Глава 21.
Лето-осень 1922 г.
Утром Василий отправился в поместье. Вернее, к деревеньке, которая расползлась у подножия пожелтевшего от нещадного солнца холма. Почему Иван сказал, что она за рекой, Василий понял только когда степь, казавшаяся ровной и цельной, вдруг расступилась перед ним глубоким оврагом, на дне которого текла речонка, больше похожая на ручей — узенькая, мелкая и быстрая. Местами берега её заилились и поросли рогозом, а по большей части сверкали твёрдыми уступами красного глинистого плитняка. Василий спустился вниз по крутому склону и пошёл вдоль потока, отыскивая взглядом на противоположной стороне место, где легче выбираться наверх. Вода была такой чистой, так сверкала на солнце, что он не выдержал, разулся и с удовольствием ступил в холодные струи, любуясь сверкающими на дне разноцветными камешками.
- Дядя, а ты кто? - раздался сверху детский голос.
Василий поднял голову — из-за края оврага на него смотрела пара любопытных глазёнок под светлыми кучерявыми вихрами.
- Я-то? Учитель. А ты кто?
- Учиииитель? - над землёй поднялась изумлённая мордашка. - Так ты немец, что ли?
- Зачем же немец? - улыбнулся Василий. - Самый настоящий русский.
- А Федька баил, что в поместье, ищо когда там барин жил, у сынка евоного учитель был. Немец. Строоогий. Он Федьку хворостиной однова так отлупил!
- Ну так то другой учитель был! - Василий натянул на ноги сапоги и в несколько прыжков поднялся из оврага. - То был специальный, для барчука. А я красный учитель, для всех ребят. Ну, давай знакомиться. Тебя как зовут?
- Пашкой.
- Павлом, значит. А меня Василием Прохоровичем. Сколько же лет тебе?
- Пять весной стукнуло.
- А Федьке твоему?
Пашка молча растопырил пальцы двух ладошек.
- Выходит, десять. А читать и писать он умеет?
- Не-а! - мальчонка отрицательно помотал головой.
- А много ещё ребятишек в вашей деревне?
- Да есть маненько, - важно ответил Пашка.
- Ну, тогда веди меня по домам, знакомь с ними.
- А зачем? - насторожился мальчишка.
- А я вот себе в тетрадку запишу, как их зовут, сколько их, чтобы знать, сколько нам учебников нужно. Расскажу им, где школа будет, когда приходить, как учиться.
Пашка, немного подумав, решил, что дело это важное, и повёл Василия по дворам. К полудню всё было закончено — отвечено на все вопросы, рассеяны все сомнения, записаны нужные имена. Можно было бы и на станцию возвращаться, но обугленные развалины помещичьего дома отчего-то манили к себе, не отпускали.
- В нём что-нибудь осталось? - спросил Василий у ребятишек, любопытной стайкой следовавших за ним по пятам.
- Не, ничего. Чево сгорело, а что уцелело, то давно уж разобрали. И дощечки маленькие, которые на полу были, и стулья, и лавки такие мягкие, со спинками, - докладывались ребятишки. - Зимой топили ими печку.
Василий обошёл развалины, в которых с трудом уже угадывались отдельные комнаты, отметил про себя сохранившийся хороший кирпич, из которого сложены были печи, и который покуда не весь был разграблен, удивился густым зарослям вишни, настырно ползущим на останки дома.
- А вот это что? - указал он на валявшийся в углу выцветший глобус.
- Хто ж его знает… Кругляш какой-то, и проку от него нет. Даже мяч из него никудышный, - пожал плечами один из мальчиков. - Баловство одно. Барское, одним словом.
- Э, не скажи, - улыбнулся Василий. - Это ведь глобус. Так земля наша выглядит.
- Да ну! - засмеялись ребятишки. - Как это? Была бы она круглая, мы бы с неё живо попадали!
Василий поднял глобус, стёр с него ладонью грязь.
- Вот здесь… - он указал пальцем на едва видную полоску Уральских гор. - здесь сейчас мы. Тут Москва. А здесь — он повернул глобус, - Америка. Голубое — это моря и океаны. Видите, сколько их? А жёлтое да зелёное — суша. А почему мы с неё не падаем, я вам объясню, когда вы в школу придёте. Не сразу, конечно, но объясню. А скажите-ка, ребята, а книги в поместье были? Куда они делись?
- Книги были. Только их по-честному по дворам разделили.
