Эрнст Соломонович нрав имел спокойный, образование высшее, а манеры безукоризненные, как и положено мальчику из хорошей еврейской семьи. К двадцати пяти годам закончил аспирантуру, к тридцати - женился. И если в аспирантах не задержался, упорно подбираясь к кандидатской, то роль мужа одной жены нравилась необычайно.
Супруге своей, Гарпине Станиславовне, говорил неизменное" вы", вперёд пропускал всенепременнейше, отодвигал стул, даже если наспех перекусывали бутербродом с маслом дома. Ни там селёдки на газетке, ни пошлого пребывания в семейных трусах дома - ни- ни! Даже долг супружеский исполнял только после вежливого " Позволите?"
В этот политес Гарпина Станиславовна, тогда ещё юная Гарпыся, влюбилась до колотья в боку.
Дома что: поросята, кавуны да бескрайние степи. И никаких тебе "шарманов" с " пардонами". Максимум - кулёк с шоколадными " Мишками" на танцах. Благородства манер нуль, умения поддержать беседу светскую - бабулина свинья Хавронья наплакала.
А Эрнст просто не устоял, мог бы, в одиночку в штабеля сложился. Юная Гарпина была - буря, натиск, цунами пополам с извержением Везувия.Такое счастье не приходит, оно сваливается на голову раз и навсегда.
Гарпина и свалилась. Буквально.
Эрнст вышел из трамвая, обернулся, чтобы подать руку симпатичной девушке. И как не подать? Рука есть, девушка в наличии. И политес не просто позволяет, а рекомендует настоятельно.
Но кто- то в недрах трамвая с политесом не только рядом не стоял, но даже не нюхал . Кто уж там кого толкнул, пихнул, история умалчивает. Но Гарпина вылетела из трамвая, как помидорка из взорвавшейся банки и приземлилась аккурат на Соломона, который, как джентльмен истинный, упал в лужу, обеспечив даме комфорт и сухость. А себе - несколько ушибов и перелом лодыжки.
Гарпина, привыкшая к простоте нравов и от этой простоты в Ленинград сбежавшая, ожидала услышать лай матерный, но:
- Сударыня, надеюсь, вам удобно?!
- Ну, дык ...
Их глаза встретились...
Перепуганная Рива Герасимовна, мама Эрнста, влетела в приемный в отделение травматологии и остолбенела: врачи ходили по струнке, как пуганые " Дихлофосом" клопы. Санитарки отдавали честь швабрами. Дражайший сын лежал в одноместной палате на лучшем белье, результате безоговорочной капитуляции кастелянши.
Оценив комфорт, уют и покорность дальнейшей судьбе, сквозившую во взгляде лечащего врача, а также буйное счастье в одинаково темных очках парочки, Рива Герасимовна только вздохнула. Конечно,
для сына хотела традиционных еврейских ценностей: пианину в гостиной, минору на этой самой пианине, рыбу фиш по праздникам. Но сын находился в явно надёжных руках.
Мама Ривы Герасимовна тоже была не бессловесная Муму. Иначе бы не вышла замуж за могучего русского профессора- филолога. Так что Рива Герасимовна вполне была в теме коней и изб. И с задирами умела обходиться не хуже, чем укротитель с саблезубыми хомячками.
Но...не пришлось. Рива и Гарпина нежно спелись на почве любви к самому дорогому в их женских жизнях мужчине и мирно ворковали на кухне под мацу и вареники с вишнями. Причем к концу пятого года брака Гарпина натурально грассировала, а "г" Ривы Герасимовны звучало очень даже фрикативненько.
Короче, жизнь семейная была сущей пасторалью, пончиком с джемом сладости несусветной. Даже скучно как- то.
Как вдруг зазвонил телефон. Перепуганный библиотекарь университетской библиотеки сообщил, что на Эрнста Соломоновича упал словарь Даля. Может, для филолога, коим Эрнст являлся, это была и честь, но для головного мозга стресс и маета нешуточные.
Гарпина Станиславовна примчалась в пятнадцать минут, остановив такси на скаку.
Врач скорой предложил ехать в больницу, голова, тем более такая умная - это вам не прыщ на попе. Там мозги, а значит, может быть и сотрясение.
Эрнст Соломонович отказывался, Гарпина Станиславовна активно настаивала. Плодом семейного компромисса стал вызов невролога на дом.
