Вопреки мифологизированной триаде «Kinder — Küche — Kirche» («Дети — Кухня — Церковь»), женщины в средневековых городах вполне себе работали по профессии. См. работу Т.Б. Рябовой «Женщина в истории западноевропейского средневековья», раздел «Женское ремесло и средневековый цех», где данная тема исчерпывающе раскрывается:
«Однако экономическое положение, образ жизни и специфика занятий женщин различных слоев городского населения различались существенно. Богатые горожанки по этим показателям приближались к аристократкам. Их экономическая деятельность, как правило, заключалась в управлении домашним хозяйством и поместьем. Основная же масса женского населения городов была вынуждена сочетать домашний труд и непосредственное производство товаров и услуг. В наибольшей степени это справедливо в отношении одиноких женщин (вдов и незамужних), которых в средневековой Европе было много в силу социально-демографических причин. Если для знатных девушек и богаты горожанок в ситуации нехватки женихов альтернативой несостоявшемуся замужеству был монастырь, то бедным горожанкам приходилось работать. Нужда заставляла и замужних женщин искать дополнительный доход к заработку супруга; причем их трудовая активность часто поддерживалась и даже инициировалась мужьями. Иногда, правда, женщины шли работать не из-за недостатка средств. Так, англичанка Маргарита Кемпе (1373—1440), впоследствии ставшая известным английским мистиком, в один из периодов своей интереснейшей жизни была едва ли не лучшим пивоваром в городе. Она говорила, что работала затем, чтобы никто не мог сравниться с ней в элегантности одежды (Shaher, p. 195); имея 14 детей, она скучала и искала занятия вне дома».
Данные статистики показывают, что экономически активных женщин было немало:
«Женщины занимались ремеслом в различных регионах Англии, Германии, Испании, Италии, но самая большая степень участия женщин в городской экономике приходилась на Францию. По Парижской налоговой переписи 1292 года среди всех облагавшихся налогом доля женщин составляла 15,4% (включая ремесленниц и вдов чиновников и купцов); по переписи 1313 года — 11,6 % (Herlihy, 1990, p. 135)».
Спектр профессий, разрешённых для женщин, был крайне широк:
«В числе официально дозволенных для женщин ремесел по королевскому декрету 1364 года были различные стадии производства шерсти, шелка и льна (традиционные женские занятия начиная с раннего средневековья), пивоварение, выпечка хлеба, некоторые торговые виды деятельности, проституция. В действительности же сфера женского труда была значительно шире. В той же переписи 1292 года упоминались 172 профессии, которыми владели женщины (мужских профессий было, для сравнения, 325); в 1313 году эти цифры составляли соответственно 130 и 276 (Herlihy, 1990, p. 143)».
Например:
«О структуре женской трудовой занятости позволяют судить такие цифры: 197 женщин работали в качестве прислуги, 50 занимались торговлей вразнос, 46 были портными, 38 — прачками, 20 занимались работами по шелку, 13 были цирюльницами, 12 — нянями. Данные переписи 1313 года показывают похожую картину (Herlihy, 1990, p. 146). Перечислим еще несколько наиболее распространенных среди женщин средневекового города занятий: изготовление свечей, обуви, одежды, галантерейных (например, шляпок, перчаток) и скорняжных товаров, скобяных изделий (иголок, булавок, ножниц и ножей), продуктов питания. Они держали постоялые дворы, таверны, были ювелирами, менялами, уличными торговцами, мойщиками, привратниками, банщиками, акушерками, врачами, мельниками, иллюстраторами книг, переплетчиками и позолотчиками, жонглерами, музыкантами и акробатами. Сохранились упоминания даже о женщинах-кузнецах и каменщиках (Labarge, p. 151—152; Shaher, p. 191—192; Herlihy, 1990, p. 143)».
У женщин, как и мужчин, существовали собственные цеха, объединявшие их:
«В средневековом обществе, как известно, каждый человек жестко контролировался соответствующей корпорацией. Сфера труда не была исключением. Одной из основных средневековых корпораций, регламентировавших эту сторону жизни, был цех.
Цехи бурно развиваются в средневековой Европе с XIII века. Для нас важно выделить те цехи, в которых трудились и мужчины, и женщины; те, в которых работали преимущественно последние; и те, куда доступ им был закрыт. Согласно Парижской налоговой переписи 1292 года, 6 цехов из 120 во французской столице конца XIII века были чисто женскими; к их числу относились прежде всего цехи с традиционными женскими ремеслами — например, прядение и шелкопрядение, златоткачество, производство изящных сумок, накидок для головы (Shaher, p. 191). (Не случайно в словаре латинского языка парижского учителя XIII века Гарланда, с помощью которого ученики могли учить латинские слова из бытовой сферы, среди предметов, ассоциируемых с женщиной, названы иголка, ножницы, веретено, наперсток; Herlihy, 1990, p. 94—95.)
