Вертолётная рапсодия (роман)
- Ой, какие мальчики симпатичные к нам пришли! Посмотри Лен, - с доброй улыбкой воскликнула инспектор отдела кадров, приветливо кивнув головой вошедшим Яшке и Сёмке.
- Наверно работать к нам пришли?
- Угу, - буркнул Яшка и полез в карман за направлением на работу, выданным комиссией по распределению Кременчугского лётного училища.
- Ну, этот-то наш, кивнула она головой на Сёмку. А вы, молодой человек, откуда? - приветливо спросила она Яшу.
- Из Курска, - почему-то насупленно ответил Яша, стараясь при этом понять: добра желают они, или так из любопытства выспрашивают. И, потоптавшись, все-таки положил свое направление им на стол. Положил свое и Сёмка. Инспекторша прочитала направление и, заулыбавшись, обернулась к сотруднице и сказала:
- Ну, вот Лен, нашим девчонкам ещё два жениха достанется. И не каких-то там, а лётчиков к нам вот направили. И нахмурившись почему-то, добавила:
- После Кременчугского!
Строгая Лена взяла их направления, паспорта, свидетельства об окончании. Перепроверив документы, она подняла глаза, поверх низко спущенных на нос очков и рудным голосом строго произнесла:
- Ну что мальчики, теперь вам надо будет поработать! Вот вам по листку, пишите свою автобиографию, в подробностях, а потом будем заполнять анкеты. Что не ясно, спрашивайте.
С чувством собственного достоинства парни взяли по листку, сели за столик и принялись за свои автобиографии. Покорпев над заданием, поставленным кадровичкой, сначала Сёмка, а за ним и Яшка, сдали на проверку свои работы.
- Н, вот, молодцы, - прочитав их, сказала она. - Сразу видно, парни грамотные, сразу чувствуется - лётчики. Грамотно изложили. Теперь вот давайте возьмемся за анкеты.
Еще усилие, и с анкетами тоже было покончено.
- Кто из вас нуждается в общежитии?
- Я! - сказал Яшка.
Кадровичка позвонила коменданту авиапредприятия и, не мало с ней порядившись, положила трубку.
- Ну, вот направление в общежитие. Одна комната на двоих, там авиатехник живет, вы на подселение. Познакомитесь, свыкнетесь, ничего страшного.
- Пойдет, - пожал плечами Яшка, согласившись ещё с одним сюрпризом жизни.
Затаив дыхание, парни наблюдали за чудодействиями оформляющих их на работу кадровичек. Да и что тут говорить, хотелось обоим как можно быстрей войти в строй и стать лётчиками в этом авиапредприятии. Тем самым реализовать свою мечту.
- Ну вот, - закончив оформление, улыбнулась она. - Вот ваши направления, с ними идите в лётный отряд к командиру. Завтра на вас будет приказ о приеме на работу. Получите подъемные, все как полагается, давайте, мальчики, как следует трудитесь у нас.
- Хорошо, - почти хором ответили парни, и, пятясь назад, с зажатыми в руках документами, хлопнув дверьми отдела кадров, прижимаясь друг к другу плечами, как отбившиеся от гусыни птенцы, шагали в штаб к самому главному лётчику всего авиаотряда. Чуть в нерешительности потоптавшись у двери, переглянувшись, Сёмка и Яшка открыли все-таки дверь и, толкая друг друга плечами, зашли все-таки в его кабинет.
Плотный, симпатичный дядька, почему-то хриплым голосом, отчитывал кого-то по телефону.
- Не хочет летать, пусть сюда вылетает - замену найдем! Незаменимых людей не бывает. Хотя краем глаза глянул на вошедших.
- Как так, думал про себя Сёмка, разве можно не хотеть летать? Командир лётного, наконец, закончил свой разговор, положил на место массивную черную трубку, приветливым взглядом посмотрел на вошедших и спросил:
- Что хотели, хлопцы?
Слегка сникнув, парни переглянулись, и положили перед ним направления на работу. Лётный, ещё не изучив их, по-доброму посмотрел на парней и, улыбнувшись, сказал:
- Никак лётчики новые к нам прибыли? - и так же, не смотря в документы, переспросил:
- После какого?
Яшка, гордо подняв голову, ответил:
- Кременчуг!
- Хорошее училище, - одобрительно кивнул головой он. - И база, и подготовка там прекрасная. А вы как считаете, сможете уже летать, иль ещё подучиться не мешало?
Яшка, опять напыжившись, пошевелив от нетерпения ногами, сказал:
- Как не можем, конечно, можем!
- Отлично, - так же приветливо улыбаясь, забарабанил по столу пальцами, лётный. - На завтра есть свободный вертолёт, даю вам бортмеханика и летайте день - тренируйтесь, сможете сами?
Яшка в ответ уже было, хотел сказать «сможем», как за него тут же вступился Сёмка:
- Да мы знаем, что вы шутите, но летать хотим!
- Вот того ответа от вас я и ждал, - радостно подпрыгнул на своем месте лётный. - Заверяю вас, что работы в небе много, лётчиков не хватает. Но чтобы вам начать летать, вам надо пройти много, столько же, сколько в училище, только ещё больше, за каких-то два месяца. Это и наземная подготовка, после которой мы и подумаем, выпускать вас в небо в составе экипажа, или нет. Вот так вот, ребята, у нас в авиации принято. Предупреждаю, что объем проверок ваших знаний, инструкций и других руководящих документов - велик, и попотеть вам придется много. Направляю вас в третью эскадрилью к Владимиру Григорьевичу. Ну а на прощанье, остается пожелать вам успехов и быстрого ввода в строй.
