В конце июля 1942 года никто не сомневался, что Майкоп сдадут немцам. Их самолёты часто пролетали над городом, сбрасывая бомбы. Мы жили на самой окраине, дальше только бурьян. Мама работала в племенном хозяйстве, там выращивали баранов и овечек. В один из дней над нашими головами пролетели два немецких самолёта. Один отбомбился, а второй ни одной бомбы не сбросил. Проводив его взглядами, люди успокоились, но послышались взрывы. Я тут же бросился бежать на их звук, ведь именно там был скотный двор хозяйства. Когда подбежал, увидел, что на заборах висят останки животных. Начальник мамы, заметив меня, придержал: «Подожди, не разобрались ещё тут». Через час мне издали показали платок мамы, он был весь в крови, но я всё равно его узнал. Найти что-то ещё не удалось. Моя мама погибла. Приютила тётка, она жила в станице, что была в десяти километрах от Майкопа. Чья она родственница, отца или матери, я толком не знал. Приезжала пару раз к нам в город на рынок, оттого и знались. У тётки было трое детей, самому старшему девять, муж воевал. Работая на колхозном поле сторожем, она воровала турнепс, который потом солила. Я сделал ей замечание, но она пропустила его мимо ушей, сказав лишь, что когда будет голодно, я ей спасибо скажу.
Но благодарить тётку не пришлось. 10 августа до нас дошли слухи, что Майкоп сдали. Тётка собрала мне котомку и показала в сторону большака:
- Иди туда, там Красная армия отступать будет, подберёт кто-нибудь. Мне такую ораву не прокормить, немец скоро здесь будет.
Помню, что меня поразили тогда её слова. Она не сказала «наши» отступать будут, а именно «Красная армия». А ещё я догадывался о причине её поступка. Она боялась, что я выдам её с турнепсом. Делать нечего, пришлось идти на дорогу. По ней действительно отступали наши войска, но меня никто не подбирал. В раннем детстве я переболел корью, мой рост сильно замедлился. В свои пятнадцать я выглядел лет на десять. Кому нужна такая обуза? Показались конные, это были казаки. Один из них остановился возле меня.
- Родители где? – спросил он, нагнувшись ко мне.
- Нет их.
- Денисов, забери мальчонку.
Подъехала телега, возница, пожилой мужчина, подвинулся, освобождая мне место.
- Есть хочешь?
- Нет.
Мы ехали до самого вечера, ночевать остановились возле небольшой речки, на берегу которой стояло несколько домиков.
Казаки развели костры, принялись кашеварить. Из кустов раздались крики. Двое бойцов вывели на поляну человека в серой форме, его руки были связаны за спиной.
- Товарищ командир, что с ним делать? Надоел дорогой, - обратились бойцы к казаку, который остановился возле меня на дороге.
- Да расстреляйте и делу конец, - распорядился тот.
Немец как будто понял казака, стал, заикаясь, быстро говорить.
- Он просит не расстреливать его, говорит, что может сообщить важную для нас информацию, - перевёл я слова немца казачьему командиру.
- Знаешь немецкий? – спросил казак.
- Знаю.
Кто-то подошёл сзади и взял меня за плечо.
- Тихо про немецкий, тихо. Пойдём.
Я не знал кто это, но было видно, что дядька серьёзный. Отведя меня за дуб, человек в форме спросил:
- Откуда язык знаешь?
Я рассказал ему свою историю.