Организация таких гильдий не отличалась от устройства мужских цехов. Приведем в пример статут цеха шелкопрядения и шелкоткачества (Париж, XIII век), в котором устанавливались обычные для всей цеховой организации ремесла нормы: 1) мастером цеха женщина может стать только в том случае, если она уже практикует один год и один день после окончания своего ученичества; 2) женщина-мастер не может брать более двух учеников одновременно, и лишь один из них может быть ее родственником; 3) ни женщина-мастер, ни простая работница не может работать ночью и в праздники; 4) женщина-мастер должна тщательно следить за качеством продукции; если же оно не отвечает стандартам, то продукцию следует сжечь (Women’s Lives, p. 194—195)».
Существовали и смешанные цеха, где состояли как мужчины, так и женщины:
«Женщина могла стать и членом такого ремесленного цеха, который не являлся специфически женским. Подобных, "смешанных", цехов было большинство; во французской столице конца XIII века женщины допускались в 80 из 120 цехов (Shaher, p. 191). Примером таких цехов являлись ткацкие.
Уставы смешанных цехов обращаются к представителям обоих полов: так, устав цеха банщиков призывает держателей бань — и мужчин, и женщин — соблюдать определенные правила и не зазывать в бани до вечера, не пускать в бани прокаженных, проституток и т.д. (Women’s Lives, p. 197)».
Имелись различные пути, позволяющие женщинам попадать в цеха:
«Для женщины существовало несколько путей в полноправные члены цеха. Во-первых, это несколько лет ученичества. В Парижском статуте 1407 года устанавливалось, что отец обязан снабдить деньгами свою дочь: если он богат и знатен, то для того, чтобы выдать ее замуж или отдать в монастырь; если это простой горожанин — чтобы выдать замуж или отдать в обучение ремеслу. Во-вторых, это замужество. Вышедшая замуж за ремесленника девушка обычно обучалась ремеслу и помогала мужу вместе с детьми; некоторые цеховые предписания не только допускали, но даже требовали этого (Women’s Lives, p.196). Впрочем, чаще женщина помогала мужу, не будучи членом цеха. Стать таковым она могла, лишь овдовев; в этом случае вдова наследовала привилегии мастера, в том числе и право обучать учеников. Когда же она выходила замуж вторично, то сохраняла свое положение в цехе только в том случае, если ее новый муж был членом этого же цеха (см., напр., Устав гильдии сукновальщиков о правах вдов; Women’s Lives, p. 196).
В целом, работа женщины в рамках цехового ремесла была правилом во всей Франции. В Тулузе, например, в XIII веке женщины были активны в 5 цехах. Работали женщины в цехах и в Испании — в Барселоне в первой половине XIV века они могли быть полноправными членами многих цехов, и в том числе имели право обучать учеников».
Впрочем, работали женщины и вне цехов, тем более что власти пытались ограничить организацию женских цехов:
«Для остальной же Европы более характерна работа средневековой горожанки вне цеха. Так, в Англии в руках женщины сосредотачивались традиционно женские ремесла (прядение, златоткачество и некоторые другие), но свидетельств о ее членстве в каком-либо цехе сохранилось гораздо меньше. В итальянских городах женщина работала в цехе, не будучи его полноправным членом; например, во Флоренции женщины в производстве льна были неполноправными членами гильдии. В Болонье их принимали лишь в цехи чесальщиц и прядильщиц (Herlihy, 1990, p. 95—96).
То, что женское ремесло не всегда имело цеховую организацию, может быть объяснено двумя основными причинами: во-первых, оно могло быть у женщины лишь побочным, не основным занятием; во-вторых, цеховую организацию женского ремесла ограничивали городские власти. Например, женщинам категорически запрещалось работать с гобеленами, что мотивировалось вредом для организма женщины, особенно беременной (Shaher, p. 197)».
Даже в такой мужской профессии, как профессиональная медицина, женщины присутствовали. Во-первых, навыки врачевания имелись у знатных женщин и монахинь:
«Медицина — еще одна сфера профессиональной деятельности женщин, на которой нельзя не остановиться особо. Медицинские знания включались в образование знатной женщины: ее обычно учили лечить те травмы, с которыми муж мог прийти с войны или охоты (например, она умела обработать и перевязать рану, наложить шину на сломанную кость) (Labarge, p. 170).