- Для чего же? - в груди у Василия похолодело.
- Так на самокрутки пустили. А корки на растопку шли. Хорошо они горели.
- И что… Ничего не осталось?
- Дык ведь сколь лет уже прошло…
Василий вздохнул:
- Жаль… Ну что же, дети. Рад был с вами познакомиться. Мне пора.
У самой почти реки догнала его бабёнка:
- Василь Прохорыч… Я слыхала, ты про книжки спрашивал?
- Да.
- Я-то ведь свои сберегла. Думала, мужик мой с войны придёт, порадую. А его нет… Так ты уже возьми их. Тебе нужнее.
Василий вернулся. Книг было много, и лежали они в сухом месте под крышей — в самом деле берегла их баба. С замирающим сердцем уселся Василий перед ящиком, заполненным томиками.
Дамский роман, роман, Дюма — Граф Монте-Кристо, роман… Детские сказки — чудесно! Пушкин, Лермонтов — ах, какая удача! И снова дамские романы. Иллюстрированный альбом об охоте и породах собак.
- А это что? - Василий потянул за край большую книгу, лежащую в самом низу.
- Не знаю, - вздохнула хозяйка. - Достался мне, а самокрутки из него не сделаешь. Подсунули мужики негодное. Да и в топку не пустишь — не горят листы.
Перед Василием лежало великолепное подарочное издание Атласа мира на английском языке. Оно, правда, лишилось нескольких своих лощёных листов, но краски были свежи и надписи чётки.
- Какое же чудо у вас сохранилось! - Василий с восторгом посмотрел на бабу. - Вот что — я куплю у вас эти книги. Я буду отдавать понемногу из своей заработной платы, а пока… вот…
Он достал из-за пазухи затёртый бумажник, в котором хранились документы, и вытянул из него банкноту:
- Возьмите!
- Что ты! Что ты! - замахала баба руками. - Всё одно сгниют. А ты для дела, для ребятишек берёшь, не для себя. Сам-то не богат, сразу видно. Рубаха на плечах расползается.
- Возьмите хотя бы эти деньги. Ребятам что-нибудь купите.
- Эх! Если бы ты мне, Василь Прохорыч, мужика вернуть смог! - грустно сказала баба. - А деньги… Сегодня есть, а завтра пусто. Ты уж не обижай, не рушь радость мою. Видишь, не зря столько лет хранила.
- Я возьму книги, которые для ребятишек полезными будут. Остальные пусть у тебя останутся, муж вернётся — порадуешь его.
- Думаешь, вернётся? - вымученно улыбнулась женщина.
- Вернётся. Обязательно вернётся! - Василий почему-то и сам поверил в возвращение незнакомого ему человека.
Книги заняли в станционном бараке целый угол. Василий уже примериваться начал — из чего стеллаж сколотить, как случилось удивительное.
Однажды утром паровоз, тащивший мимо станции вагоны с углём, просигналил как-то особенно торжественно и замедлил ход. Рабочие, словно ожидавшие его, кинулись в конец состава, принялись отцеплять мотавшуюся на стыках рельсов теплушку, весело гомоня и жестикулируя.
- Трофимыч! - наконец крикнул один из них выглядывавшему из кабины машинисту, размахивая руками. - Готово! С нас причитается!
Тот в ответ махнул рукой, дал свисток, и поезд начал набирать скорость.
Теплушку общими усилиями сняли с рельсов, приволокли поближе к бараку, поставили поровнее:
- Василь Прохорыч, принимай хватеру!
- Что? - Василий с недоумением посмотрел на вагончик.
- Апартаменты тебе обеспечили! Гляди, даже печка цела. Тесновато тебе в бараке с книжками, и запахи у нас… того… А тут тебе простор!
- Да и… Ты на днях хотел книжку почитать на ночь, да нас пожалел, лампу потушил. А в своём домике сам волен будешь, когда тебе что делать.
- Выражаемся мы опять же! Сквернословим…
- Апартаменты?! Ну что же… - Василий с трудом скрыл улыбку, отодвинул дверь и запрыгнул внутрь вагона.
Теплушка оказалась щелястой, во многих местах пробитой пулями, с обгоревшим и дырявым снизу углом. Знать, немало дорог ею было пройдено в гражданскую, немало народа и груза перевезено, оттого она, родная, и пострадала. Однако в одной её половине сохранились трёхэтажные нары, железная печурка казалась вполне годной, а крыша почти вся целая.