«Эх, все сначала», - с досадой вздохнули парни. Дотошные начальники служб УВД, ЭРТОС. МЕТЕО, АТБ, конспекты, месяц хождений с зачетной книжкой - и вот, в форме лётчика гражданской авиации, с погонами, украшенными двумя с половиной лычками, после прохождения тренировочных полётов на тренажере вертолёта Ми-8, в УТО аэропорта Рощино, гордо поглядывая на прикрепленный к груди лётный значок, пилоты четвертого класса, Яшка и Сёмка стояли в буфете аэропорта у стоячего столика, с аппетитом поедая отварных курочек, запивая их кефиром из бумажных треугольных пакетов, в ожидании посадки на рейс в свой уже родной лётный отряд. Испытания, проверки позади, впереди работа в небе Тюменского Севера. Диспетчер аэропорта почти беспрерывно объявлял посадки на рейсы, их регистрацию, задержки вылетов. Сердце какого романтика не дрогнет, от одних только названий северных городов: Тарко-Сале, Тазовский, Мыс Каменный, Березово, Салехард. А о таких городах как Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск, Надым знала уже вся страна. Помещение аэропорта тоже было переполнено пассажирами. У стоек регистраций не было отпускников или щегловатых туристов. Основная масса пассажиров - это вахтовики, работники севера. Аэропорт Рощино больше походил в те времена на постоялый двор, через который прокачивалась масса людей, которая и жила в нем, питалась, в надежде лишь только дождаться своего заветного рейса. Жили на лавках, на подоконниках больших окон. А кому не доставалась и этого, то смышленые пассажиры обустраивали его на полу. Помощниками были союзники - это газетные автоматы. За копейки пассажиры приобретали в них, например четыре номера газеты «Известия» или «Правды». Стелили их в стороне от массового прохода пассажиров, особо почитаемыми были тихие уголки вокзала, под лестницей, например, стоило лишь застолбить свое место газетой, развернутой на полу, и все, никто, кроме тебя, устроиться на нем не имел права. Вот так и спали. Хорошо, что справлялся в те времена со своими задачами общепит. Кур, молока, сметаны, бифштексов хватало на всех. Да и особыми изысками СССРовский народ не страдал. Главное, чтоб крыша над головой была, жена иль девушка, да и компания для души хорошая. На втором этаже аэровокзала работал даже ресторан, правда, медлительные официанты отбивали охоту своей медлительностью у пассажиров брать там обеды. По часу иногда ждешь только подхода его, чтобы сделать заказ.
- Не помешаем? - хриплым голосом спросили двое, по-северному одетых, крепких ширококостных мужиков.
- Да нет, располагайтесь, - доброжелательно улыбнулся им Яшка. Те тут же водрузили на стол вышеупомянутый ассортимент из отварных кур, винегрета и трех стаканов компота.
«Почему три, а не два или четыре?», - наивно про себя подумал Яшка, как-то даже в недоумении переглянувшись с Сёмкой. Тот, который поздоровее, с густой щетиной на щеках, ничтоже сумняшеся, торопясь, залпом выпил компот из одного из стаканов, при этом, постукав им по губам, выколотил из них остатки яблок.
- Ну вот, - сказал он, кивнув своими густыми бровями своему напарнику:
- Тара готова! Левая же рука напарника, нырнула куда-то внутрь полушубка, и, сделав там координированное движение, извлекла на свет нарядно блестящую бутылку армянского коньяка.
- Ну что летуны, пить будете? - кинул здоровяк короткую фразу Сёмке.
- Не, - заулыбался в ответ он, - нам нельзя.
Верзила же, набулькав в стакан этого напитка, взял его в свою огромную ладонь, улыбнулся в него и сказал:
- А нам можно! - и не спеша, явно при этом получая удовольствие, процедив его сквозь зубы, выпил. И игнорируя стоящую перед ним закуску, налил столько же своему напарнику:
- Похмеляйся, Вася, - заботливо попросил он его. И как бы оправдываясь перед стоящими перед ним летунами, одетыми в новенькую, модную, с иголочки форму пояснил:
- Ураганщики мы! Поэтому и опохмеляемся.
- Это как - ураганщики? - невольно вырвалось у Яшки.
- Ну…, - скривился в разочаровании тот, - техника есть тяжелая, тягачи. Вот на одном из них мы экипаж.
- У вас тоже получается экипажи? - уважительно спросил Яша.
- Ну да, - выдохнул второй, вытирая от коньяка локтем губы, придвинув к себе порцию отварной куры.
Тот, что выпил первый, наконец, блеснул улыбкой своих глаз, хлопнул по своему животу ладошкой и радостным голосом сказал:
- Ух, хорошо-то как, зажгло, пошло по венам! А это ты зря, сделал он замечание своему напарнику.
- Почему? - тут же возмутился тот, уже доедая куриную ножку.
- Надо не так, - поучал старший, надо, не закусывая, по второй, и слегка лишь можно запить, если не терпишь. И чуть выждав, дождаться, как легкой пеленой коньяк обволочет твое воображение, всасываясь в жилы. А когда в твоей голове заиграют мысли, вот тогда и пора заесть этим счастьем, например, - кивнул он на курочку. - А так, как ты, Вася, так не пойдет, пьянка, да и только. Культура, Вась, должна во всем быть. И опять склонив горлышко бутылки, налил коньяка в стакан.
- Точно летуны не пьют? - подняв глаза, спросил он Сёмку.
- Не видел, - даже как-то испуганно ответил тот.
- Зря! - с сожалением выдохнул здоровяк и залпом осушил содержимое стакана. - Пошла, родимая, - проговорил он, опустив голову, помолчал, видно усваивая выпитое, затем вновь понял голову и спросил:
- А вы откуда, летуны?
- Из Березово, - ответил ему Яшка.
- А мы в Тарко-Сале робим, живем в Тюмени. Земляки, получается.
Неожиданно объявили посадку на самолёт, вылетающий рейсом до Тарко-Сале.
- Во как вовремя, - обрадовался ураганщик, вылив своему напарнику остатки коньяка в стакан и, подняв указательный палец вверх, изрек:
- А нам по работе пить положено! А летуны действительно не пьют, теперь знать буду. И многозначительно посмотрев на всех, философски добавил:
- Потому что воздух!!! - и оставив на столе пустую бутылку армянского коньяка, ураганщики побежали на свой рейс.
Сёмка с Яшкой же доели экзотический по тем временам продукт, который даже называли ласково «кура», запили его не менее экзотическим кефиром. И вот десерт, два стакана какао. Только парни отпили по чуть-чуть, как диктор объявила посадку на их рейс.
- Ну! - обрадованно парни посмотрели друг на друга, - пошли, - и так и недопив кофе, с портфелями пошагали к регистрационной стойке. Все-таки что ни говори, но все, что авиационное - все зрелищное, красивое, торжественное. Впечатляет любого, будь ты пассажир, будь ты лётчик. Вот регистрация, вот посадка, ожидание взлета, старенький автобус, поскрипывающий, постукивающий, вобрал в себя пассажиров с рейса, и доставил улетающих к противоречащему ему своими красивыми грациозными формами красавцу-самолёту. Неторопливо, под строгим взглядом дежурной, мы занимаем свои места в самолёте. И вот, нарастающий гул двигателей, конфетки карамель, руление и вот - взлет.
