться, доволочь ноги до своего дивана и безмятежно уснуть.
- Вставай, охотник! - услышал он уже утром голос отца. - Мясо добыть добыл, а кто его вывозить будет?!
Сёмка тут же подскочил, как солдат, разлепил глаза, умылся. На столе, на широком блюде лежала горка отваренной грудины. Ничего не оставалось, как подсесть к этой аппетитной горке ещё горячего мяса. Через минуту мельтешащая на кухне баба Соня поставила перед ним тарелку густого наваристого бульона:
- Вот, Сема, зеленью ещё посыпь, - сказала она.
Бабе Соне было уже восемьдесят, жизнь она прожила, как говорится, героическую. Пожила и при царе-батюшке, и при белых, и при красных. Она была как раз из тех казачек, которых царь расселял по северу «для освоения сибирских трактов». Осваивала-то она его, правда, то в батрачках, то в работницах, кулака мужицкого не раз пробовала. Как-то раз, утирая слезы, она пожаловалась внуку:
- Бил меня муж, отчим отца твоего, нещадно! Андриан его звали. Раз завалился домой ночью, поднял меня и как даст в ухо! Из уха какая-то жидкость вылетела, и все. Я два дня без памяти пролежала, а когда поднялась, то уже на это ухо больше не слышала.
А отца Сёмкиного она после обоза родила. Купцы в те времена в обозы подолгу ходили, по восемь-десять месяцев, торгуя с аборигенами всяким житейским скарбом, обменивая его на рыбу, пушнину, мясо. Вот смышленые купчишки и брали с собой в обозы девиц красивых, обязанность им назначали, жалование платили. Ну а в дороге соблазняли, естественно. Да и куда от купца-деспота в пути денешься? Вот Соня и попала к такому, на такую должность. В итоге обоз вернулся, вернулась и Соня. Правда, уже с огромным животом. Ну что, случай по тем временам не редкий. Не прошло и два месяца, и у Сони родился парень, нарекли Ленькой. Люди из сословия купцов честь имели - не в пример сегодняшним нуворишам. Незамедлительно купец тот дал младенцу и отчество свое, и фамилию. Да что говорить - твоя кровь, свято! И тут же купец пошел в загул - по тем временам не много - целых десять дней. Так что обмыт был сын купеческий по всем чинам качественно.
Потом до северных окраин докатилась революция, а за ней и Советская власть. Купчишка тот, отец отцовский, а Сёмке – дед, приговором «тройки» был признан врагом народа и без промедления расстрелян. Может быть, и Леньке не повезло бы в жизни с такой опальной фамилией. Но мать его, всесильная женщина Соня, вышла замуж за управляющего делами – ханта по национальности. И вся семья ее перешла в разряд рабочих и служащих. Часто печалилась она своему внуку на горькую свою жизнь, как не любил ее муж, как бил, как изменял. После этого она закрывала свое лицо цветастым платком, уходила в дальнюю комнату и плакала. Потом, проплакавшись, приходила вновь и, как бы оправдываясь, говорила:
- Я-то вот работала всю жизнь, не пила, не курила, по танцам не бегала. А вот подружки мои - каблучки да платьица, танцы да гулянки… Сделав после этого паузу, всегда добавляла:
- Все уже похоронены!
Умерла она в девяносто четыре, в огородных заботах. Нашли ее между грядок, за которыми она ухаживала до последнего своего дня.
- Ну что, готов? - зашел с улицы отец.
- Готов! - вздрогнул от его голоса Сёмка и пошел одеваться.
Не был отец щедр на похвалу, лишь когда на кухне распивал, бывало, с каким-нибудь дружком бутылешку-другую, то, хвастался, какого сына вырастил и дочек красавиц.
- Все? - скупым вопросом поторопил Сёмку отец.
- Ага! - виновато подтвердил свою задержку сын, шмыгнув в сени и оттуда - к речке. Пушок, гордо помахивая хвостом, возглавлял эту самую важную в его жизни процессию. Вот так и прошел ещё один день в одном истинно северном семействе.
«Як-40», погудев турбинами, наконец заглох. На вокзале сразу все ожило, загудело, люди поднялись со своих мест и двинулись на улицу встречать пассажиров. Понятно, что никто к ним этим рейсом не прилетал, но «варяги», как их звали на Севере, утоляли свою ностальгию по большой «земле», по родине.
И хотя самолёт был из Тюмени, про который ещё год назад они на Украине и слыхом не слыхивали, все же это была ниточка, связующая их со своим хоть и бедным, но прекрасным прошлым.
Вот и вереница пассажиров, а впереди стройная дежурная, работница службы перевозок. Открылась железная калитка, и через людской коридор пассажиры с чемоданами и рюкзаками зашагали навстречу своему выбору.
Где он? Где? Вытягивая от нетерпения шею, Сёмка высматривал Яшку в толпе пассажиров. Наконец-то в проеме калитки появился его друг. Серое пальто, кепка, из-под пальто торчащая олимпийка, черные брюки.
- Ну, тут у вас грязи… - вместо приветствия кивнул Яшка на свои черные туфли, ставшие от осенней грязи коричневыми.
- Да! - заулыбался другу Сёмка. - Это не юг. Осенью у нас всегда так. Вон лужа, можно помыть, - показал он на прозрачную отстоявшуюся дождевую лужу.
Яшка передал другу свой чемодан, отмыл туфли.
- Ну, пойдем ко мне, я тебя кое-чем угощу, северным. Да сегодня у меня и переночуешь. А потом в отдел кадров вместе пойдем! Чего ждать-то!
- Как по партизанским тропам меня ведешь, - смеялся Яшка.
- А это что? - неожиданно остановился он, показывая пальцем на валявшиеся в беспорядке на земле кедровые шишки.
- Шишки кедровые! - удивленно ответил Сёмка.
- А можно взять?
- Бери, - засмеялся в ответ Сёмка. Это тебе не совхозный сад или бахча. Тут все бесплатно, только бери, не ленись.
Яшка сбежал с деревянных ступенек тротуара, подхватил с земли несколько шишек, снял с одной кожуру, отщелкнул один орешек - пусто! Расщелкнув второй и разжевав ядрышко, с закрытыми глазами произнес:
- Здорово! Слышь, Сёмка, а давай постоим тут минут пятнадцать, я хоть орехов наемся, такая вкуснятина!
- Не наешься, а нащелкаешься! - поправил его Сёмка.
Поставив на землю чемодан, друзья принялись за орехи.
- А это и есть кедр? - спросил Яшка, хлопая ладонью по стволу большой ели.
- Не, это ель, а кедрина вон, - Сёмка кивнул в сторону большого дерева.
- Ух, ты, - удивлялся Яшка, - впервые вижу такое дерево. Прям как наш дуб.
- Только дуб тут не выживет! Вечная мерзлота, холодно, - усмехнулся Сёмка.
Исщелкав пятую шишку, Сёмка взял чемодан и сказал:
- Хватит, пойдем, а то дома ждут. Мать да бабушка. Наготовили северных угощений, а шишек мы ещё вдоволь нащелкаемся.
- Ух, ты, - продолжал восторгаться Яшка, - а хвоей-то как пахнет! Как в тайге, наверное.
- Похоже, - кивнул ему головой Сёмка и, улыбаясь, пошутил:
- Яблоками тут точно не пахнет!
Они прошли заросший елями и кедрами лог и, гулко топая ногами о деревянный тротуар, двинулись по улице.
- И что, тут асфальта совсем нет? - то и дело задавал вопросы Яшка.
- Нет, и, наверное, никогда не будет.
- Ничего себе, - удивлялся вслух Яшка.
У одного дома мужик смолил перевернутую вверх дном лодку «бударку».
- А это что за лодка? – сыпал вопросами Яшка.