До XII века центрами врачевания были монастыри, поэтому все монахини также обладали необходимыми для оказания помощи медицинскими навыками. Примером может служить Хильдегарда Бингенская, которая в стенах монастыря занималась врачеванием».
Во-вторых, даже в ситуации, когда светское образование могли получить преимущественно мужчины, женщины находили способ им обзавестись:
«С ростом городов и университетов центр врачевания и ухода за больными перемещается из монастыря в город, и медицина становится по преимуществу светским занятием. Стать врачом женщине было очень трудно, поскольку она не могла учиться в университете и получить диплом, дававший право на частную практику. Однако случаи, когда городские власти все же давали женщинам лицензии, были не столь уж редкими. Первыми упоминаемыми женщинами-врачами были Гельвидия (свидетельство от 1136 года) и Лауретта (Labarge, p. 174). Всего сохранились свидетельства о 121 женщине-медике во Франции, среди них были врачи, няни, акушерки (Labarge, p. 181).
Женщины-лекари чаще учились своему ремеслу на практике, работая с отцом или мужем. В этот период врачевание рассматривалось как ремесло — подобно всякому другому, организованному в цеха. Некоторые из таких женщин знали латынь и расширяли свои познания за счет медицинских трактатов. Есть свидетельства, что в медицинской школе Салерно учились врачебному искусству несколько женщин. Возможно, среди последних была знаменитая Тротула из Салерно (между сер. XI и началом XIII в.). Ей приписывается медицинский трактат, от которого ведут историю средневекового акушерства, "О болезнях женщин до и после деторождения и в период вынашивания"; о его популярности говорит тот факт, что только во второй половине XVI века он выдержал 11 изданий.
О том, что женщинам принадлежала заметная роль в средневековой медицине, свидетельствует и то, что факультет медицины Парижского университета неоднократно обвинял женщин в незаконном врачевании. В 1271 году он настоял на обязательном лицензировании деятельности врачей и проверке их знаний на экзаменах. Однако врачи с лицензиями не могли справиться с работой и удовлетворить спрос на соответствующие услуги (Herlihy, 1990, p. 114), и парижские городские власти продолжали выдавать лицензии женщинам. Поскольку официально женщине было запрещено заниматься медициной, то каждая обосновывала право врачевать своим реальным умением, а не дипломом и правами. (Wiesner, p. 9—10). После 1200 года во Франции из 7647 известных практиковавших врачей женщин насчитывалось 121 (1,6 %); треть из них были акушерки и няни, занимавшиеся уходом за больными (Herlihy, 1990, p. 113). Последнее объясняется тем, что дипломированные доктора-мужчины лишь исследовали пациента и назначали ему лечение; уход же за больным, а также, во избежание всевозможных скандалов, родовспоможение они предоставляли другим — женщинам-врачам, акушеркам и цирюльницам. Так, по налоговой переписи 1292 г. в Париже насчитывалось 2 женщины-цирюльницы, 2 повитухи, 5 женщин, которые занимались одновременно врачебной практикой и уходом за больными (Labarge, p. 175). Стать акушеркой можно было, лишь выдержав соответствующий экзамен, проводившийся назначенным городскими властями врачом. Акушерок даже освобождали от налогов и назначали пенсию в знак особого уважения к их профессии».
Как показывает Симона Ру в работе «Повседневная жизнь Парижа в Средние века», нередко указание на профессию может содержаться в прозвище женщины:
«Другие указания на ремесло могут происходить из прозвания, следующего за именем, данным при крещении. Таких указаний — «прозвище-профессия» — больше всего: пятьсот двадцать пять, то есть 35,5 процента от общего числа женщин. Стоит ли их рассматривать как точную информацию? В записях типа «Агнесса-прачка», «Жанна-перекупщица» или «Жанна-портниха», вероятнее всего, действительно говорится о ремесле женщины, которая упомянута только по имени, без прозвища или фамилии. Это касается многих парижанок из списка Малых. Но возможно, что это просто прозвище, не дающее указаний на ремесло, которым женщина действительно занималась. Если после прозвища указано другое ремесло, тут уж ничего не перепутаешь, однако ясные указания — редчайший случай. Я нашла только три примера: Жанна Портниха, хлеботорговка; Маргарита Кузнечиха, хозяйка таверны; Алиса Каменщица, шелковая ткачиха. Такие «профессиональные» прозвища происходят от ремесла (или прозвища) мужа, если супруга участвовала в работе его мастерской, лавки или небольшого предприятия. Вот, например, Эделина Грузчица, платящая восемь су, и ее зять, указанный только по имени, — Аман, платящий двадцать су. Эта семья грузчиков поселилась на берегах Сены, в 1297 году к ней примкнул зять; что же до матери, Эделины, прозвище и ремесло которой совпадают, трудно сказать, участвовала ли она лично в разгрузочных работах. Нужно ли принимать за «прозвание супруги» названия ремесел, относящихся к перевозкам или строительству, которые получили форму женского рода, как, например, в случае Алисы Каменщицы — наверняка жены или дочери «Каменщика», которая, как мы видели, сама занималась изготовлением шелковых тканей? Но вот вам Маргарита де Шаллоэль, плотничиха. Не стоит фантазировать дальше, ибо списки не позволяют сделать бесспорных выводов. Но в целом такие наименования указывают на профессию, и возможные отдельные ошибки не имеют большого значения для исследования в целом; информация, полученная из названий ремесел, создает достоверную общую картину.