Туркнув стойками шасси об заснеженную полосу, остроносый ЯК-40 сникнул, и не спеша порулил на свое место стоянки. Вот и все. Полёт закончен. Сёмка ступил на заснеженный перрон своего родного аэродрома.
- Ну что Яша, куда пойдем, - спросил он друга. Яшка приостановился и, не задумываясь, ответил:
- Пойдем в эскадрилью к комэску, может, завтра в наряд, на тренировку поставят. - и похрустывая ногами по утрамбованному на перроне снегу, лётчики пошагали уже в свою эскадрилью. Владимир Григорьевич, комэск, на их счастье сидел за своим столом, заполняя цифрами какую-то таблицу.
- Все! - выдохнул из себя Яшка и положил перед ним задание на полёты на тренажере, в котором стояла отметка инструктора об успешном его прохождении.
- Неужели?! - радостно заулыбался комэск. - Хотите сказать, что уже готовы летать в составе экипажа?
- Да, готовы! - мотнул головой Сёмка.
- Ну что ж, - иронично усмехнулся он, - тогда ставлю вас на завтра в наряд на тренировку. Сделаю вам проверку. Готовы?
- Да! Владимир Григорьевич, готовы! - вытянувшись по стойке смирно, ответил уверенно Яшка.
- Ну, тогда давайте, ещё проштудируйте руководящие документы, и руководство по летной эксплуатации вертолёта МИ-8. И опять уткнувшись в свои таблицы, буркнул, не поднимая головы:
- До завтра!
В коридоре Яшка предложил:
- Пойдем до меня, чаю попьем!
- Пошли, - согласился Сёмка.
И вот с дорожными портфелями, неизбежными атрибутами того времени, парни пошагали в аэропортовскую общагу.
- Сейчас я тебя с Чебурахой познакомлю, - ироническим голосом сказал Яшка.
- Это кто такой? - переспросил Сёмка.
- Авиатехник - рэсосник! У него уши большие, как у Чебурашки из мультфильма, и глаза выпуклые. Сегодня как раз должен с базировки прилететь из Саранпауля.
Базировка - это в авиации вид работ, когда вертолёт с обслуживающим его персоналом - авиатехниками, инженерами вылетают к месту выполнения авиационных работ и оттуда выполняют полёты заказчику. Сёмка почему-то ещё ни разу не был у Яшки в гостях и, согласно кивнув головой, засеменил следом за ним. «Аэропортовская общага» - так в обиходе называли ее местные жители, представляла собой брусовое двухэтажное здание, для тепла околоченное черным рубероидом, с одним рабочим подъездом. С уличной стороны, к подоконникам окон были приколочены деревянные ящики, доступ к которым открыт был лишь только из комнаты. Смышленые хозяева использовали их в качестве контейнеров для хранения продуктов, а в зимнее время – как естественный холодильник. Зимы-то на севере по восемь месяцев.
Протопав по деревянной лестнице на второй этаж, пройдя по коридору и вкусив различных бытовых ароматов, - от пережаренного на сковородке свиного сала, до шипящей на сковороде картошки с говяжьей тушенкой, парни дошли до тридцать третьей, как говорил Яшка на сленге – камеры, в которой он и жил.
Вообще, палитра профессий проживающего контингента в этой общаге, была пестра. Практически все авиационные квалификации. Вот тебе, пожалуйста - напротив, через коридор, семья командира самолёта АН-2. Этаж ниже - командир вертолёта МИ-8, с толстой женой и двумя ещё совсем маленькими детишками. Рядом с ним, в соседней комнате - худой, как смерть, инженер рэсосник. Рэсосник - это на авиационном сленге специалист по радиоэлектронной начинке самолёта. Слон - это специалист по движкам и силовым установкам летательных аппаратов. Напротив же, наискосок, - Василий Львович, толстенного телосложения, сладострастно улыбающийся, - начальник службы материально-технического обеспечения авиапредприятия. Обычно ночью, после двенадцати вносящий и выносящий из своей комнаты коробочки, сверточки, мешочки. Ну и, естественно, остальной штат авиационных специальностей: от диспетчера до топливозаправщика. В накуренной комнате сидело за столом четверо парней, в одном из которых по Яшкиному описанию Сёмка без труда определил Чебураху.
- О…! - пошатываясь, поднялся он с места, тренажерщики прибыли. Ну-ка, давайте-ка, штрафную!
- Не, - тут же отнекался Яшка, открывая пошире форточку. - Мы лучше с Сёмкой чайку, - кивнул на лежащие квадратные пачки чая «Три слона».
- Давай, - кивнул Сёмка, разделся и присел на Яшкин диван.
Чебураха, желая выделиться среди всех, прошелся в комнате из угла в угол, и, остановившись возле тумбочки, сказал Яшке:
- Гляди! С базировки привезли, - кивнул он на стоящую на тумбочке большую хрустальную друзу. Щелкнув выключателем, Чебураха зажег дополнительный свет, направил его на тумбочку, и этот экзотический камень засверкал, Чебураха же комментировал дальше:
- Внимательно поглядите, внутри его настоящие золотые жилы! Волосатики называются, чистое золото.
Действительно, Сёмка, внимательно вглядевшись, увидел внутри камня золотые прожилки.
- И сколько такой стоит? - удивленно спросил Яшка.
Чебураха довольно выпрямился, пошевелил своими громадными ушами, произнес:
- Недорого! Литр водки, и друза твоя.
- Точно, что ли? - переспросил зачарованный этим чудом Яшка.
Чебураха видя, что камень этот успешно продаётся, смекнул о ещё большей выгоде и испытующе глядя своему соседу по дивану в глаза, добавил:
- И кабак ещё с тебя, сегодня вечером!
Яшка повернулся к Сёмке, и как бы мысленно спросил его глазами:
- Ну что, Сема, может пойдем сегодня, сходим в кабак?
Честно говоря, ни тот, ни этот в ресторане ни разу в жизни ещё не были. Знали о нем только со слов, и чуть побыв в искушении, Сёмка сказал:
- Ну, можно сходить, я только до дому схожу, переоденусь!