- Нормальная, - отвечал Сёмка, - под мотором ездит ещё как! Мы на такой как-нибудь вместе на охоту прокатимся. На охоте-то бывал?
- Не, не доводилось, - как бы оправдываясь, ответил Яшка.
- Съездим, добудем уток и зажарим их на палочке. Знаешь, как вкусно!
- Понимаю, - неуверенно кивал в ответ Яшка.
- Пальчики оближешь, - продолжал рассказывать об охотничьих изысках Сёмка. - А запах какой, когда жаришь, обалдеть можно!
Навстречу им, по лежневке ехала запряженная лошадью телега, наверху которой стояла обитая жестью будка, окрашенная в зеленый цвет, по обоим бокам которой было написано «Хлеб».
- У вас тут и хлеб на лошадях возят, - заметил Яшка, с любопытством оглядывая повозку.
- Да, а что тут такого? У нас в райпотребсоюзе конный двор огромный, лошадей много.
Тротуар закончился, и они вышли на улицу Ленина - она тоже была выложена лежневкой, поверх которой был насыпан песок.
- Здорово! - восклицал Яшка, глядя на эту экзотику, новые для него виды, грудью вдыхая северный, насыщенный кислородом и смешанный с запахом тайги, воздух.
- А это что? - осторожно показал он на красивую, высотой по грудь, кучу.
- Да ты что, это ж муравейник! - засмеялся Сёмка. - У нас здесь много таких.
- Ни черта себе, - восхищенно протянул Яшка.
То и дело поглядывая на деревянные дома, Яшка поинтересовался:
- А что, тут кирпичных домов нет?
Сёмка улыбнулся:
- Есть один, купец какой-то давно построил. Потом церковь старинная была, сейчас там АТС находится, ну и трехэтажка – в ней райком.
- Да… как в колхозе, получается, - промолвил Яшка.
- Зато в каком крутом! - многозначительно поднял палец Сёмка.
- Нет, я не против, - поправился Яшка.
С каждым шагом делая для себя одно открытие за другим, Яшка незаметно прошел весь поселок. И вот друзья уже подходили к Сёмкиной улице.
- А это что? - приостановился Яшка, показывая то ли на гараж, то ли ещё на что-то.
- А, это экспедиция стоит, - пояснил Сёмка.
Гусеничные тягачи, танкетки, полутанки десятками стояли и в одну линию, и в груде металлолома.
- Здорово! - опять восторженно улыбнулся Яшка, уже по-настоящему завороженный севером.
- Ну, вот и пришли, - остановился Сёмка возле небольшого деревянного домика.
Послушно кивнув, Яшка остановился. Если сверху туфли его были чистыми, то подошва была похожа на многослойный бутерброд: грязь, листья, сухие кедровые иголки.
- А ты вот так, - показал Сёмка, и провёл подошвой своего сапога об край тротуара. Яшка последовал его примеру.
- Ну, теперь порядок! - радостно сообщил он, довольно поглядывая на более-менее чистые и легкие туфли.
Домишко на двух хозяев находился на окраине поселка, за огородом которого стояла материковая тайга из стройных, как солдаты, хвойных деревьев.
- Медведи тут не пробегают?» - с ехидцей поинтересовался Яшка.
- Не, медведи нет, а косачи вот вылетают, горностаи бегают.
- Горностаи? - переспросил Яшка.
- Ага. Беленький такой зверек.
- Точно! - вспомнил Яшка этого хищника из школьного курса биологии.
- Ну что, пошли в дом, - и Сёмка потянул своего друга за рукав.
Высокое крыльцо, просторные сени.
- А это что? - кивнул Яшка на стоявшую чурку, которая была иссечена черными кругляшками размером с пятикопеечную монету.
- А… это мы пыжи рубим, для патронов. Войлочные, из старых валенок. Вот от пыжей рубки и остаются, - рассказал Сёмка об охотничьих приспособлениях.
Друзья сняли обувь и вошли в дом, посреди которого стояла громадная выбеленная печь.
- Заходите, заходите! - поприветствовала их Сёмкина мать и, глянув на гостя, добавила:
- Сын тебя со вчерашнего вечера дожидается, даже кое-что готовил сам.
Парни разделись в Семиной комнате, отмыли от кедровой смолы руки и наконец сели за стол.
- Давай, Яшка, пробуй рыбу нашу северную. Вот селедка сосьвинская, такая есть только у нас. Во всем мире больше такой рыбки нет. ещё царь Петр Первый, попробовав ее в первый раз, сказал: «Сия рыба есть истинно царское яство!»
- Вот, давай, - и он придвинул другу большую фарфоровую тарелку, в которой лежали с десяток хороших селедок, очищенная отварная картошка, нарезанный кольцами лук.
Сёмка взял в руки одну селедку и показал, как ее надо есть. Рыба источала такой аромат, что рука сама собой тянулась к тугой, крепкой, размером с мужскую ладонь рыбине. Сделав все так, как показал Сёмка, Яшка съел одну рыбину и, по достоинству оценив ее вкус, тут же потянулся за следующей.
- Ух, ты, икряная, а икра-то какая красная» - воскликнул Яшка и, прислушавшись к своим ощущениям, сказал:
- Какой-то малосолено-сладковатый вкус. Смакуя, он продолжал выведывать про нее:
- А на что вы ее ловите? На червя?
- Да ну, - заулыбался Сёмка, - неводом конечно! Есть у нас такие невода, они и называются «селедошные». Вот ими и ловим. Некоторые плавают ее.
- Как плавают? – изумился Яшка.
- Сетью плавают, - пояснил Сёмка. - Закидывают сеть поперек реки и плывут с ней вниз по течению. Затем из реки выбирают ее в лодку, рыбу выпутывают на берегу, снова закидывают в реку, и опять все сначала.
Яшка даже не представлял, что это такое. Да и в лодке-то он катался всего раз в жизни, и не в настоящей реке, а в пруду в Москве, в парке Горького.
- А ее все время можно ловить?
- Не, Яша, в июле и августе только.
- А где вы ее храните?
- Как где, в леднике конечно.
Яшка опять удивленно захлопал глазами.
- Пойдем, покажу, - потянул его Сёмка и встал из-за стола.
- Да ладно, успеешь ещё нахвастаться, - осадила его мать.
Сёмка, слегка потупившись, сел на свое место.
- Там, где я живу, реки нет. Хотя есть одна, но с ваш дом шириной, и все! -подал реплику Яшка.
- Ну, ничего, наездимся еще. Заморозки начнутся, на моторке турпанов, это утка такая, погоняем, - пообещал Сёмка. - А ледник - это яма, в земле выкопанная. В нее ставят деревянные бочки, и зимой, когда стоят морозы, ее заливают водой. Получается, что бочки вморожены в лед. Этот ледяной погреб сверху утепляют, чтобы с наступлением весны, а потом и лета, лед не таял. Рыба, естественно, там не портится, ведь солят-то ее на севере летом и непотрошеную. Так что у кого нет ледника, у того нет рыбы. Да и банки, соленья, варенья, - все на лед. Зима длинная - все съестся.
За разговорами селедка в тарелках друзей незаметно кончилась. По Яшке было видно, что селедочка ему пришлась явно по душе и в принципе он не против ещё одной порции. Но Сёмка, словно угадав мысли друга, сказал:
- Сегодня у нас рыбный день, так что попробуем, Яша, ещё одну рыбку.
И взяв тарелку, он исчез в сенях. Через пару минут вернулся:
- Другого сорта попробуем - похуже. И рукой положил в Яшкину тарелку два оранжевых шматка рыбы и два белых.
Яшка изучающее оглядел их, понятно было лишь то, что куски эти отрезаны от каких-то громадных рыб.
- Что за рыбка? - удивился Яшка.
Сёмка победно выпятил грудь и, явно гордясь собой, ответил:
- Оранжевый кусок - это шиповка. А белый - нельма. Слыхал про таких?