Зато неуверенность другого рода преодолеть гораздо сложнее. В самом деле, в большинстве записей не содержится никакого указания на ремесло или общественное положение — ни точных сведений, ни намеков. Без всякого сомнения, эти люди в большинстве своем занимаются какой-то деятельностью, на которой основаны их доходы, позволяющие высчитывать налоги. Это также подтверждается счастливым совпадением некоторых сопоставлений. «Тирфер» в других источниках именуется как Жанна Тирфер, или Жанна Тирфер, садовница, или даже госпожа Жанна Тирфер; Агнесса Пахотница в других списках именуется лавочницей; Изабо Костоправка в других списках названа Изабо-знахаркой; Алиса де Варвиль названа также Алисой-белошвейкой или Алисой, белошвейкой из Вервиля. Упомянем еще Жаклин Вивьен, жену Робера Вивьена, называемую также «Жаклин Вивьен, галантерейщица». Очень может быть, что некоторые из женщин, не называвших своего ремесла, жили за счет ренты и своего состояния, но это не являлось правилом для женских дворов, облагаемых налогом, о чем можно судить по списку Малых».
Впрочем, как отмечает Т.Б. Рябова в упомянутом мною ранее исследовании, на излёте Средневековья трудовую деятельность женщин всячески ограничивали из-за того, что коллеги-мужчины часто видели в работающих женщинах конкурентов:
«Однако реальная причина такой политики была, видимо, в другом — женщины создавали ненужную в условиях корпоративного средневекового общества конкуренцию мужчинам. Так, власти Бристоля обвинили работающих женщин в том, что многие мужчины не могут найти средства к существованию. И в цехах, и вне их женщины работали за меньшее вознаграждение (например, в XIV веке в Англии их зарплата составляла от 68 до 75 % от мужской), что снижало цену рабочей силы. Мужчины, часто не будучи в состоянии найти работу, проявляли недовольство и требовали наложить ограничения на ремесленный труд женщин (Shaher, p. 198—199). Ремесленники в цехе старались не допускать в свои ряды женщин; в одних гильдиях им вообще запрещалось работать, в других нельзя было работать за заработную плату, в третьих — нельзя было работать замужним, в четвертых, напротив, —незамужним и так далее.
Процесс ограничения доступа женщины в цехи начался еще до Черной смерти, в XIV веке, и усилился в следующем столетии, причем это была общеевропейская тенденция. Запреты касались прежде всего наиболее престижной и высокооплачиваемой работы. В Париже к 1450 году пять женских гильдий были реорганизованы и превращены в преимущественно мужские корпорации. И если по переписи 1313 года женщины составляли 7,7 % от всех глав домохозяйств с занятиями, облагавшимися налогами, то в XV веке их число сократилось до 2,8 %. В Генте в 1374 году было ограничено участие в производстве жен валяльщиков сукна; в Бристоле в 1461 году коммунальное правительство запретило ткачам нанимать жен и дочерей (Herlihy, 1990, p. 176—180). Теперь женщина, овдовев, могла лишь завершить начатую мужем работу — брать учеников, закупать новое сырье ей уже запрещалось; ее прошение о разрешении продолжить дело мужа рассматривалось и решалось в индивидуальном порядке в зависимости от ее возраста, количества иждивенцев, репутации, качества продукции и других обстоятельств (Wiesner, p. 7)».
Итак, мы видим, что в действительности в Средневековье уделом женщины вовсе не было исключительно домохозяйство — женщины работали во множестве профессий, причем связанных далеко не только с низкоквалифицированным трудом. Напротив, среди женщин встречались даже представительницы профессий, получение которых требовало полноценного светского образования (врачевание). Женщина в Средневековье вовсе не находилась «на кухне» — напротив, «на кухню» её (уже ближе к концу Средневековья, в XIV-XV веках) вытеснили при помощи специально направленной на то политики.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