- А можно там не пить? - осторожно спросил Чебураху Яшка.
- Можно! - ответил тот, глядя на друга своими большими немигающими глазами, и, выждав паузу, добавил:
- При условии, что ты не будешь мне подливать водовки!
- Ладно, согласен, - в ответ застенчиво улыбаясь, хмыкнул Яшка. Польщённый вниманием лётчиков и удачным поворотом вечерних событий, Чебураха внимательно посмотрел на парней, и пояснил:
- Только это, вы не думайте, что это внутри золотые жилки, там медь, но все равно красиво!
«Мне б такую», - в душе позавидовал Яшке Сёмка. Почему-то Саранпауль - периферия района у Сёмки никак не связывалась с золотом, хрусталем. Обычно оттуда привозили оленье мясо - их языки, печень. В Саранпауле есть большая звероферма, в которой выращивают черно-серебристых лис, в оправданье только подумал про себя: «Вот видишь, если б не работал в авиации, и не знал бы ничего, кроме оленины да лисиц».
Яшка между тем заварил уже в заварнике чай и разливал его в фарфоровые кружки.
«Как приятно пахнет», - поймал его запах Сёмка.
У Чебурахи со своими коллегами за столом шел свой диалог, вернее заканчивался Чебурахиным указанием:
- Ну что, - говорил он, - по последней, допиваем пузырь, два-три часика кимарим, умываемся, бреемся и в восемь как штык в кабак. Как итог, бутылка «Пшеничной», проплыв в свой последний путь над столом, вылила из себя остатки водки, безвестно канула в каком-то углу комнаты. Нехитрая по тем временам закуска: мойва копченая, огромные куски копченого язя, на запивон, трехлитровая банка ткемалевого компота, прикрытая уже изрядно подзаржавевшей жестяной крышкой. Авиатехники молча допили свою водку, закусили, напоследок обменялись рабочими моментами о налёте вверенных им винтокрылых машин. Лётчиков из своих эпизодов они, конечно, выпускали, все-таки не та каста, авиатехники считали себя, естественно, выше рангом, в особенности сейчас. Лётчики же, несомненно, считали себя белой костью всего аэрофлота, хотя правда была у каждого своя. Правы были и те, и эти. Работай только. Чай был действительно вкусный, с удовольствием Сёмка выпил кружку, заедая его пряником «Северный». И, отставив ее от себя, сказал:
- Ну что Яш, до вечера?
- Давай, Сема, - привстал Яшка.
Сёмка, накинув на себя демисезонную куртку, шапку с кокардой во лбу и мягко ступая по ступенькам общаги, вышел на улицу. Чувство радости ни на секунду не покидало его душу. Даже не верилось, что он, северный парень, стал лётчиком. А завтра хоть и тренировочный, но первый лётный день в его жизни. Приветливо поздоровался с ним одноклассник, проезжая мимо на понурой, видно уставшей за день лошадке, волокущей за собой сани с фанерной будкой с трафаретом «Хлеб». Звали одноклассника Витькой, с Сёмкой он вырос вместе, вместе пошли в первый класс. Но доучиться с ним Витька смог лишь только до третьего класса, остался на второй год. Потом ещё раз, затем еще. Ну а дальше вообще прекратил учение, не пошло оно. Потаскали его да папку, по различным собраниям, педсоветам, да так и оставили. В армию Витька тоже не пошел, списали. Зато он оказался годен в жизни. Отец его свою жизнь провёл вместе с лошадьми, и Витька с ним. По покосам, да по конюшням. Вот жизнь с лошадьми и пошла у него. Сёмка, например в свои двадцать стал вторым пилотом вертолёта МИ-8. А Витька в свои двадцать был уже - начальник конного двора. А если сравнить, кто из них добился больше успеха, то наверняка в сравнениях не придете даже к золотой середине. Понятно лишь только то, что оба нашли себя в этой жизни сами. Это скажу, удается не каждому. Многие ищут себя всю свою жизнь, но бесуспешно.
Дома у Сёмки то же была гулянка. Отец на кухне со своим дружком, фотокорреспондентом из местной газеты, обмывали новое, только что купленное ружье, и после не первой бутылки «Столичной», их ладони сплелись в замке, пошли состязания: кто сильней.
- Вон сын пришел, - гордо похвастался Сёмкой отец другу. - Скоро на охоту за лосями меня на вертолёте возить будет. Так что с мясом скоро, Валера, будем! И лукаво прищурившись, добавил:
- Хотя и так не бедствуем!
И они вновь напряглись в своем силовом соперничестве. Сёмка разделся, прошел в свою комнатенку. На кухне же накал борьбы усиливался, голос фотокорреспондента прорычал:
- Давай на левых!
- Давай, - мгновенно согласился его отец.
Сёмка, не обращая на них никакого внимания, свешал одежду в шкаф, вдохнул в себя родимого домашнего воздуха, лег на диван и почему-то подумал: «В Тюмени вот побывал, а к Тане не заехал. В следующий раз приеду, обязательно найду ее, сходим куда-нибудь, а то вовсе связь прекратилась». Мысли опять перенеслись в завтрашний день. «Побыстрей бы», - опять заиграл азарт. На кухне загремела падающая и разбивающаяся об пол посуда. Затрещал стул, и сдавленный голос отца прохрипел:
- Пошли на улицу, будем бороться!
- Пошли, - в решимости рявкнул его друг. - и часто семеня ногами, хлопнув дверью, борцы ушли на мороз.
«Вот дураки, - подумал им вслед Сёмка. - Опять хоть не дерутся, мать вот скоро с работы придет, сестрёнка из школы, нынче она со второй смены ходит… И что они хорошего находят в водке? - размышлял про себя Сёмка, - она даже на вкус горькая».
Как-то после первого курса Сёмка приехал домой на каникулы, отец достроил новый дом, справляли новоселье. Гостей много пришло. Нарядный длинный стол, тосты, подарки. Шутили, смеялись, пели под баян песни. Под отцовский аккомпанемент на баяне, мать на бис пела песню «Клен ты мой опавший». «Дай, попробую водки», - пришла ему тогда мысль. Тихонько, чтоб никто не видел, взял со стола с полрюмки, вышел с ней на кухню и опрокинул ее в себя. Ощущения в тот момент были не из приятных. Защипало язык, зажгло во рту, перехватило дыхание. Морщась, Сёмка схватил трехлитровую банку с огуречным рассолом, выпил его. После этого случая тяга к спиртному не появлялась. Лежа на диване, прокрутив в уме промелькнувший день, незаметно Сёмка уснул. Проснулся, казалось, быстро, включил свет.