- Не-а, - ответил Яшка, смущенно улыбаясь.
- Это малосол, - продолжал представлять Сёмка северные деликатесы. - Так у нас на севере хорошую рыбу и едят. Яшка тем временем потянулся и ухватил оранжевый кусок.
- Вот нож. Ты вилку, Яшка, отложи, ты рыбу ножом отрезай и ешь, - многозначительно улыбнулся Сёмка.
И добавил:
- Так ещё вкусней будет!
Кусочек за кусочком, осторожно, потом увереннее, и вот разделенный на две половины кусок шиповки исчез с Яшкиной тарелки.
- Вот это да..! Никогда не думал, что рыба такая вкусная бывает, - и Яшка покосился на Сёмкину тарелку.
«Не, - мысленно сказал он сам себе,- надо ещё нельму попробовать». И тут же вновь стал атаковать своего друга вопросами:
- А шиповка на кого походит?
- Шиповка? - на секунду задумался Сёмка. - Ну, осетра видел?
- Ну, только в кино да на картинках.
- Вот, - обрадовался Сёмка, - шиповка и есть осетр, только вид немного другой. Это смесь осетра и стерлядки. Вроде так говорят про нее старики на Оби. Только шиповка - самая жирная на Оби из всех осетровых пород. Вот эта на тридцать килограмм тянула. Здесь, на нижнем течении Оби, такая считается крупной. А осетры обские до девяноста килограммов вырастают, представляешь? Мы с отцом самого большого на семьдесят два выловили.
- Ух, ты, вот бы поглядеть! - восхитился Яшка. - А нельма?
- Нельма тоже крупная рыба, - продолжал пояснять Сёмка. – Говорят, до пятидесяти килограмм доходит. А мы с отцом самую крупную на двадцать четыре поймали на Тоготской Оби. Нельма, она, чем крупнее, тем жирнее и, естественно, вкуснее.
- А эта на сколько была? - улыбаясь, кивнул на свой кусок Яшка.
- Не взвешивали, - в недоумении ответил Сёмка, - но килограмм на пятнадцать, наверное, вытянула бы.
- А на кого походит? – не унимался Яшка.
- Селедку же видел?
- А то! Даже пробовал!
- Так вот, нельма, как селедка, только на пятнадцать килограммов, -подмигнул Сёмка.
- Ну, тогда давай ещё пару картофелин, и дегустируем. Правда, уже не могу, вот только этот кусок, и все!
- Давай, давай, - подбадривал Яшку друг, радуясь, что их домашняя кухня пришлась ему по вкусу. «Значит, не так плохо живем!»
Мясистый кусок нельмы, как льдина на весеннем солнце, так и таял во рту.
- Вкуснятина! - выдохнул наконец Яшка. - И даже лучше, чем шиповка. Та приторна немножко, а эта нет.
На улице темнело. Видимо, от перелета, смены обстановки, эмоций, богатого сытного стола Яшка устал, захотелось спать.
- Сем, а где можно полежать, а то глаза что-то слипаются, - жалобно спросил он.
- Ну, давай полежи часок, раз устал, - и Сёмка провёл друга в свою комнату.
- Вот диван, располагайся.
Яшка вначале сел, потом лег и, как только голова его коснулась подушки, легонько захрапел.
«Жалко, - подумал Сёмка. - Так долго не виделись, и уснул. Но ничего, часок поспит, и разбужу. А пока разберу рыбацкую сетку, которую вчера снял, уж сильно ветром скрутило».
Раскручивая и разбирая сеть, Сёмка улыбался и мысленно продолжал общаться с другом.
«Завтра у нас ещё один день есть, на рыбалку съездим, щёкура поплаваем. Говорят, он уже пошел на нерест по Северной Сосьве».
Наконец он управился с сетью. На дворе уже окончательно стемнело. Чуть поежившись от осенней прохлады, Сёмка накинул на сеть лежащий неподалеку брезент и, облегченно вздохнув, направился в дом. Высоко в звездном ночном небе кричали летящие далеко на юг казарки.
«Эх, - грустно улыбнулся им вслед Сёмка, - удачной вам зимовки в заморских краях, возвращайтесь скорее».
Услышав Сёмкины шаги, Яшка тут же проснулся.
- Ну что, поспал?
- Ага, - ответил, потягиваясь, Яшка.
- Ну и я думаю, хватит, а то ночью-то что делать будешь? Пойдем, - потянул его на крыльцо Сёмка. - Слушай!
Яшка, вжав от ночной прохлады голову в плечи, стал прислушиваться.
- Казара! - шепнул ему на ухо Сёмка.
Яшка тут же вскинул голову в звездное небо, откуда, словно музыка, раздавалось гусиное разноголосье. В иной миг даже казалось, что птицы летят не в небе, а ещё выше. Где-то там, в галактике, между звезд, сияющих яркими бусинами на светлом северном небе.
- Да, - зачарованно произнес Яшка, придя в себя, - и сколько их там летит? Наверное, больше, чем звезд!
- Может быть, - согласился Сёмка.
- Кажется, что это кричат не гуси, а ожили и заговорили звезды, - смущенно сказал Яшка.
- А что, запросто, - поддержал его Сёмка.
- А интересно, как они летят, по приборам или визуально, - пошутил Яшка.
- По чутью! - ответил за них Сёмка.
- По чутью, так по чутью, а погода-то звенит, - заметил Яша, - облачности нет, и видно - миллион на миллион.
- Ага, разъяснило, а днем такая падера была – ужас, - согласился Сёмка.
Еще послушав в ночи крики гусиного перелета, изрядно замерзнув, друзья вернулись в дом.
- Тут и дышится у вас по-другому! – сказал, улыбаясь, Яшка.
Сёмка кивнул и предложил:
- Давай лучше чайку попьем после рыбки-то.
- Давай!
Сёмка разлил чай по кружкам и опять ушел в сени. Вернулся оттуда с фарфоровой чашкой.
- Так и знал, - засмеялся Яшка, - что опять чего-нибудь новенького принесешь. И он с любопытством заглянул в кружку.
- Что это? Икра?
- Ага! - радостно сказал Сёмка. - От шиповки, которую ты ел.
Продолжая разглядывать принесенную икру, Яшка переспросил:
- А что это в ней такое длинное и оранжевое?
- Это жилки, на которых растут в ней икринки, а оранжевое - это жир такого цвета. А на осетре он белый. С жиром и жилками вкуснее. Попробуй, поймешь.
Яшка взял кусочек хлеба и решил сделать бутерброд.
- Не, не так, - остановил его Сёмка. - Вот как у нас едят икру! Берешь вилку, цепляешь на нее комок икры и ешь. Если комок большой, то крути его об край тарелки, пока не оборвется и не станет меньше. Вот тогда и ешь. А хлебом заедай. И он, зачерпнув увесистый навильничек черный икры, показал, как ее есть. Яшка оказался по этой части на редкость смышленым, не прошло и десяти минут, как тарелка опустела.
- Ну, ты меня и потчуешь, - тяжело выдохнул Яшка. - Спасибо тебе, дружище! Столько открытий за один день…
Сёмка на правах хозяина предложил:
- Давай, Яша, теперь чай пить! Он желудок укрепляет, так моя бабушка говорит.
И они, щурясь от удовольствия, принялись за чай.
- На рыбалку завтра поедем? - спросил Сёмка.
- А на кого?
- Щёкур сейчас ловиться начал, рыба такая. До четырех килограммов весом. Сам-то щёкур по вкусу - постноватая рыбка, муксун лучше! Мать или бабушка берут его разве только на пирог – в нем щёкур сочнее муксуна или даже нельмы. А ценится он в основном за икру. Икра у щёкура вкусная, и съесть ее можно хоть сколько. Она нежирная, и желудку от нее легко.