- Что же, ребята, благодарю за заботу! - Василий спрыгнул на землю.
Напряжённо ожидавшие его реакции рабочие заулыбались, закивали радостно.
- Ты, Василь Прохорыч, говори, когда надо будет пособить чем. Утеплить на зиму, али ещё чего… Поможем!
- Спасибо, ребята. Спасибо! Видите как — имуществом обзавожусь. Не было ничего — и вот, дом у меня! - смеялся Василий.
Однако в душе он хорошо понимал: жить в теплушке можно только летом и в начале осени. Железная печурка даёт слишком мало тепла, чтобы можно было с нею перезимовать. О возвращении в барак думать не следовало — видимо, стесняло его присутствие рабочих.
Он перенёс свои книжки в новый дом и разложил их сверху на нарах, устроил себе постель на нижней полке, а во второй половине вагона разместил старый деревянный столик с изрезанной столешницей, на котором много лет отдыхающие железнодорожники резались в карты и стучали игральными костями. В углу соорудил небольшую полку, на которой разложил свой бритвенный прибор, котелок и ложку.
Переселение и обустройство нового жилья заняли почти весь день. Вечером он прочёл несколько страниц Пылающего острова Буссенара, потушил лампу и забрался на нары.
- Ну вот, теперь у меня есть апартаменты! - с улыбкой сказал он себе, глядя на звёзды в крошечном окошке под потолком.
Ночью ему снился Анисим — весёлый, красивый. Он играл со своим котёнком, улыбался, что-то рассказывал. Потом он ушёл, а кот его вспрыгнул Василию на колени, потоптался немного и улёгся, урча.
Полупроснувшись, Василий пытался вспомнить, что же такое рассказывал ему сын. Но, как назло, мысли путались, убегали, и вспомнить ничего не удавалось. Только тяжесть кота на коленях оставалась реальной, материальной и исчезать как будто не собиралась. Василий потянулся, открыл глаза, услышал тихое мурчание в ногах. Рывком сел на постели и обнаружил… кота. Битого жизнью облезлого бродягу с рваным ухом.
- Ты откуда здесь взялся? - с улыбкой спросил Василий, протягивая к нему руку.
Кот заурчал громче и боднул ладонь.
- Ты, наверное, в дыру залез? Ну что же, будем жить вместе. Видишь, как в сказке у нас получается. Терем-теремок, кто в тереме живёт? Я, Василий-учитель, а ты кто?
Кот хитро посмотрел на Василия и прищурился.
- Верно. Сначала накормить тебя нужно. Только у меня кроме вчерашней каши нет ничего.
Кашу кот съел, однако как будто из вежливости. Да и не выглядел он особенно голодным.
- Надо бы тебе придумать имя, разбойник, а? Васькой называть тебя не буду. Два Василия в одном доме — это перебор, знаешь ли. Мурзиком разве что…
Кот презрительно фыркнул и брезгливо дёрнул задней лапой.
- Не нравится тебе Мурзик… А Филькой? Нет? Кузя? Ладно, будешь Красавчиком. Вон ты какой красавец! Ухо-то где порвал?
Кот мурлыкнул и потянулся.
Красавчик поселился в доме очень кстати — ближе к сентябрю начали одолевать людей мыши. Они скреблись на крыше барака, бегали по столу, по нарам. Они носились по зданию вокзала, портили в буфете продукты, и не было от них никакого спасения. По утрам Василий находил на земле у входа в теплушку сложенных горкой задавленных грызунов — Красавчик бдительно охранял вверенную ему территорию от нашествия.
Перед началом учебного года Василия вызвали в Оренбург на курсы повышения квалификации.
- Это верно, это хорошо! - говорил он вручившему ему телефонограмму начальнику станции. - Пять лет ведь не преподавал, пять лет жизнь бросала меня из огня да в полымя. А дети, они ведь… К работе с ними надо быть готовым. Да и изменилось многое. Мы теперь должны строителей будущего растить, это совсем не то, что покорного гражданина!
С грустью в душе он запер свой вагончик, оставив Красавчика на попечение рабочих, и отправился в город.
В сентябре начались наконец занятия в школе. Поначалу пришло чуть больше двадцати ребятишек. Мальчики — разного возраста, разного роста, бойкие и робкие, расселись на лавки, а несколько девочек топтались у двери в буфет, не смея войти.
- Ну что же вы? - Василий ободряюще улыбнулся им. - Не бойтесь, проходите!