«Мама моя, - глянув на часы, испугался он, - время-то уже восемь! Яшка ведь ждет». Быстро надел одежду, побрызгался одеколоном, вышел тихонько на кухню. Мать, стоя у стола, мыла посуду, отец же, сидя, зажав между ног эмалированный таз, заботливо прикрытый сверху овчинным полушубком, сидел, прислонившись спиной к печи.
- Вон, папа как твой поднабрался, - улыбнувшись сыну, кивнула на отца мать.
- Вижу, - ответил Сёмка, поглядывая на кровавое ухо отца, видно поврежденное в схватке за лидерство с жилистым фотокорреспондентом. Видно такова натура русского человека: чтоб получить спокойствие, необходимо беспокойство. Вот отец и успокоился, сидя на полу, изредка поблевывая в заботливо подставленный между ног тазик.
- Как съездил, сын? - спросила его мать.
- Хорошо мама, - ответил Сема. - Пойду до Яшки схожу, буду поздновато сегодня. - и, хлопнув дверью, пошагал вперед.
«Куда идти-то, в общагу или в ресторан? - беспокоился он. - Дойду до общаги, если его там нет, тогда в кабак. А, махнул рукой, начну с общаги.»
- Ты где, Сем, пропадал? - встретил почти у порога Яшка.
- Да вот, проспал, проснулся и бежать.
- А парни уже ушли, сказали, нас ждать там будут и места забьют. Яшка накинул на себя такую же демисезонную куртку, шапку с кокардой на голове и, похрустывая снегом о подошвы ботинок, гонимые любопытством пошагали они в первый раз в своей жизни в ресторан. Ресторан назывался «Сосьва», и был единственным общественным местом, где общаться можно было, как говорят сегодня, «без галстуков». Публика здесь была пестра, половина посетителей состояла из тех, кто приехал на север за длинным рублем - «покорители севера». Четверть - работники авиапредприятия. Ну а последняя четверть приходилась на коренное населения поселка, которое и представлял автоматически сегодня Сёмка. Ресторан «Сосьва» представлял собой красивое здание интересной постройки. Деревянное, двухэтажное с красивым куполом вверху.
Похожий на ковбоя швейцар в меховой шляпе, с наглым цыганским лицом, заслонив своей широкой грудью входную дверь, спросил:
- Что хотели?
- Посидеть, ответил Яшка. - Там друзья должны были занять места.
Швейцар, звали его Гера, подумал что-то про себя, затем сделал шаг назад и сказал Яшке:
- Ты иди, показывай кто, а ты на крыльце жди.
Девять вечера, мороз за двадцать градусов, улицы, освещенные тусклым светом, безлюдны. Лишь только вечно что-то ищущие стаи северных длинношерстных, как кавказские бараны, собак в поисках хлеба насущного сновали по улице. Гудел и жил своей жизнью лишь только аэропорт. Гул то взлетающих, то заходящих на посадку вертолётов, мигающих красным проблесковым огнем, придавал жизнь заиндевелому, замороженному северному поселку.
«Ночные полёты», - мечтательно подумал Сёмка, вглядываясь и вслушиваясь в звездное небо.
Ресторанная дверь открылась, Яшка, улыбаясь, махнул рукой.
- Заходи!
«Ну, вот и хорошо», - довольно подумал Сёмка.
Вообще, в Сёмкином представлении, особенно после просмотра фильма «Место встречи изменить нельзя», ресторан представлялся вместилищем уголовников всех мастей, девушек легкого поведения, такого хитрого общества, от которого жди подвоха ежесекундно. С опаской озираясь по сторонам, зашел он в вестибюль ресторана. Суровый швейцар открыл створ раздевалки, зашел в нее и вызывающе оттуда прорычал:
- Сдавай куртку!
- Ну что, ничего не оставалось делать, как вжикнуть замком, снять куртку и отдать ее этому похожему больше на гангстера гардеробщику.
- Не потеряй, - рыкнул напоследок он, протягивая в руки номерок, а то не рассчитаешься!
Сёмка в ответ улыбнулся ему, взял номерок.
- Пошли, ткнул его в бок Яшка. Сёмка вдруг почувствовал, что закомплексовал перед ресторанным залом, опустив голову, стараясь не смотреть никому в глаза, посеменил вслед за уже освоившимся здесь другом.
- Вот твой стул, - показал Яшка место и уселся рядом на свое место.
- Ну? - спросил уже изрядно веселый Чебураха, - по пятьдесят налить?
- Не, - ответил Яша, - мы часок посидим и домой. Завтра на работу рано.
- А нам нет, - парировал Чебураха и из стеклянного ресторанного графинчика разлил по рюмкам водку. Место у Сёмки, честно говоря, было неудобное. Спиной к залу, лицом к стене, не было обзора. Чебураха между тем выпил рюмку, закинув для удобства свою голову взад, «крякнул», победно повернулся ко всем и пояснил:
- Всяк пьет, но не всяк крякает! И наклонившись к ресторанным новичкам, проинформировал:
- Сейчас музыка заиграет, музыканты крутые из Донецка, такие вещи делают…, заслушаетесь!
- Ну…? - подошла недовольная официантка, глазами сверля: что будете заказывать!
Чебураха весело хлопнул в ладоши и произнес, паясничая, на весь зал:
- Суп, каша, чай!
От такого поворота официантка оторопела, а Чебураха, не давая ей опомниться, срезал:
- Меню принеси, не видишь парни первый раз тут! Покраснев до самых ушей, она развернулась и пошла по указанному циником Чебурахой пути. Чебураха же, поймав осуждающие взгляды друзей, как бы оправдываясь, пояснил:
- Знали бы вы, как она при расчете выхлапывает всех, глазом не моргнет.
