Найти тему
"Между нами, дикарями"

«Из векш»: история одного солдата

Бобрый час!

Сразу к повествованию.

Вы, вероятно, помните о том жителе нашего города, которому довелось быть мобилизованным, несмотря на наличие у него матери-инвалида, за которой была оформлена соответствующая опека, плюс немолодой возраст, сомнительное здоровье, паршивую физическую форму, отсутствие боевого опыта и каких-то специализированных навыков.

Конечно, можно и для таких найти в армии применение и притом уместное, тем более что понять, как нужно держать автомат ему в течение недели дозволили и даже несколько выстрелов он сделал. Самое время в повара, какой-нибудь "вохре" супы варить.

Но, как это у нас часто бывает, применение ему было найдено под Афтееефкой, куда он и был направлен без бронежилета.

Без броника потому, что сам должен был себе покупать, а не ждать милости от державы. Как говорил Джон Кеннеди «не думай, что страна должна сделать для тебя, думай, что ты мог бы для нее сделать», и, как это нередко бывает, в данном случае красиво звучащий императив обернулся для мобилизованного своим не самым приличным местом.

Одним словом, если вы не помните этот персонаж, то теперь я освежила вашу память.

История в принципе довольно обычная, но, поскольку с известна она мне не обрывками, а почти с самого начала и с подробностями, то освещаю, хотя их можно множить на икс.

...

Отправили, значит, под Афтеефку, после чего он ушел со связи, что нормально, ибо телефоны забирают перед отправкой, опосля чего вертають взад.

Стандартное пребывание на позиции – 6–10 дней, но это условно.

Ежли образуются раненные – пытайтесь вынести сами, если получится. Получается когда как, и нередко в часть, вместо двух здоровых, притащивших одного раненого, прибывает три раненых, а то так и меньше, если прибывает хоть кто-то.

Возвращаются с позиции почти всегда тоже на своих, что сильно усложняет вынос новых раненых, если таковые имеются. Иногда за ними приезжают, но это редко. Тогда раненым место находится.

Если раненых слишком много, а возвращаться надо "одинадцатым номером" - берут тех, кто полегче, а оставшимся говорят, чтобы не волновались, и что за ними вернутся, что не всегда дозволяется и не всегда возможно. Так что это просто чтобы успокоить перед смертью.

Но иногда возвращаются, но почти всегда без толку, ибо к тому моменту позиция обычно на совесть отутюжена, ибо «орки боеприпасов не жалеют и бьют по всем».

Хотя я думаю (это мое мнение), что орки просто лупят по позиции, а уж понять, кто там лежит раненый, а кто в полном здравии - не факт, что вообще возможно, даже при нынешних средствах наблюдения.

В общем отправили дядьку на позицию. Положенный срок прошел, звонка нетути, жена попалась активная и нервная и, сразу же стала наводить справки.

Ее, как обычно, начали футболить, каждый раз убеждая ее в том, что они здесь не при чем.

В итоге стало известно, что мужик пропал без вести, что в переводе на наш обычно обозначает известно что.

Знакомые утешают, чем умеют, сведений никаких нет, и дама начала задавать неудобные вопросы. В частности «хто та с…ка, яка видправыла чоловика писля тыжня (недели) навчання на «нуль».

С…кой быть никто не возжелал и все отморозились. В военкомате ее просто завернули к командиру бригады, которого под рукой не водится и сказали, что они вообще ничего не решают, ибо это парафия комбрига.

Отшукала она того комбрига (по телефону, разумеется) и тот после продолжительных уклончивых ответов сказал, что ничего не знает и ему нужны точные данные, и при этом, что по имени-фамилии он ничего сказать не может. Определить можно по телефону, что вызвало изрядно недоумение почти у всех, кто это слышал.

Само собой, она ему номер дала, после чего ожидаемо получила новый пас в неизвестность, ибо комбриг сказал, что в той части, где он должен был по ее словам быть, такого нет, и больше ничем он ей помочь не в силах.

Дама звонила куда могла, и везде «не их парафия».

Ремарка: при таком дивном учете и в самом деле можно целыми ротами на органы продавать. Данных нет – так нет и спроса. Нет бумажки – нет букашки. Главное – чтобы заинтересованные были.

Не знаю, насколько эта дама «жовто-сы́ня» – она этот вопрос не поднимала – но, если до того момента она орков и недолюбливала (а́ве, кстати!), то теперь перешла в режим Дружбы народов или, как минимум, Эльфийско-орочьего сотрудничества.

Набрала, значит, какого-то старого орка из Мордору, который был славен тем, что занимал там определенное положение. Приближенным Саурона, правда, он не был, но и задних не пас, впрочем, как и средних, занимая довольно видное место в определенных кругах, причем не столько формальное, сколько неформальное, что часто во много раз статуснее.

