Метод его остался неразгаданным, но фактом оставалось одно — многие люди избавлялись от застарелых недугов. Почему, кому-то он отказывал, мужчина не объяснял, лишь кидал лаконичное.
— Не могу, нет на такого-то силы.
Доход от его деятельности с каждым днём увеличивался. При этом себе мужчина ничего не брал, довольствовался содержанием и кормёжкой.
— Почему ты деньги не берёшь? — удивлялся Лука,— часть ту, что хозяин даёт?
— Да успокойся, пусть всё возьмет себе. Ему же их не хватает, — хохотал Феникс.
Молва о целителе сделала своё дело. Возле старинного купеческого дома собрались журналисты. Стаканов, убедившись в том что отшельник ведёт себя мирно и спокойно, разрешил ему дать интервью. Оно было коротким. Феникс вышел во двор и сказал:
— Ребята длинных речей не будет, откровений о моей жизни тоже. Кому надо, приходите лечиться. На этом всё.
Вот так отшельнику пришла всенародная любовь и известность. А на следующее утро Лука смотрел на Стаса Стаканова. Тот пригласил его в кабинет. Он держал в руках газету со снимками Феникса, а рядом лежали его армейские фотокарточки. Шеф поманил Лыкова к себе пальцем. Лука подошёл. Опустил взгляд на поверхность стола.
Два парня обнялись и с улыбкой смотрят в объектив. Один – Стаканов в молодости. Яркий, улыбчивый, весёлый. Второй – незнакомый приятный блондин. Лука добавил к его лицу длинную шевелюру и бороду.
—Отшельник? — он удивлено вскинул брови.
— Это для тебя он такой, а для меня — Эдгар Луконин. Хотя верно ты знаешь, собрал же на него всё. Я сам отказался знакомиться с его делом, вот дуралей! Он многозначительно посмотрел на Лыкова и положил на стол ещё одну фотографию. Это была Инга, погибшая мать Богданы. Один типаж с Фениксом — светлые волосы, ясные синие глаза.
— Брат! У меня есть такая в деле. Жаль вы все её изображения прятали.
— Мы с ним дружили с детства лет с 5-ти. Он, можно сказать, вырастил Ингу. Родители их погибли при невыясненных обстоятельствах, в поездке на этнической родине, в Латвии. Осталась только старенькая бабушка, опекуншей при них. Женщина болела и все заботы легли на плечи Эдгара. Ну что ж, прохрипел он устало пора и свидеться старым друзьям.
Резко распахнув дверь, Стаканов влетел в купеческий дом. Тяжело дыша, подошёл к гордо стоящему посреди комнаты отшельнику.
И тут произошло то, что никто не ожидал. Он упал на колени, обнял ноги Феникса и зарыдал навзрыд.
— Прости, прости меня за Ингу. Поверь, я её любил безумно. У меня и нет никого, после неё, кроме бордельных. Я их предал тогда, трусливо. Её и дочь. Бросил её в городе нашего детства, одну. Послушал отца, повёлся. Он грозил оставить меня не с чем, если женюсь на босячке. Как она выживала, как родила я не знал. Боялся увижу, не смогу больше отречься. А деньги манили, перспективами, властью. И их я тогда хотел больше чем семью. Я перед Ингой никогда не отмоюсь, и перед тобой. Виновен вдвойне! В тройне! Перед дочерью ещё! Ты в плену, Инге опереться не на кого было. Она такая сильная духом была, не пошла на аборт. Работала у кавказцев в кафе официанткой. Потом узнал, в обиду они её не давали, как узнали что брошена, да ещё и в положении. Помогали, подкармливали. Видимо оставалась у неё надежда на меня. Приехала сюда после родов. Отец увёз нас сюда, что бы любыми путями отлучить меня от Инги. А она нашла меня, перешагнула через гордость ради ребёнка. Такая она в тот день красивая была. Как сейчас передо мной «в глазах стоит», в платье кремовом, с открытыми плечами. Тоненькая, беззащитная, и фотографию в руках держит —Богданки. Отец оскорбил её, выгнал. Фото она на подоконнике перед выходом всё же оставила. Я не побежал, не догнал… Её тело так и не нашли. Нет её среди живых, нет и среди мёртвых. Только многие говорят, что в лесу нашем призрак девушки в светлом бродит. Я знаю, что пропала она в лесу. Поселковые в один голос на следующий день говорили, мол, зашла, но не вышла. Богдану тем временем в приют забрали. Я её после смерти родителей два года искал. Директор детского дома, правда, очень алчная попалась, запросила много, но сговорились быстро. Вот так, — сказал Стаканов, вставая с колен.
Феникс стоял неподвижно, молчал.
—Дочь, не знает. Прошу не говори ей.
— Поздно, — вымолвил отшельник. В комнату вошла Богдана.
— Я всё слышала, отец. Глаза её были красными и зарёванными, — что же ты наделал, — она закрыла лицо руками.
Стаканов бросился к дочери, но она сделала отрицательный жест рукой.
— Не подходи.
Осмотрелась. На лицах людей Луки, жёстких и неприменимых, привыкших ко всему, застыл ужас.
— Не препятствуйте ему, —кивнул Стаканов на Феникса, — пусть уходит, Лука, отвези меня в питейное и отмени все встречи на завтра.
Стас остановился на пороге.
— Слушай, Эдгар. А душу ты не лечишь? Исцели, ты же всё можешь! Болит, хоть выковыривай. Вот исповедался, а облегчения нет.
— Не могу, — ответил тот.
— И что ж мне так свой век доживать?
— В храм сходи…
— Эх, пропащий я человек, нет мне счастья, — махнул рукой Стас и исчез за дверью.
Богдана осталась стоять в оцепенении, не в силах прийти в себя. Отшельник подошёл и обнял её сзади, прислонившись головой к её макушке.
— Вот так, птичка-невеличка, случилось такое. Теперь ты понимаешь почему я в лесу живу и отчего попросил тебя не сопротивляться желанию твоего отца превратить меня в источник дохода. Гнойник не может не прорваться, когда-нибудь приходит его время.
— Это так страшно, то что он сделал с нами.
— После смерти нашей бабушки, перед самой армией, я стал Инге почти отцом, заботился о ней словно о своём ребёнке. Потерять её было невыносимо больно, тем более так…Мне кажется я за эти годы обошёл весь лес, и её следов нигде так и не нашлось.
Глаза девушки повлажнели и по щекам потекли крупные слёзы похоже на утреннюю росу. Она повернулась лицом к Эдгару.
— А почему ты не отомстил ему? Почему не убил подлеца? — она, в истерике, заколотила кулаками по его каменной груди.
Отшельник не шевельнулся и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он подождал пока эмоции девушки стихнут, аккуратно взял её за запястье и поцеловал тонкие пальцы.
Интересно ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.