Меню принесла другая девушка. На сцене ресторана затолкались появившиеся музыканты. Защелкали, зашипели динамики колонок, зал ресторана обволокла обстановка торжественности, предвкушения чего веселого и интересного. Меню в северных ресторанах в те времена было несложное. На холодное парни выбрали заливное мясо, гуляш с картошкой на второе и большой графин клюквенного морса. Чебураха выпили ещё по одной, взяли по сигаретке "Родопи" ушли курить. Оглядевшись и освоившись, Сёмка и Яшка пересели на их места, откуда открылся обзор зала. Музыканты уже начали инструментальную часть своей программы. Под чарующую своей красотой музыку глаза парней стали украдкой разглядывать посетителей ресторана. Естественно, взгляд остановился на сидящих за соседним столиком. За полтора месяца наземной подготовки Сёмка узнал много летных историй, личностей авиапредприятия. Без труда в сидящем неподалеку экипаже Сёмка узнал, командира вертолёта МИ-8 Диму Майсурадзе. Майсурадзе считался опытным лётчиком, с большим налётом часов. На севере начал летать на поршневом вертолёте МИ-1, который получил на севере прозвище «шило». На нем у Димы и случалось много историй, из которых, как ни странно, он выходил победителем. Как-то при очередном взлете с аэродрома, на МИ-1 произошел отказ двигателя, с ситуацией Дима справился, приземлил его в конце полосы, а когда после вынужденной посадки до вертолёта все-таки добралась пожарная машина, то к изумлению всех застала командира вертолёта за поеданием бортового пайка. Увидев подъехавшие спасательные службы, Дима выбросил выпитую банку со сгущенным молоком, спрыгнул на землю и стал ногами пинать вертолёт с присущим грузинским темпераментом:
- Убить меня хотел…, убить меня хотел…!
Подъехавшим пришлось долго успокаивать находящегося в стрессовом состоянии лётчика.
Зима, контрольно-диспетчерский пункт аэродрома. Диспетчер. В зоне несколько бортов, работы у диспетчера немного. «И уснуть - не уснуть, - ругался про себя он, сидя у пульта в кресле, - и работа не работа». Неожиданно тишину нарушил истошный голос, переходящий на крик с присущим грузинским акцентом, из динамиков УКВ радиостанции:
- Падаю…! Падаю…! Падаю…! После тишина. Оторопевший диспетчер подскочил в своем кресле, оцепенев, замер. Что будет? Похоже, эмоции переполнили его больше, чем самого командира. В диспетчерской нависла тишина. Никаких действий по организации поисковых работ и оповещений, диспетчер не предпринимал. Он стоя замер, прогрызая глазами динамик радиостанции, вслушиваясь в свое колотившееся в груди сердце. Спас его сам Дима. Через какое-то время из потрескивающего динамика командной радиостанции послышался облегченный голос командира с сильнейшим грузинским акцентом:
- Сэл!.
- Сообщите координаты, - выдохнул в эфир счастливый диспетчер.
За его упрямый вспыльчивый грузинский характер, его не любило начальство.
- ещё помучаемся с ним, - говорил Владислав Кравченко, командир лётного отряда, - да избавимся от него, наверное, за его проделки. Клоунов нам ещё в авиации не хватало.
Но Дима летал, вертолёты не бил, а в остальном, как говорится, победителей не судят.
Вот и сейчас за столиком он оживленно что-то рассказывал своему экипажу, разводя по сторонам своими короткими руками, сжимая и разжимая на руках пальцы. А двое из экипажа с интересом слушали его очередные истории.
«Вот бы с ним полётать в одном экипаже, - мечтательно подумал Сёмка. - Легенда!»
Сразу за ними сидел комок людей - человек десять, в которых без труда Сёмка узнал грузчиков с местной торговой базы, во главе с их бугром, известным под прозвищем «Цыган». Больше половины посетителей - не местный люд. В толстых вязаных свитерах, унтах на ногах. Богатством столы их не отличались, но графинчики с водкой туда подносились беспрестанно.
«Н-да…, - думал про себя Сёмка, поглядывая то на грузчиков, то на покорителей Севера. - Сегодня что-то будет. Не проходило летом ни одних танцев на танцплощадке, чтоб грузчики не затеяли драку. Вечер продолжался, и музыкант, наконец, сделал объявление:
- Эта песня звучит для наших гостей, сидящих за третьим столиком, с левой стороны от эстрады!
- О…! - заскалились в улыбке докеры, поднимая вверх свои рюмки, пошире расправив плечи, явно млея от такого приветствия. И полилась песня, получившая широкую прописку в ресторанах севера: «Листья желтые над городом кружатся, с тихим шорохом к нам под ноги ложатся». В ресторане, как по команде, задвигались стулья, и посетители остервенело бросились в пляс. Танцевали жестоко, выражая свои эмоции суровыми гримасами, резкими движениями ног, рук, прыжками вверх Танцевавший рядом с Сёмкиным столиком бородач, даже издавал рычащие звуки. Официантка, ювелирно протолкавшись с подносом через танцующую массу людей, исполнила заказ, гордо поставив на стол заказанные заливнушки и графин морса.
- Водку-то не будете совсем? - недоуменно переспросила она.
- Не, не будем, - опять мотнул головой Яшка.
- Давай, - крикнул Сёмка, стараясь перекричать музыку, - отведаем кабацкую пищу.
- Ага, - кивнул головой Яша, придвинув к себе тарелку с заливным мясом.
И вот парни увлеклись трапезой. Честно признаться, в заливнушке этой не было никакого вкуса, склизкое, холодное, непонятного вкуса блюдо. «Понятно» - сделал про себя выводы Сёмка. Да и морс был разбавлен крепко. Но вихрь веселья, разгула, стирал все грани, и блюдо это прошло все равно на отлично. Музыка, наконец, прекратилась. Танцующие с застывшей мимикой на устах расходились по своим местам, в ожидании новых аккордов эстрады. Неожиданно из-за самого крайнего столика встал посетитель, роста чуть выше карлика, с пушистой бородой и в таких же пушистых, как и борода, светлых унтах. Вытянув впереди себя в тонких пальчиках десятирублевую купюру, как павлин, пошагал к музыкантам. У тех ответственный по приему денег был барабанщик Мопа, падающий в обморок от слова рубль. Перевесившись в зал, из-за своих барабанов, Мопа заулыбался ему, и вытянул навстречу любителю музыки руку с растопыренной пятерней. Глаза его излучали гипноз: «Дай! Дай! Дай!»
Маленький бородач покорно вложил в тут же сжавшуюся ладонь Мопы червонец. Зал, во главе с угрюмыми грузчиками с иронией наблюдал за диалогом двух социально противоположных личностей.
- Для гостей Саранпаульского «Уралзолота» объявите, - попросил он.