Невролога организовала встревоженная Рива Герасимовна,но сама не приехала, знала, что невестушка на неврологе ни шляпы, ни лысины не оставит, если от этого жизнь дражайшего Эрнста зависеть будет.
До изъятия лысины дело, правда, не дошло. Доктор сотрясение исключил, но наблюдать советовал, дескать, умные, они такие, всё у них не по уму, то бишь, не по медицинскому справочнику.
Гарпина мужа борщом накормила, морсом напоила, одеялко подоткнула, и супруг с улыбкою блаженной, как у кота после " Докторской" колбасы лег спать.
Гарпину сморило.
Ночью проснулась от мощного чавканья. Эрнст Соломонович сидел на кухне в трусах самой легкомысленной салатовой расцветки и ел борщ! Половником! Из кастрюли! Аппетитно хрумкал луковицей, откусывая от неё, как от яблока. И морду лица имел при этом вдохновенно- счастливую. Апогеем этого попрания манер человеческих была селёдка иваси, на мещанской газетке разложенная самым подлым образом
- Эрнст, супруг мой! Что это несусветное безобразие значит?!
- О, баба!
Гарпина Станиславовна пискнуть не успела ни разу, как была перекинута через плечо, отнесена на ковер в большой комнате и взыскана долгом супружеским на пятилетку вперёд . И никакого " пардон" и " шарман", сплошные натиск, хамство и тестостерон.
Но возмущаться почему- то не хотелось. Уж больно буйно и бурно всё было. Так даже коллекторы со злостных должников не взыскивают. Гарпина заснула с улыбкою совершенно блаженною и счастливой, с которой глубоко семейным дамам спать, вообще - то не полагается.
Утро встретило бедламом неописуемым. На кухне валялся поруганный батон со следами филологических зубов, линолеум пестрел лужицами кефира и прошлогодними носками. Виновника торжества дозваться не удалось.
В обувнице не оказалось калош, но в шкафу, к удивлению преизрядному, всё вещи мужнины оказались на месте.
Далее события понеслись, как дед Гарпины, Опанас, в гопаке.
В дверь позвонил сосед, местный алкоголик Афанасий и голосом, которому бы позавидовали профессиональные плакальщицы возвестил, что Эрнст Соломонович отобрал у него треники и майку- алкоголичку, реликвию семейную, чем вверг его в расходы материальные и страдания психики. Афанасий требовал денег, бутылку и сатисфакции.
Договорились на деньги.
Только Гарпина перевела дух, позвонили с кафедры.
Оказалось, Эрнст Соломонович явился на занятия в застиранных трениках, майке - алкоголичке и калошах на босу ногу, коими ( калошами,слава богу, не ногами, колотил по столу и орал, что " эти хитропоиметые хари зачёта ни в жисть не получат, потому как предмета не знают!"
Услышав слово" жисть" , Гарпина поняла: дело швах. Так Эрнст русский язык насиловать себе не позволял. Тряскими руками набрала номер Ривы Герасимовны. Услышав про "жисть" та коротко бросила: Еду"
И если Гарпина такси остановила на скаку, то Рива Герасимовна договорилась с таксистом за полцены.
Перепуганные женщины затолкали филолога, больше похожего на бича, в автомобиль.
- Мда, Даль мне никогда не нравился! - Рива Герасимовна настрой показывала лирический, никак к ситуации не подходящий.
- Так делать - то что?
-:Ну, если том Даля мог вызвать такое оскотинив@ние, то в чувство привести можно, наверное, предметом грубым и никакого отношения к филологии не имеющим.
- Мать, дома есть жрать?
- Дома, мангобей ты дымчатый, мног о чего есть.
Дамы втащили страдальца домой, Рива глазами показала снохе, чтобы собрала на стол:
- О, баба! - радостно гоготнул Эрнст Соломонович. Но матушка со скоростью, достойной применения не в пример лучшего, аккуратно тюкнула чадо по голове чугунной сковородкой.
- Ой!
- Вот именно.
P.S. Филолог очухался. Скандал на работе удалось замять, сославшись на бури магнитные, самочувствие скверное и том Даля кило в два весом.
Жизнь потекла по- старому: "пардон", "мерси" и " позволите?"
Никакого буйства и тестостерону. А жаль!