Из-за маленького роста меня в школе дразнили. Особо выделялись трое моих одноклассников. Они жили в интернате, а учились в нашей школе. Они всё время придумывали мне обидные прозвища, их подхватывали другие ученики. Немецкий язык у нас преподавал настоящий немец, откуда он здесь взялся никто не знал. Он жил с семьёй недалеко от школы, в маленьком саманном домике. К нам, ученикам, относился уважительно. Несмотря на наш возраст, обращался ко всем на «вы». Чем-то я ему приглянулся, он стал заниматься со мной дополнительно. Да и мне этот тихий человек понравился. Я пропускал другие уроки, чтобы избежать насмешек одноклассников, приходил в его класс и тихонько сидел за последней партой. Дальше-больше. Я стал ходить к нему домой, где разговаривал только на немецком, с его женой и сыном, он был чуть младше меня. Учитель говорил, что у меня способность к немецкому языку. За три дня до начала войны я пришёл к нему домой. Я удивлялся идеальному порядку в его доме, а тут такое! Дверь была распахнута, на полу валялись вещи. Я понял, что что-то случилось. Больше я их семью не видел.
Мужчина в форме слушал меня внимательно, не перебивал.
- Иди кушать, через час придёшь в штаб. Вон тот домик видишь?
- Вижу.
Я подошёл к вознице, на телеге которого ехал.
- Кто этот дядька? – спросил я его, с жадностью уплетая кашу.
- Тот, с кем лучше не сорится, - ответил тот туманно.
Через час я был в указанном доме, меня посадили за занавеску, мой новый знакомый сел рядом.
- Сейчас приведут того немца, будет допрос. Слушай внимательно и немца и переводчика. Если тот переводит верно – кивай, нет – маши головой. Понял?
- Понял.
В доме послышались шаги, сколько вошло в комнату человек, я не видел. Кто-то предложил немцу сесть, говоря по-немецки, я запомнил его голос, вероятно, это был переводчик. Два человека задавали пленному немцу вопросы на русском, а переводчик переводил. Пока всё шло хорошо, перевод был почти дословным и верным. Допрос подходил к концу. Кто-то сказал: «Он нам больше не нужен». Послышался голос переводчика: «Вас сегодня расстреляют, нужно бежать, я помогу». Махать или кивать было необязательно, всё было понятно по моим округлившимся глазам.
С этого дня я находился при человеке в форме, который приказал называть себя «товарищем майором». Красная армия продолжала отступать. Я видел грузовики и телеги, переполненные ранеными бойцами. Нас постоянно атаковали немецкие самолёты. Я ехал с удобствами. Большой чёрный автомобиль хоть и трясло на ухабах, но мягкое сиденье лучше соломы в телеге. Майор обо мне заботился. Я всегда был сыт, смотря в окно, грыз сахар.
18 августа мы наконец остановились. Вдалеке гремели взрывы, канонада не затихала даже ночью. Из того, что я слышал, я знал, что немцы взяли Краснодар, но их остановили. Мы поселились в каком-то городе, в доме возле парка. Дождавшись, когда водитель и ещё один военный занесут вещи в дом, майор устроил мне допрос. Его интересовало всё. С кем я общался, кто мои друзья, где мои родители, где живут мои родственники. На его вопрос, верю ли в Бога, я ответил, что я пионер. Ответ его устроил. Как-то вечером, тот военный, который всегда сидел рядом с водителем и молчал, принёс книгу. Это были стихи на немецком языке. Майор приказал мне читать их вслух. Я довольно бегло прочитал несколько страниц. Потом он придвинул ко мне лист бумаги и стал говорить текст, мне нужно было его записать, опять же по-немецки. Я справился и с этой задачей, было видно, что майор доволен.
В начале сентября майор пропал на две недели. Почти всё время со мной рядом находился его помощник, я уже знал, что он в звании старшего лейтенанта, но к каким войскам он со своим начальником относятся было не понятно. Майор вернулся не один. С ним приехал мужчина в строгом костюме и шляпе, о стрелки на его брюках можно было порезаться. Он поздоровался со мной на немецком, я почему-то понял, что он его не учил, это его родной язык. Каждое утро после завтрака он приходил в мою комнату. Учил правильному произношению технических терминов, машин и механизмов. Рассказывал о Гитлере, о жизни в Германии, о правилах поведения в немецкой семье, как и кого надо называть. Я учил воинские звания немецких солдат и офицеров, знаки различия, по которым можно определить род войск. Слушал и запоминал, хотя не понимал, зачем мне это надо.