- А какую? - переспросил Мопа.
Конечно же, этот вопрос застал этого золотаря врасплох. Горы, безвылазное проживание на золотых приисках, значительно отдалили его от культуры, музыки. Как итог, названий современных песен он не знал. Опустив низко голову, нервно потеребливая пальцами свою бороду, в неистовом напряжении золотарь старался вспомнить хоть одно название современной песни, но к общей радости зала и победного взора барабанщика - тщетно. Но тут как всегда, на выручку пришла крестьянская хитрость. Бородач выпрямил осанку, гордо поднял голову и генеральским голосом произнес:
- Ту же самую!
- Молодец! - охнул в одобрение ему зал, выказывая симпатию.
И листья желтые вновь закружились по ресторанному залу. Честного говоря, у Сёмки и душа, и ноги, тоже напрашивались в пляс, но какой-то комплекс крепко держал его на стуле. Курильщики, излучая вокруг себя запах табака, расселись по своим стульям. Чебураха тут же налил всем по рюмке водке.
- Жахнем! - предложил всем.
Не вникая долго в суть дела, авиатехники жахнули. В зале общее веселье начинало литься все откровенней и откровенней. То там, то тут, раздавались громкие реплики. И вот грянул первый медленный танец. Зал зашевелился как улей, началось самое главное. Зашевелился и Чебураха, ринувшись в зал. Но та, которую он хотел, ему не досталась. Зато досталась толстенькая, с короткими худыми ногами и веснушками на щеках, девушка. Чебурахе не это было главное, по его понятию в его руках была девушка, а это уже было много. Он достойно танцевал, делая при этом серьезные умные глаза, даже задавал своей танцевальной партнерше приятные вопросы.
«Не, - убедительно решил Сёмка, восхищаясь Чебурахой, - я так не смогу, подойти к незнакомой девушке и пригласить ее танцевать. А вдруг откажет?». Танец закончился. Мужчины развели своих дам по местам, а музыканты дали залп очередной быстрой песни… Барабан был мал, барабанщик плох! И в который раз зашаркали об пол стулья, людская масса поднялась со своих мест, вышла в центр зала и неистово подгоняемая принятым градусом, пустилась в головокружительный пляс.
Все-таки что-то есть! Есть в кабацких вечеринках такое, что меняет тебя, заставляет тебя делать нелепые поступки. Радоваться и грустить, побеждать и проигрывать. И все это не наяву, а в каком то «тумане-гурмане», который даже и не объяснишь. Затравил он и Сёмку с Яшкой. Завороженно они наблюдали за происходящим в ресторане действом. Одиннадцать, - посмотрел на часы Яшка.
- Ну что, Сем, пойдем…
Сёмка же светящимися глазами наблюдавший за ресторанным весельем, не отрываясь от зала, сказал:
- ещё минут тридцать и все, встаем, одеваемся и домой!
Аура веселья, соперничества, удальства обволокла, пожалуй, всех гуляющих. А музыкальные аккорды, куплеты ещё больше усиливали выбросы адреналина, и какого-то неведомого гормона нелепых поступков. Из восьмидесяти сидящих в зале посетителей, девчонок было не более десяти, а когда стрелка часов неумолимо прошла отметку одиннадцать, эта десятка автоматически стала объектом атаки тех, остальных семидесяти, у которых ещё сильней заблестел озорной огонек. А тело и кулаки были готовы снести любую преграду, возникающую на пути к сердцу девушки. Девушек, сидящих в зале, нельзя было назвать девушками легкого поведения. Во-первых, так же, как и остальным, им надоело сидеть в своих домах, в этой захолустной мещанской деревне. Во-вторых, у каждой был повод: кто диплом получил, у кого юбилей, ну а если говорить и об общем празднике, то сегодня шестое октября - День Конституции. И музыканты в очередной раз поздравили всех с этим праздником.
- С Днем Конституции, - подпрыгнул на своем стуле изрядно подвыпивший инструктор райкома партии, при этом высоко поднял над головой рюмку водки.
В ответ грузчики торговой базы тоже поддержали инструктора, взметнув вверх руки с зажатыми в них рюмками, и в зале началось единение. Музыканты же положили свои инструменты и для отдыхающих в зале был объявлен перерыв. Барабанщик Мопа, спрыгнув с эстрады, подбежал тут же к бригаде грузчиков и, явно заигрывая с ними, авторитетами поселка, протянул руку бригадиру. Тот поздоровался с ним, добавив громкости в своем голосе:
- Ну что давай, лабух, выпьем по сто, уж хорошо барабанишь, - и налил Мопе рюмку водки, садить, правда, за общий стол его не стал. Так уж повелось на Руси со старины, - отвергал православный люд лицедеев разного толка, Мопа же, ничтоже сумняшеся, с благодарностью принял подношение от Цыгана, выпил поднесенную авторитетным гостем, поставил обратно на стол, и, убедившись в своей ненужности за этим столом, расшаркиваясь и пятясь, скрылся где-то за барной стойкой. Солист Олег из этого же оркестра, увидев со стороны как Мопа на «дурнячок» пропустил рюмку водки, тоже решил попробовать счастья и вразвалочку пошел к столику грузчиков, протянул руку и сказал:
- Привет!
- Привет! - попытался заполучить себе музыканта инструктор райкома партии.
Цыган же, почему-то гневно посмотрел на музыканта и четко произнес на весь зал:
- А с тобой не только пить, но и здороваться не буду - скоморох!
- Почему? - стараясь держать улыбку, переспросил тот.
- Пойдем, со мной выпьем, - продолжал подпрыгивать на своем кресле инструктор райкома партии.
- А ты не помнишь, что десять минут назад пел?
- Помню, - ответил он. - «Листья желтые»
- А до этого? - уже почти орал Цыган.
- «Лаванду», - хлопая глазами, ответил Олег.
- А ты что, телка, что ли, от женского имени поешь на весь ресторан, - отчитывал его бригадир. - Определись давай с понятиями, а потом общайся, понял?
Неожиданно сидящие за другими столиками посетители стали закрываться руками, пригибаться…, вон ткнул Сёмку локтем в бок улыбающийся Яшка. Маленький бородач, тот, который в начале вечера заказывал песню, видно прослужив в армии в стрелковых войсках, под действием водочки, проволочку шампанского, которая удерживает пробку, за петельку ослабил крепление, из этой же петельки соорудил мушку, дно бутылки приладил к плечу, а импровизированное дуло - горлышко бутылки с ослабленной пробкой направил на зал, водя мушкой по столикам, потряхивая бутылкой, выбирал жертву, пальцем то и дело ослабляя затяжку пробки.