- А деда говорит, что девочки должны отдельно от нас учиться! - заявил рыжий вихрастый парнишка.
- Правильно твой деда говорит, раньше так и было. Только теперь у нас новые порядки. Теперь девочки наравне с ребятами, и права у них такие же, как у вас! - Василий сделал девочкам приглашающий жест. - Садитесь, не стесняйтесь!
Девочки боязливо вошли в класс и сели с краю. Однако начался урок, и их природное любопытство взяло верх. Поначалу они сдерживали себя, помня слова старого дедушки о том, что им не пристало раскрывать рот, когда рядом мальчики, однако постепенно вошли в азарт и бойко отвечали на вопросы.
Василий был доволен — учение началось вполне удачно. Вокзальный колокол созывал ребятишек на урок, он же возвещал о начале перемены. Одно не получалось обеспечить детям — бесплатные горячие завтраки.
- Нет у меня средств! - едва не плакал Семёнов. - Нет!
- Нужно найти, Пётр Иванович! В буфете пахнет едой, а дети голодные. Думаете, это легко для растущего организма? Хотя бы немного горячей каши и кусочек хлеба. А скоро начнутся холода, дети будут приходить иззябшие. Нужно будет обеспечить для них по стакану чая. Да-да, я понимаю, что чая сейчас нет. Пусть это будут листья малины или какой-то другой травы. Но мы обязаны обеспечить питание учеников!
К октябрю решился и этот вопрос. Оставалось подумать о себе. Вернее, об их с Красавчиком зимовке. Василий обшил стенки теплушки войлоком, однако с дровами было не слишком богато, и печку он топил лишь вечерами. Тепла она не держала, и едва угасал в ней огонь, остывала, а впереди была зима…
О возвращении в барак думать не хотелось. Он уже привык к своему новому жилью, к уютным вечерам с потрескивающим горением дров в очаге и урчанием кота на коленях. Значит, нужно было утеплять дом подручными средствами.
Сначала Василий натаскал камней и сделал широкий фундамент, заглубив в него вертикальные колья. Рабочие помогли ему снять вагон с колёсной тележки и установить на камни, а дальше уже он действовал сам. Навязал в два ряда плетни из гибких прутьев, забил пространство между ними сухой травой, соломой и камышом, а снаружи обмазал толстым слоем штукатурки. Вернее, обмазали.
- Эх, Василь Прохорыч! - раздался голос над его головой, когда он месил в яме глину. - Разве пристало учителю будто простому мужику в грязи возиться?
Василий поднял голову. Рядом стоял старичок, которого он видел в поместье.
- А разве учитель не такой же человек, как все? - Василий смахнул пот со лба.
- Э, нет… Учитель должен быть хоть на немного выше других, чтобы на него смотрели, подняв голову. Понимаешь, люди рядом с тобою должны голову подымать! Уважать тебя должны!
- Впервые слышу, чтобы человека перестали уважать за честный труд. Пускай даже за грязный, - Василий продолжил месить босыми ногами глину.
- Вот что, Василь Прохорыч. Что чёрной работы не гнушаешься, это нам лестно. Только ты уважь нас и помощь нашу прими. Вона бабы деревенские собрались, сюда идут. Они тебе счас мигом глину замесят и что надо обмажут. Вылазий, вылазий, Василь Прохорыч.
К вечеру домик был обмазан, и крыша над ним возведена двускатная, камышом крытая, чтобы дождь подальше от стен падал. Вот только старик всё равно недоволен остался.
- С этакой печкой зиму не переживёшь, а большую поставить негде. Тесное жилище твоё, учитель… Эх, беда, беда…
- Ничего, в холода буду перебираться в барак к рабочим, - улыбнулся Василий.
- Оно-то так… - покачал головой старик.
А Василий пока что и этим был доволен. Теперь ему было гораздо теплее в доме, и шум осеннего дождя не беспокоил его ночами. Вот только Милаша почему-то снилась часто. Где она, что с нею? Жива ли? И снова потянуло Василия в родные места, к заколоченным окнам Стебновского куреня.
Продолжение следует... (Главы выходят раз в неделю, обычно по воскресеньям)
Предыдущие главы: 1) Её зовут Эмма 20) Осенний лист
Если по каким-то причинам (надеемся, этого не случится!) канал будет удалён, то продолжение повести ищите на сайте одноклассники в группе Горница https://ok.ru/gornit
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!