- Вот и поедем, - обрадовался Яшка.
- А одежду рыбацкую я тебе найду, а то ты как «пижон» приехал на север, - засмеялся Сёмка.
Поболтав ещё с часок, поглядев фотографии, парни стали позевывать и наконец Сёмка предложил:
- Ну что, раньше ляжем, раньше встанем!
- Ага, - поддакнул сонный Яшка.
- Как погода в Курске? - спросил напоследок Сёмка.
- Листья ещё зеленые, - потирая сонные глаза, пробормотал Яша.
- Ух, ты, значит лето еще! А у нас не сегодня - завтра снежище повалит, кстати, был уже. Минут пять шел.
На этом друзья уснули.
Баба Соня, помелькав ещё за занавесками, приговаривая что-то сама себе, перемыла посуду, щелкнула выключателем, и в доме, как и на улице, наступила ночь. Спали дети, спали взрослые, пригревшись на печке, спал толстый, с умильной сытой мордой кот.
Утром проснулись все враз. Орал кот. Орал так, что казалось, будто его положили на разделочную доску и отрезают от него по куску, на гуляш. Сёмка рывком соскочил со своей кровати и ринулся в комнату, откуда раздавался кошачий вопль. рёв вскоре прекратился, и тут запричитала бабушка:
- Ох, кота-то я чуть не изжарила!
Сёмка же, рассмеявшись, крикнул ей в ухо:
- А я тебе его не заказывал!
- Ну и отчудила бабуля, - зашел к Яшке в комнату Сёмка и стал рассказывать:
- С той стороны печки есть духовка, в ней пироги пекут и шаньги. Котяра-то ночью перелез туда, ведь там теплее, и уснул. Короче, тепло и мухи не кусают. А бабуля утром печь растопила и у духовки дверь-то закрыла. Пока печь разгоралась, он балдел, потом жарче стало, он стал царапаться, а бабуля-то глухая, не слышит. А как его уже прижигать стало, он уже заблажил благим матом. Я дверку-то открыл, он как сиганул оттуда, чуть с ног не меня сшиб!
Так началось утро. Яшка улыбнулся:
- Хороший из кота будильник получился, вместо петуха. У нас под Курском по утрам они так орут, что поневоле проснешься!
Сёмка возразил:
- Наши коты громче орут!
- Ну да, особенно, если их запекать! - хихикнул Яшка.
Поохав, поахав, бабуля засуетилась у плиты. Вскоре по всему дому поплыл аромат домашней стряпни.
- Полежим еще, - сказал Сёмка и вытянулся на своей кровати. - Пирожки жарит бабуля.
И тут у Сёмки вдруг вырвалось:
- А я недавно лося убил! Здоровый такой.
Сёмка замолк, ожидая реакции друга.
Яшка же, чуть подумав, сказал:
- Я лося не то что не пробовал, но и не видел никогда, кроме как на картинках. Его хоть едят?
- Да как не едят, - подпрыгнул на своем месте Сёмка. - Пирожки сейчас бабуля печет, а начинка в них как раз из его внутренностей.
И он стал в деталях рассказывать про свою охотничью победу…
- Ну что, вставайте, - заглянула через штору бабушка. - Я пирожков нажарила!
- Ну, пирожки - не коты, - подмигнул Яшке Сёмка.
Яшка по-курсантски спрыгнул со своего дивана, и друзья двинулись к умывальнику.
После этого Сёмка ткнул локтем Яшку в бок:
- Пойдем на улицу, погоду посмотрим!
На улице Яшка опешил:
- Ух, ты!
Вчера ещё черно-серые от дождя и мороси тротуары неожиданно преобразились и стали белыми от снежного инея.
- Ух, ты, - цокал языком Сёмка, - вот сегодня глухари на песок попрут! Утренник-то какой!
Вздрогнув от неожиданности, он схватил Яшку за рукав и полушепотом заговрил:
- Смотри, смотри… вон, вон, косачи сидят на осине! Смотри!
- Точно, - заулыбался Яшка, не зная, как реагировать дальше.
У Сёмки же от возбуждения задрожали руки.
Прыгая с ветки на ветку, на одинокой высокой осине хозяйничали с пяток косачей. Успокоившись, Сёмка деловито пояснил:
- Выводок, наверное.
- Красиво, - мечтательно протянул Яша.
Утро давно началось и в поселке. В стороне аэропорта ревели движки самолётов.
- Греют! - улыбнулся Яшка.
- Ага, - поддакнул Сёмка.
Кто-кто, а они понимали, о чем идет речь.
Посетив деревянное здание, известное в народе под буквой «М», парни вернулись на кухню - в хозяйство бабушки Сони. На столе стояло блюдо с грудой золотистых пирожков.
- Давайте ешьте, пока горячие, - то и дело приговаривала она.
Но парней и уговаривать не надо было.
- Ну и пирожки, - удивлялся Яшка, - я таких больших не видел.
Пирожки были узкие и длинные, с мужскую ладонь.
- Вот маканина, - предложила бабушка, ставя на стол бульон из-под сваренного в нем ливера.
- Ты макай сюда пирожки, - сказал Сёмка, - так вкуснее будет. – Это бульон, в котором варились почки, печень, легкое и другие внутренности.
- Угу, - согласился Яшка и откусил первый пирожок. Прожевав, высказал первое мнение:
- А они и без бульона вкусные!
- А ты с бульоном попробуй, - наставлял приятеля Сёмка.
Яшка обмакнул свой пирожок в бульон:
- А что, - согласился он, - с бульоном, пожалуй, ещё лучше, не подумал бы никогда. У нас по пирожкам все бабушки мастера, а вот таких ни разу не пробовал.
И Яшка увлекся бабушкиным угощением. Наевшись так, что на лбу его выступил пот, он простонал:
- Объелся! Как теперь пойду-то?
- Ну, что, вкусные? - спросил Сёмка.
- Вкуснятина… неимоверная!
- Не то что «лятчики», которые Гелина бабушка в Кременчуге делала! – заметил Сёмка, и парни громко расхохотались.
- Хотя, Сем, мы их тоже поедали с удовольствием, - справедливости ради подметил Яша.
- Да. Ну, что ж, как умела, так и стряпала. Спасибо ей.
- Ну, я - все, - сдался Яшка.
- Тогда пойдем одеваться.
И они пошли готовиться к выезду на рыбалку.
- Ну вот, - довольный собой, в броднях, энцефалитке, поверх которой была надета толстая фуфайка, ходил по двору Яшка.
Сёмка вышел на улицу, держа в вытянутой руке рюкзак.
- Во! - он слегка потряс им. - Харч! Это самое главное в рыбалке. Ну а теперь сделаем вот так.
Сёмка взял носилки и поставил их к сетям, которые приготовил с вечера.
- Давай сложим все в них.
Парни положили сети, рюкзак с продуктами, остальную утварь.
- Вроде и все, - сказал Сёмка и встал впереди носилок. - Ну что, пошли! Носилки были нетяжелыми.
Рыбаки двинулись к реке. Надо было пройти через кедровый лесок; с непривычки Яшка то и дело запинался об корни кедров, хотя под конец пути настроился, ноги стал поднимать выше, шаг выровнялся. Сёмку отец когда-то тоже поругивал, когда тот запинался:
- У, - в сердцах говорил он на сына, - росомаха!
Наконец лес расступился, открылся берег реки, у которого стояла длинная деревянная лодка.
- Вчера такую же видели, когда с аэропорта шли, помнишь? - обрадовался Яшка.
- Примерно такую, - подкорректировал Сёмка.
Остановившись в трех шагах от бударки, Сёмка скомандовал:
- Ставим! Ты давай, Яшка, в лодку мне подавай все по порядку, а я буду раскладывать.
Так, не торопясь, они сложили в лодку свои рыбацкие пожитки.