Изрядно подвыпивший зал отреагировал на эту угрозу достойно. Кто отворачивался, кто прикрывался ладошкой. Один здоровяк с плотными, как подкова, усами, сполз со стула и спрятался под столом. Увлекшись выцеливанием жертвы, бородач не заметил подошедшего к нему скорым шагом бригадира грузчиков, и его присутствие заметил лишь только тогда, когда тарелка с заливным мясом, с силой хрустнула на его, на его густой шевелюре. Выпустив из рук на пол импровизированный снаряд, так и не выстреливший, бородач сжался в комок, стараясь выиграть время, чтоб определить источник опасности. Но бугор ещё раз брезгливо поднял свой громадный кулак вверх, и со средней силой опустил его на маковку стрелка-неудачника. При этом, шевеля губами на прощание, видно, сказал ему какие-то неласковые слова. Бородач своим маленьким подбородком гулко тукнул по кабацкому столу, потом, безжизненно свесив руки, сполз со своего стула и, как в замедленных съемках, пал на пол, и широко раскинув по сторонам руки и остекленевшим взглядом уставившись в потолок, замер.
- Убили! - заверещал чей-то истеричный женский голос. Мужской же голос напротив, почти нараспев произнес:
- Дак это же геофизик из Саранпауля!
- Ты на кого поднял руку! - прорычал усач, вылезая из-под стола. И сходу, почти бегом кинулся на Цыгана. Добежать до него он не успел. Кто-то справа, привстав с места, хлестким ударом свалил усача на пол. Усач, брякнув с ходу лбом об пол, замер. Вокруг зашевелились, забрякали, затрещали стулья. Несколько минут назад ещё танцевавшие вместе отдыхающие, оскалившись, с кулаками наперевес, извергая наружу клубы перегара, сошлись в большой кабацкой драке. Дрались молча, с остервенением, с душой хряская кулаками о физиономии друг друга. Брякали об пол затылки поверженных. Шлепали кулаки по торсам и лицам. Девчонки, сбившись на эстраде в кучку, от охватившего ужаса, широко открыв глаза, вздымая от волнения вверх-вниз, свои нежные грудки, эмоционально поглядывали на дерущуюся кучку разъяренных мужиков, поддерживая драку своим пронзительным визгом.
- Вот это да…! - подумал про себя Сёмка. - Что делать?
Чебураха и авиатехники безучастно сидели на своих местах, искоса поглядывая на дерущуюся кучу. Естественно, взгляд Сёмки цеплялся за своих, и, нашел в зале безучастно наблюдавшего за дракой Майсурадзе, упершегося локтями в стол, побагровевшего, сжавшегося, глядящего в какую-то тарелку на своем столе. Весь его вид говорил: «Попробуйте только троньте!»
Драка же продолжалась с переменным успехом, то затихая, то вновь разгораясь с новой яростью. Вот посреди пола сидел боец, с рассеченной бровью так, что зрачок хозяина, глядел на мир не из природного разреза, а через дырку рассеченной брови, а ресница с веком лежала внизу, где-то на щеке. Невероятно вытаращив второй глаз, он явно старался понять, где он и с кем. Скрючившись и лежа на полу, немигающим глазом наблюдал за продолжающейся дракой грузчик. Сама по себе почему-то навязалась мысль: «Неужели эта драка никогда не кончится?»
- Воздуха не хватает, воздуха! - облокотившись спиной об эстрадную сцену, окумареный хорошим ударом, жаловался девчонкам на свою участь грузчик в годах.
На то, наверное, и жизнь, что всем наверху, на ногах вместе удержаться не удается. Удел кого-то упасть, а кому-то быть наверху. В этом случае грузчику, упавшему на пол, оставалось лишь только сетовать на свое дыхание. Повара в белых колпаках и халатах, через фигурную решетку, отделяющую зал от них, замком сложив руки на груди, с пребольшим интересом наблюдали за уже привычным им вечерним шоу, или, по сегодняшним понятиям «боями без правил».
- Смотри, смотри! - улыбаясь, ткнул в бок Сёмку Чебураха. - Вон «баба Шара», в ресторане техничкой работает.
Баба Шара, не обладая никакими философскими измышлениями, пренебрегавшая Фрейдом и другими теоретиками человеческой мысли, извлекала свои плюсы из этого человеческого хаоса. Как маэстро кланяясь, она с улыбкой делала визиты к опустевшим столикам дерущихся и вкушала изобилие без присмотра оставленных спиртных напитков и кухонных деликатесов беснующимися в зале посетителями. Ну, конец бывает всему. В зале загорелся яркий свет, важно расправив плечи и сделав суровый вид, в палитру посетителей добавился ещё один «цвет» - наряд милиции.
- Моспан! - Сиплым испуганным голосом пропищал кто-то.
Драка прекратилась, стараясь не терять достоинство, дерущиеся стали расходиться по своим столам. Дальше все как в хорошем романе - часть первая, музыка, танцы. Часть вторая - развязка. Часть третья - плата по счетам, где рассчитываться пришлось поверженным. А остальным пришлось просто разойтись. Первым встал со своего места Майсурадзе, брезгливо кинув на стол двадцатипятирублевку, со своим экипажем пошел в раздевалку. За ними и Яшка с Сёмкой.
«Не, - думал про себя Сема, - туда я больше ни ногой».
- Давай! - сунул на прощание Яшке руку, - нам завтра летать.
- Давай, Сем, - сказал на прощанье и Яшка.
И похрустывая по снегу туфлями, поглядывая на до боли знакомые силуэты домов, Сёмка пошагал к себе. Осторожно, цыкнув на Пушка, чтоб не шумел, Сёмка на цыпочках, чтоб не разбудить домашних, зашел домой, разделся и лег. Уснуть сразу почему-то не смог. Уж сильно событиями, видно, насыщен был день. В голове крутился кабак, драка, баба Шара, милиция... День завтрашний. Все-таки наступает он. ещё чуть поерзав под одеялом, наконец, уснул.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/125i-letnyi-otriad-656b2e7af6adc66bb9467086