Прошло несколько дней. Однажды вечером ко мне в комнату зашёл майор, посмотрев на обложку книги, которую я читал, он сел за стол и закурил.
- Тяжело приходится нашей стране. Красная армия бьёт врага, но его много. В такое время очень нужна информация, которая поможет победить. У тебя есть возможность помочь.
- Что я могу сделать? – удивился я.
- В Краснодаре штаб немецкой горнострелковой дивизии. Командовать ею хотят назначить генерал-лейтенанта Вальтера Штеттнера Рихтера фон Граберхофена. Чёрт, язык сломаешь, пока выговоришь! – выругался майор.
- А я…?
- Слушай дальше. Это отлично подготовленная дивизия для ведения войны в горах. Скоро этот генерал приедет в дивизию с инспекцией. Ты должен заменить ему сына.
В этот раз я промолчал, понимал, что мне скажут всё, что нужно знать.
- Его единственный сын умер от болезни в марте 1939 года, ему было одиннадцать лет. Генерал в нём души не чаял. Мы думаем, что у тебя получится сблизиться с ним на этой почве.
- Но я же русский?! – не выдержал я.
- Нет. Вот. Внимательно прочитай, - майор положил на стол папку, - утром дашь ответ.
Ночь была бессонная. Я перекладывал листы бумаги, читая напечатанный текст. Из всего этого выходило, что я сын немецкого горного инженера, который жил с семьёй в Майкопе, работал на нефтепромыслах. Повествование о немецкой семье заканчивалось 1940-м годом. Что было дальше – тайна.
Утром пришёл майор, было видно, что он нервничает, таким я его раньше не видел. Он достал папиросу, но курить передумал.
- Что скажешь?
- Я согласен, - ответив, я протянул ему папку.
- Оставь у себя - читай, запоминай. Это твоя жизнь, ты должен знать её назубок.
- А если появиться настоящий сын инженера?
- Это исключено.
Началась зубрёжка. Тот самый мужчина в строгом костюме опять приходил по утрам. Спрашивал подробности «моей» жизни, иногда пугал меня, повышая голос. Оказалось, что школу я не посещал, так как отец опасался, что меня побьют дети русских рабочих. Моим воспитанием занималась мама, которая дала мне необходимые знания.
Как-то вечером, когда я вышел из комнаты по нужде, услышал разговор моего учителя с майором. Тот сомневался во мне, говорил, что мой немецкий плох. Срочно придумали соседей инженера, которые следили и подслушивали его семью, а значит, разговаривать на родном языке, мне приходилось мало.
Наш последний разговор с майором состоялся в середине сентября. Это был инструктаж по поводу связи. С его слов за мной постоянно будут наблюдать. Он назвал мне несколько слов, в зависимости от дня недели, они были паролем, чтобы я знал, что разговариваю с нужным человеком. Целых пять дней заняла дорога до Краснодара. Меня вели какие-то люди, они всегда молчали, лишь изредка переглядываясь между собой.
Дорога, по которой должен был проехать генерал, усиленно охранялась. Нам с трудом удалось к ней подойти, но провожатые меня оставили. Дальше я должен был действовать один. Просидев в кустах полдня, я выбежал под колёса генеральской машины. Картеж из трёх машин остановился. Немецкий офицер из первой машины замахнулся на меня, собираясь ударить. Я закричал на немецком, прося прощения. Генерал услышал, офицера остановил. Больше недели я жил с немецкими солдатами. Допросы были каждый день, два раза меня избили. Однажды утром за мной приехал гауптман. В Краснодаре меня помыли, одели. Я понял, что прошёл проверку. Генерал относился ко мне хорошо, называл именем умершего сына, я всячески ему подыгрывал. После окончания инспекции мы улетели в Берлин, но в декабре вернулись, генерала назначили командиром дивизии.
P.S. Это вся информация, которую мне удалось найти. Думаю, что многое ещё под семью печатями.
35