- А носилки, Яш, поставь вон к тому кедру.
Вскоре, дымя, затарахтел двигатель лодки.
- Давай садись в лодку, я оттолкнусь сам, - распорядился Сёмка и, раскачивая лодку из стороны в сторону, столкнул ее в воду. - Поехали?
- Поехали! - улыбнулся Яша в ответ.
- Ты тут сядь, вот на эту скамеечку, и ничего не делай, смотри по сторонам, природой любуйся, а когда приедем, я скажу тебе, что делать.
- Угу, - опять послушно кивнул Яшка.
Сёмка включил реверс тринадцатисильного стационара и, буравя воду, лодка поплыла.
- Вогулка – эта река так называется! - крикнул ему на ухо Сёмка, перекрывая рёв двигателя.
Яшка же, зачарованный проплывающими северными пейзажами, подмечал все, что попадалось на его пути. Вглядываясь в коряги, торчащие из воды, Яшка торопился увидеть в них громадных нельм, в заводях - играющих мелких щурогаек, сосьвинскую селедку. За стоящими стогами сена, на обрывистых берегах мерещились ему рогатые лоси. Яшка жадно вдыхал новые, неизвестные до сего дня запахи северной природы. Лодка же плавно скользила по водной глади Вогулки и наконец, сделав крутой поворот, выплыла на широкую реку.
- Северная Сосьва! - объявил Сёмка.
- Вижу, - мечтательно кивнул Яша.
- Ты иди ко мне в моторку, тут теплее.
Яшка встал и перешел в моторное отделение.
- Полтора часа будем пилить до места, - сказал Сёмка.
- Здорово!
- Алясы называется наше место, протока такая, - и Сёмка стал подробно рассказывать о каждом повороте на их пути, пояснял, где и какая рыба водится, и как ее надо ловить.
- А вот сюда, Яша, зимой на удочки поедем рыбачить, щурогайка, знаешь, как клюет тут здорово. До сотни штук, бывало, надергиваешь.
Яшка спросил:
- А щурогай - это что за рыба такая, что-то я про такую раньше не слышал.
- Да ты что, - усмехнулся Сёмка, - это маленькие щучки, нынешние. У нас их много, наверное, это самая массовая рыба.
Так, за разговорами время пролетело быстро, лодка прибыла на место, и Сёмка, сбавив ход, выключил двигатель. Нос бударки плавно воткнулся в береговой песок.
- Ну вот, мы и на месте, - торжественно объявил Сёмка. - Теперь, Яша, надо все приготовить к рыбалке. Грести ты, наверное, не умеешь, будешь тогда выметывать сеть, сейчас я тебе покажу, как.
Сёмка взял брезентовый куль с плавными провязами, перенес его на корму лодки, развязал, свободными концами брезента прикрыл выступающие углы кормы:
- Это чтоб провяз не цеплялся, когда ты будешь его выметывать, - пояснил Сёмка.
К веревке, привязанной к сети, он прикрепил канистру и сказал:
- Это, по-нашему, «курень» называется, а по-вашему, по-курски, наверное, буек, - загадочно подмигнул другу Сёмка.
- Вот, смотри, Яша, когда скажу тебе, ты выбрасываешь за борт курень, веревку выпускаешь, и пошла сеть. За верхнюю тетиву начинаешь ее выпускать в воду. Не торопись и не волнуйся, никто нас никуда не гонит. Понятно?
- Вроде понятно, - хмыкнул Яша.
- Ну, тогда вперед, - сказал Сёмка и выпрыгнул на берег.
Яшка перешел к сети.
- Поехали!
Оттолкнув лодку в реку и сев за весла, Сёмка стал невольным руководителем рыбацкого замета.
- Яша, бери пока «курень» в руки и держи его наготове, а сам встань на ноги, привыкай к рабочему месту, оглядывайся, свыкайся с местом.
Сам же Сёмка развернул лодку носом в реку, а корму со стоящим в ней Яшкой - к берегу и, выдержав такой курс, погреб в реку.
- Вот теперь кидай! - скомандовал Сёмка, прибыв на заданную точку.
Яшка кинул канистру в реку и стал стравливать в воду веревку, а Сёмка тем временем не спеша подгребал веслами.
- Во, - подбадривал он друга, - сеть пошла, бери верхний поплавок, а нижнюю подбору со свинчаткой кидай в воду… молодец! Получается у тебя! Яшка осторожными движениями, путаясь пальцами в мотне сети, все-таки метр по метру выметывал провяз в реку. Лодка отплывала от буйка все дальше и дальше. За ней и сеть выстилалась поперек реки. Вот уже метров тридцать провяза в речке…
- Дак ты рыбак настоящий, Яша, хоть сегодня в рыбаки иди, справишься! – хвалил друга Сёмка.
На том конце что-то стукнуло в сеть, какая-то, как показалась Яшке, громадная рыба. С расширенными от азарта глазами Яшка обернулся к Сёмке и шепотом произнес:
- Там рыба попалась, что делать?
- Мечи, мечи, - сурово скомандовал Сёмка, - скоро бульканье будет по всей сети.
И вот наконец плавная сеть полностью вышла в реку. Яшка выпустил веревку на конце сети в воду и выбросил буек в реку.
- Теперь сядь и сиди, - распорядился Сёмка, - а я сейчас подгребу играючи к бережному концу сетки.
Что тут скажешь, Сёмка блистал своими умениями! Но, скорее, не блистал, а просто делал все так, как надо, без лишних, неуклюжих движений. Суровая северная школа, сызмальства пройденная с отцом. И вот он, северянин, один на один с северной природой, легко справляется с рыбацкими снастями в холодных водоворотах Северной Сосьвы.
Яшка же, ошеломленный первыми рыбацкими впечатлениями, улыбался всему, что попадалось на их пути. Когда низко над рекой пролетела лебяжья стая, он вздрогнул и даже привстал.
- А почему они серые? – удивился он. - Должны ведь быть белыми?
- Молоденькие они, потому и серые, а вот весной прилетят домой, будут белыми.
- А… - понятливо кивнул головой Яша.
Наглые чайки то и дело носились над лодкой, казалось, что вот-вот, и они сядут на голову. Сеть же просто дрожала от попавшей в нее рыбы. Бух - раздался где-то в ее середине тяжелый всплеск. Сёмка тут же назвал породу попавшей в сеть рыбины.
- Это что, - рассказывал он, - сейчас мы плывем верховой сетью, а вот на Оби, там донными сетями плаваем. Это такая же сеть, только подгружаешь нижнюю тетиву свинчатками, и она опускается на дно и плывет по нему. Вытаскивать ещё интересней, когда не знаешь, что попадет.
- Когда же вытаскивать будем? - в нетерпении перебил его Яшка.
- ещё минут десять, пожалуй, - оглядев берега, сказал Сёмка. Вон до той коряги доплывем, что на берегу лежит, и все выберем. Кстати, вытаскивать ты будешь, а я на веслах посижу, надо знать, как загребать, чтоб сеть из-под лодки не шла и мотня у нее мешком была.
Метрах в трех от лодки, впутанный в сеть на поверхности воды, сначала булькнул, а потом показал свой тупой носик щёкур.
- Вот это да, - уставился на него Яшка, готовый тут же ринуться за ним в воду.
- Ну что, готовься, - предупредил его Сёмка. - Выбирать сеть будешь туда же, где она и лежала. Все так же, как на замете, только в обратную сторону. А рыбу будешь складывать через деревянную перегородку. Бродни разверни, чтоб коленки не намокали от мокрой сетки. Ну, давай, - и Сёмка тут же развернул лодку правым бортом к сетке и скомандовал:
- Начинаем выборку, выбирай сеть!
Яшка с серьезным видом взял в руки веревку и стал аккуратно выбирать.
- Как заправский рыбак работаешь, - опять подбадривал его Сёмка. - Молодец, теперь нижнюю тетиву подтяни, чтоб с верхней выровнялась, - подсказывал по ходу Сёмка.
И вот первый щёкур гулко ударился об дно деревянной лодки, ворочаясь и шлепая по борту своим упругим телом.
- Ух, ты, - не успев толком обрадоваться первой рыбе, проговорил Яшка и оцепенел:
- Какая щучина в сети сидит!
- Тащи ее из воды, на берегу насмотришься! – крикнул Сёмка.
И щука весом килограммов в пять легла рядом с щёкуром.
- А это что за торпеда? - изумленно глядя в сеть, спросил Яшка.
- А это, Яша, нельма, ты ее вчера ел. Давай тащи ее в лодку, а то убежит.
Так, рыба за рыбой, и сеть закончилась.
- А теперь что? – Яшка в нерешительности взглянул на друга.
- Теперь пристанем к берегу и выпутаем рыбу из сети. Иди, Яша, вперед, на свое место.
Запустив мотор, Сёмка направил лодку к противоположному берегу. Там и остановились.
- Хорошо попало рыбки, - улыбался Сёмка. - Это по-нашему, так-то можно рыбачить, - и он наклонился в нишу, где ещё ворочалась только что пойманная рыба. Выпутывая одного за другим, Сёмка кидал крепких щёкуров в ящик.
- А рыбу домой повезем?
- Не, - не поднимая головы, сказал Сёмка. - Куда ее столько, сдадим на плашкоут - рыбоприемный пункт. На отца квитанции выпишем о сдаче рыбы, он рыбак, у него есть план по рыбодобыче. Только сначала их подоим! И Сёмка вновь принялся выпутывать рыбу.
- Кого подоим? - испуганно переспросил Яшка.
- Рыбу подоим – щёкуров, - пробурчал Сёмка.
- Да ну, - недоверчиво возразил Яшка.
- Щёкура-то икряные, вот мы и подоим их, чтоб не потрошить, а то ведь потрошеную рыбу не примут.
- Понятно, - улыбнулся Яшка и, кивнув головой на небо, сказал:
- Какие у вас тут тучи густые. Так и кажется, что сейчас они за куст зацепятся.
- И свернут его, - весело поддакнул Сёмка.
- Ух, красавица, - кивнул на щуку Сёмка, перекинув ее к остальной рыбе в ящик. А эту матушку, - и он погладил нельму по жирному животику, - мы прямо тут и замалосолим. А то пока везем домой, мягкая станет. Так что, Яша, наешься ты рыбы на севере на всю жизнь вперед.
Серьезно посмотрев на Яшку, он добавил:
- Вот как только почувствуешь, что чешуя на спине выступает, то все, прекращай ее есть.
- Ладно, - засмеялся Яшка, - буду начеку.
Шурша в воздухе крыльями, над рыбаками пролетела стая крупных уток.
- Ух, ты, - воскликнул Яшка.
- Крылышки разминают перед отлетом на юг, - пояснил Сёмка. - Да жирок нагуливают. Тяжело им придется в пути. Да и чужбина не всегда ласково встречает. Говорят, турки их в горах перевесами ловят и на тушенку перерабатывают.
- Сволочи! – прокомментировал Яшка. - А почему, Сема, они не кричат, а как-то молча прошуршали по воздуху, и все.
- Вот, Яшка, если б ты весной приехал, тогда б наслушался! Каких только голосов здесь нет. Кажется, все поет, кричит, новой жизни радуется. А потом у них проходит брачный период, и голос у них пропадает, сиплым становится.
- Ну а теперь, Яша, где-то у тебя там котелок лежит, возьми его и с песком промой, а то отец, видно, утиный суп варил в нем, да и не помыл.
Яшка тут же схватил котелок, вышагнул из лодки и присел с ним у воды.
Едва прикоснувшись к воде, он увидел массу мелкого рыбьего малька.
- Вот это да, - удивился он, - да тут рыба кишмя кишит!
- Есть такое, - улыбнулся Сёмка, перебирая рыбацкую сеть.
Кругом стояла тишина, тучек на небе становилось все меньше и меньше, ярко светило солнце. Стало теплее.
Сёмку радовал и хороший улов, и млеющее от счастья лицо друга.
- Ну вот, теперь давай, Яша, замалосолим нельму, - и Сёмка выложил толстую, белую, отливающую желтизной у брюха нельму.
- Давай, а я хоть посмотрю, не приходилось раньше с такими громадинами иметь дело. Вот, Сема, котелок я вымыл и поставил на нос лодки.
- Хорошо, - деловито отозвался Сема, - он нам ещё пригодится.
Покопавшись и погремев, он достал из лючка лодки ярко-красный эмалированный таз.
- Сюда, мы сложим ее, корову Машу, - и Сёмка скосил глаза на огромную нельму.
Затем он сунул руку в банку с крупной солью и высыпал пригоршню на дно таза. Ножом прорезал рыбине брюхо и распорол от головы к хвосту.
- Смотри, Яшка, чем не свинья? Он раздвинул в стороны надрезанное брюхо. Кишок в рыбе не было видно, вместо них была белая масса нутряного жира.
- Вот это да! - ахнул Яшка. - А его едят?
- Ага, бабушка его топит. От простуды хорошо - и внутрь, и горло натирать. Готовит на нем, пока свежее. А лишнее, - виновато улыбаясь, рассказывал Сёмка, - поросятам выливает.
Кончиком ножа он отрезал возле глотки кишку и вытащил из нельмы потроха.
- Ну, теперь добудем оттуда желчь, - объяснял свои действия Сёмка, а сам тем временем из ярко-коричневой, размером почти с кулак печени выудил мешочек с желчью и откинул его в воду. Поддев мешочек ножом, разрезал его вдоль, промыл в воде и тщательно проскреб внутреннюю стенку. Затем, выпрямившись, гордо произнес:
- Ну что, продукт готов! Вкусно будет, когда бабушка отделит жир от потрошков и зажарит их в сковородке или в ухе сварит. Пальчики оближешь, скажу тебе, Яшка.
- Наверное! - мысленно поддакнул Яшка.
- Теперь вот, - продолжал разделку Сёмка, - отделяем голову от тушки. Голова плюс потрошки и печень – это для ухи. Ну и холодец хороший получится, если повозиться и прокрутить все на мясорубке. Бабушка разберется, - хитро подмигнул другу Сёмка.
- А солят нельму крупными кусками. Так вкусней получается. От соли и холода она как бы задубеет, а когда ее в ледник положишь, станет упругой и вкус сохранит, и вода в ней останется. Ну, ты пробовал вчера.
- Я никогда не думал, что рыба такой вкусной бывает, - вслух повторил Яшка.
Разрезав нельму на четыре больших куска, а затем каждый - вдоль, Сёмка тщательно промыл их и уложил в тазу, обильно посыпав солью.
- Через пару часиков малосол будет готов! - торжественно объявил он, прикрыв таз мешковиной. - Ну а теперь займемся икрой.
У Яшки уже не было сил выражать эмоции, и он просто наблюдал за Сёмкиными действиями.
- Давай, Яшка, котелок и учись заодно! Вдруг придется самому.
Взяв щёкура за жабры, Сёмка похлопал его по бочку:
- Мамочка! Видишь, брюшко какое толстое.
Он стал водить пальцами по обеим сторонам брюшка вниз, примерно так, как доят корову, как бы выдавливая икру из брюшка. И действительно, из щёкура в котел потекла икра. Один за другим, и вскоре котел был почти полным. «Выдоив» последнего, Сёмка поднял глаза и кивнул на икру:
- Вот, Яша, это наша северная каша из щёкура! Кстати, этой «каши» хоть целый котелок можно съесть, и никакого расстройства желудка не будет, не то что осетровая. С той если переборщишь, то пронесет сразу. А вообще после любой икры или малосольной рыбы нельзя молоко пить. Пронесет так, что из кустов долго не вылезешь. Ну вот, вроде и все.
Сёмка подсолил щёкуровую икру в котелке, промыл от рыбьей слизи руки с мылом.
- Сейчас сдадим рыбу на плашкоут и сделаем для себя одно дело. Давай, Яш, оттолкни лодку от берега.
Плашкоут - это несамоходное плавсредство длиной около двадцати метров с двумя трюмами и жилой надстройкой, в которой живут шкипер и рыбоприемщик. Обычно это муж и жена.
- Здорово, Чак Норрис, - поприветствовал Сёмка вышедшего из жилого помещения мужика.
- Здорово, здорово, - просипел тот прокуренным голосом. - Опять тебе дома не сидится, воду цедишь. Щёкуров привез?
- Ага, - ответил Сёмка.
Плашкоутчик по кличке Чак Норрис, за явное сходство с популярным актером, поставил для рыбы пару пластмассовых ванночек, и Сёмка стал заполнять их рыбой.
- Держи котлеты! - и Сёмка кинул Чаку Норрису щуку. Рыбу взвесили на весах, аккуратно уложили кверху брюхами в деревянные ящики, сверху засыпали льдом и перенесли в трюм. Яшка молча наблюдал. Порой ему казалось, что он попал в какое-то удивительное государство, а его родной Курск находится где-то далеко-далеко. И почему-то неожиданно навалилась на него тоска по дому. Яшкина судьба была непростой. Мать умерла, когда он был ещё маленький, отец не вылезал из тюрем. Вот так они вдвоем со старшим братом и выросли. Где родственники помогут, где сами выкрутятся. Вагоны разгружать Яшка научился с восьмого класса.
Наконец сдача рыбы закончилась.
- Поехали! - сказал Сёмка и тут же запустил мотор. Лодка, тарахтя на всю реку, взяла курс на другую сторону.
- Ну, теперь и отдохнуть пора, - проговорил Сёмка. - Сейчас разожжем костер и сделаем шашлыки.
- А мясо где? – удивился Яшка.
- Как где, вон кругом летает. Ты пока с костром возиться будешь, я подстрелю парочку.
Яшка, уже перестав всему удивляться, смиренно кивнул головой и замер в ожидании воплощения Сёмкиных планов. Лодка опять мягко ткнулась в берег. Сёмка «нырнул» в моторный отсек, вытащил оттуда ружье, отливающее на солнце черными воронеными стволами и, посмотрев на Яшку, сказал:
- Вот это поможет нам добыть мясо.
Яшка же почему-то скисал все больше и больше и почти ни на что не реагировал. Наконец, он не выдержал:
- Сем, а покемарить негде?
- Как негде, - удивился Сёмка и тут же снова «нырнул» в лючок.
- Слышь, Яша, ты тоже сюда лезь, я тебе спальник расправил, ты спи пока, а я на озерья пойду, уток подстрелю, отереблю их и уже тогда тебя разбужу, хорошо?
Яшка молча кивнул, снял сапоги и залез в лючок. Вначале с непривычки не спалось, плескалась за бортом вода, лодку покачивало, но усталость наконец взяла верх и Яшка уснул крепким юношеским сном. Хотя насколько он был крепок, настолько и чуток. Яшке слышались и крики летающих чаек, и плеск воды о борт лодки, и даже Сёмкины выстрелы, где-то там, вдалеке. Сонные картины менялись одна за другой - это и вертолёты, и рыба, и Чак Норрис, и Геля, и лодка.
- Ну, как, рыбак, проснулся? - услышал он Сёмкин голос.
- Нормально, - ответил Яшка, потирая заспанные глаза, - вроде выспался. А ты как?
- Тоже нормально! - довольный собой, отозвался Сёмка. - Представляешь, подкрадывался к уткам, а долбанул гуся, пять штук чуть на голову не сели. Одного сшиб, а со второго ствола промазал. Но нам и одного хватит, я думаю.
- Покажи! - попросил Яшка, вылезая из спальника.
- Хорошо-то как, - томно потянулся он, широко вытянув руки.
Действительно, что может быть лучше девственной природы, которая изобилует птицей, зверем, рыбой. Вроде суров север, но уже обжит, люди здесь приноровились жить комфортно не только в житейском, бытовом плане, но и морально. Осознание того, что ты северянин, хозяин природных богатств, говорило о многом. Да и споры с южанами северяне выигрывали.
- Вот скажи, - спорил Сёмкин отец с ростовчанином, - сколько тебе надо времени, чтоб откормить бычка килограммов до трехсот, например?
Тот, почесав свою бороду, отвечал:
- Ну, года три! А у вас?
- А у нас, - отец аж подскакивал на стуле, - у нас один выстрел, и триста килограммов у ног!
Конечно, баловал север своих жителей богатствами, тем самым компенсируя недобор солнца, тепла, фруктов.
Фрукты, овощи - это удел детей и женщин, утверждал Сёмкин отец. Мужик же должен жить на рыбе и мясе. Вот этой философии и следовали сейчас друзья.
- Слышь, Яшка, ты поройся в головах спальника, там галоши найдешь, а сапоги сними, ногам легче будет!
Чуть помедлив, Яшка снял свои сапоги и надел «галоши», которые представляли собой не что иное, как обрезанные по щиколотку сапоги «бродни», наверное, давно отслужившие свой век.
- Вот так-то лучше, - буркнул Сёмка своему лучшему другу. - А теперь давай, Яш, вон в кустах сухостой таловый, разжигай костер, а я с гусем разделаюсь.
- Ух ты, - уже в который раз удивился Яшка, глядя на крупного гуменника. - Как домашний, может, чуть-чуть поменьше.
- На, подержи, - протянул его за желтую лапу Сёмка.
Яшка любовно взял гуся за шею, попробовал прикинуть его вес и, поглядев куда-то вдаль, сделал вывод:
- Хорош, однако, килограммов пять есть!
Осмотрев добычу, Яшка передал гуся Сёмке:
- Эх, жаль, фотоаппарата нет, можно было бы фотки брату в Курск отправить, особенно здорово с нельмой бы получились!
- Ну, Яша, раз уж ты теперь на севере, то тебе ещё предстоит и с нельмами, и с муксунами, и с медведями, и с лосями сфоткаться, - рассмеялся Сёмка. – А сейчас давай разбирайся с костром, а я - с гусем.
Дело у ребят пошло. Вначале подымев и потрещав, костер все же разгорелся, огонь заметался из стороны в сторону, жадно пожирая сухие тальниковые ветки. Сёмка с серьезным видом ощипывал гуся, а Яшка сбегал к лодке, зачерпнул чайником воды, повесил его на сооруженный таганок.
Сёмка бросил в костер пригоршню гусиного пера, оно тут же вспыхнуло в огне, как порох, разбрасывая по сторонам искры. Запахло специфически. Сёмка, улыбаясь, втягивал в себя этот запах:
- Вот это запах азарта и охоты, как он мне нравится!
Яшка же все больше убеждался в том, что такого интереса к рыбалке и охоте, как у Сёмки, он, наверное, не увидит больше никогда. Ему же самому, по большому счету, было просто интересно. Но не больше.
Вот ведь как все устроено, все мы такие разные, и, наверное, в этом и заключается прелесть жизни - познавать другие нравы, характеры, увлечения. Сравнивать, кто лучше: я, или он, или она. И лишь с возрастом мы понимаем, что лучшего нет, есть человек - индивидуум, со своими уникальными взглядами и убеждениями.
- Ну вот, вроде и все, - прервал тишину Сёмка, повесив ощипанного гуся на дерево. - Теперь, Яша, ароматы ещё круче будут, ты только носом води и сравнивай.
Отряхнувшись от гусиного пуха, Сёмка снял добычу с дерева и, придерживая за лапы и шею, подставил под огонь, чтобы опалить оставшийся пух. Тушка гуся тут же подернулась жиром, который сначала каплями, а потом и струей полился в костер. Запахло шашлыками.
- Действительно вкусно, - сглотнул слюну Яшка.
- Яша, сходи вон туда, - махнул Сёмка рукой в сторону кошенины. - Принеси охапку травы, нам под лежанку. Как короли разляжемся.
- С чем - с чем, а с травой и сеном мне приходилось дело иметь, - сказал Яшка и направился к стоящему неподалеку стогу сена.
Сёмка наконец опалил на костре тушку гуся до румяной корочки, положил ее на корни кедра и стал поливать кипятком из чайника, чтобы смыть гарь.
- ещё чуть-чуть, и полуфабрикат готов, - улыбнулся он.
- Вот это да, - удивился Сёмка, когда увидел приближающегося Яшку.
- Как это тебе удалось столько сена взять?
- А тут, Сёмка, тоже свой секрет есть, - довольный собой, сказал запыхавшийся Яшка. - Его не надо сразу хапать, а наготовить небольших кучек, потом их по очереди собрать на себя. Короче, кучка к кучке.
Глянув на обмытую беленькую гусиную тушку, Яшка лукаво заметил:
- Как в Курске на базаре гусь! Только наши гуси покостистей, а этот круглый да мясистый. Вот только шампуров-то у нас нет? На чем будем жарить?
- Ну чего-чего, а этого добра у нас тут много. Пойдем, покажу тебе. Вон, смотри, у края берега сколько их.
Действительно, по краю берега рос частокол мелкотала. Сёмка срезал с десяток кругленьких прутьев, содрал с них кору, заострил кончики, и вот, одноразовые экологически чистые палочки-шампуры готовы.
- Как мушкетерские шпаги получились, - заметил Яшка.
- Это во Франции мушкетерские, а на севере гусино-утиные, - засмеялся Сёмка.
- Кстати, я гусиные шашлыки на палочке ни разу не делал, так что откроем для себя новые вкусы! Кинь-ка ещё в костер коряжек потолще и в чайник воды набери. ещё наломай верхушки смородины и в чайник положи. Чайком со смородиной шашлычок-то и запьем. Ну а я займусь гусем.
Сёмка провёл ножом по гусиной грудке и отделил кусок с ладонь. Подумал: «Да, такой и на шампур не наденешь - это не утка». Он сделал из него четыре кусочка, нанизал на шпажку. Так же поступил и со второй половинкой гусиной грудки. Вот уже два шампура есть.
- А мясо-то какое темное, - удивился подошедший Яшка.
- Это ж не домашний гусь, - многозначительно посмотрев за горизонт, сказал Сёмка. - Это дикарь!
Через пять минут гусь уместился на таловых шпажках, только алые внутренности лежали на корнях дерева, ожидая своей очереди.
- А что с ними? - спросил Яшка.
- Попробуешь в первую очередь и заценишь, - пояснил Сёмка, нанизывая на шампур гусиный пупок, разделенный напополам, сердце, темную печень и разрезанный на две половинки, белый от жира, гусиный копчик.
- Ты, Яша, давай хлеб, лук режь, а я шашлыками займусь, - сказал Сёмка, расставляя веером шпажки с гусиным мясом вокруг углей.
- Ну, Яша, действо началось!
Вскоре под действием жара костра зашипел, закапал в огонь жир. Сёмка, как эквилибрист, запрыгал вокруг костра, то брызгая водой, то поворачивая шпажки, а близлежащие окрестности наполнялись ароматом жареного мяса.
Яшка, одолеваемый желанием попробовать шашлыка и за полдня уже изрядно проголодавшись, безотрывно наблюдал за процессом приготовления, то и дело сглатывая слюну.
- Держи! - протянул ему Сёмка шампур с шипящими внутренностями. - Это уже готово, ешь.
- А ты?
- Я ещё успею, видишь, занят пока. Тем более, ты гость.
Яшка уже снял со шпажки запеченное гусиное сердце. Настал момент пробы.
Ну и вкусной же показалась ему эта запеченная гусиная штучка!
- Ты знаешь, - между делом разговаривал с Яшкой Сёмка, - я сам слюной исхожу, такие, блин, ароматы!
Яшка, жуя гусиный копчик, промямлил:
- А копчик-то вообще супер! Даже подумать не мог, что это такая вкуснятина.
- Ну вот, - Сёмка воткнул в землю первый шампур с готовым мясом. - Пробуй, чуть с кровинкой будет, но вкусно, в северной дичи заразы нет.
Он ещё поколдовал над доспевающими шашлыками, наконец, сел на охапку сена, взял шампур и, закрыв от удовольствия глаза, стащил зубами кусок мяса.
- Супер! - воскликнул Сёмка и всецело отдался поглощению гусиного деликатеса.
Опомнились парни лишь только тогда, когда наступило насыщение. Лениво глядели они на последний уже остывший шампур, но сил доесть его не было уже ни у того, ни у другого.
- Во! - провёл ребром ладони по горлу Яшка.
- Есть такое, - согласился Сёмка. - Давай полежим, в небо поглядим. отдохнем. Потом уж домой надо будет ехать, скоро начнет темнеть.
Парни, раскинув руки, разлеглись на сене. Над головой у них была бездонная высь.
- А хорошо все же, что мы летное закончили! - нарушил тишину Яшка.
- Да, побыстрее бы только начать летать, - откликнулся Сёмка. - Завтра в отдел кадров и пойдем.
Полежав еще, Сёмка приподнял голову и предложил:
- Ну что, давай, попьем тепленького чаю со смородиной, и вперед!
- Ага, - поддержал его Яша, - теперь можно, мясо вроде улеглось.
Приятели разлили по кружкам душистый чай и пили его молча, наслаждаясь вкусом.
- Ну, теперь можно ехать, - сказал Сёмка.
Тринадцатисильный стационар вновь затарахтел на всю Северную Сосьву.
Парни сидели в моторном отсеке, разглядывая песчаные косы, черные водовороты с воронками посередине, обрывистые берега.
- Держи штурвал! - крикнул Сёмка Яшке. - Обороты только не потеряй!
Яшка пересел к лодочному штурвалу. Сёмка, покопавшись, достал из лючка газету «Путь к коммунизму», шагнул в корму и вернулся с хорошим куском малосоленой нельмы.
- А это, Яша, десерт!
- Хороший десерт, - поддакнул ему Яша. - А ты думаешь, он просолился?
- Вот сейчас и узнаешь, - улыбнулся в ответ Сёмка, очищая луковицу. – Кстати, Яша, нельма - рыба уникальная, несмотря на такие большие размеры мягкая, и режется, как колбаса.
- Ну, давай, давай, режь эту редкость, а то уже попробовать охота.
- Вот смотри, - сказал Сёмка и, проведя ножом между звеньями позвонков, отрезал тонкий кусочек свежесоленого мяса.
- Вот, Яша, теперь с хлебушком пробуй.
Яшка попробовал рыбу, после чего сказал:
- Вроде просолилась, но все равно вкус сырого есть.
- Не сырого, а свежего, - поправил его Сёмка. - Ничего, поживешь на севере, привыкнешь. Мы только в таком виде тут рыбу едим. Пересоленную выбрасываем. Тебя ещё икра щёкуровая ждет, Яша, - усмехаясь, добавил Сёмка.
- Не, - жалобно протянул Яшка. - Давай дома!
- Ладно, уговорил, - уступил другу Сёмка.
За бортом уже смеркалось, день подходил к концу.
Лодка мягко ткнулась в родной берег - знакомство Яшки с севером состоялось.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/tuman-gurman-656b2193af90fa2926a5191e