Старый орк, кстати, приходился ей родственником, что закономерно, ибо если как следует поскрести эльфа, орка отыщешь всенепременно!

Орча́ра сказал, что разберется и навел справки по своим каналам, благо, хотя он и не из воинов, но, если надо информацию соберет побыстрее официалов.

Вскоре позвонил даме и сказал, что-то вроде «Радуйся, дева!», дополнив сие тем, что именно там сдалось в плен здоровенное стадо кабанов, которое бросило собственное командование.

По предоставленной им информации, секачам дали только маленько стрелкового оружия и сказали держаться, после чего всё подобие командования дало тягу и, когда обещало не появилось. Когда же на горизонте обнаружились медведи, да притом бронированные, секачи поняли, что клыками броню не вспарывают. Да и возможно, обида на собственное командование была. Да и на страну, думаю, тоже.

Одним словом, несмотря на приказ, переданный по рации, держаться, они сообща отказались стрелять в сторону восточных представителей мегафауны и дружно сдались в плен, где и были дружно приняты.

К радости дамы, старый орк сообщил, что в составе этих нескольких сотен обиженных собственным руководством секачей была и та группа/часть (не знаю, как правильно), в которую был вписан ее муж.

К сожалению, данных по фамилиям у него не было, но от сердца у женщины отлегло, и она стала ждать весточки, хотя старый орк сказал, что пока то да се – пройдет время, ибо сразу плененных на связь не выводят.

...

Здесь уместно сообщить слова одной девы, что из Бахмута родом. И не только родом, но и прожила там до недавнего времени, застав и период боев за этот город.

Свою позицию по текущему политическому вопросу она не озвучивала и степень жовто-синеватости остается неизвестной. Мне она импонирует тем, что, описывая происходящее в городе, она нисколько не пыталась никого ни демонизировать, ни приукрасить. Описывала просто мрачные военные будни.

Говоря о боях, и слыша что говорят о пленных и их обмене, она сказала, что это по большей части театр, поскольку реально пленных с обеих сторон намного больше.

Но сами бойцы обеих армий прекрасно понимают, что обмен пленными – мечта юриста: можно долго обговаривать, многозначительно подписывать, устраивать встречи-проводы на камеру и тем самым строить своё будущее с икрой и маслом.

Военным же это претит и nafeg не нужно. Поэтому в Бахмуте они устраивали многочисленные обмены пленными, не дожидаясь, когда подъедут лишние в их понимании люди.

Она это видела, как видела и то, что разница между солдатами с обеих сторон, как и между пленными, была примерно нулевой. Что, впрочем, объяснимо (для разумного человека), ибо интенсивная деятельность выжигает лишнее, выключая разного рода пафос и истерию.

Мастера войны с одной стороны, тоже мастера войны – с другой: встретились, что-то обсудили, кого-то привели, обменялись да и разошлись. Тишина, а дальше все начинается снова.

По этой причине ей было озвучено мнение, что пленные секачи, усилиями обеих реально воюющих сторон могут снова оказаться в строю еще до того, как разные штабные мордовороты с писарями о чем-то там узнают.

Посему жене мобилизованного было приказано ждать вестей с обеих сторон.

Вскоре появилась и официальная (с российской стороны), хотя и не столь подробная информация, о сдавшихся секачах. Судя по всему, позывной «Волга» работает – кто-то об этом говорил.

Жить женщине стало легче.

Затем появилась и информация от скрипящего комбрига, который вроде бы говорил, что в этой части такого не было, а теперь вроде как и разговорился, отмечая, что та часть, в которой якобы находился этот мужик, которого он в глаза не видел и знать не знает, находится на территории, занятой ВС РФ, а что там да как ему неведомо.

А сегодня из военкомата женщине сообщили, что ее муж погиб.

Правда, есть надежда, что его записали в погибшие, чтобы не платить денег, ибо по нынешним понятиям погибшие для военчасти выгоднее пропавших.

Может, где-то как-то и свезло мужчине. Но ей говорят, что он точно погиб и что его тело просто забрать не могут. Правда, неясно, откуда у них инфа о его теле, если оно на территории, занятой противником? Конечно, стороны ей могут и обменяться, но слишком много здесь моментов, способных привести к путанице.

Дама в ступоре, знакомые помогают, чем могут. Попытались донести до нее такое видение ситуации. Даже если потом она тело и получит, все равно к тому времени она часть страданий "на минималках" перенесет и шок будет не таким сильным. Рада за ее дочь, которая в такой ситуации вместо истерики начала думать и быстро восприняла позитивный вариант. Договорились, что будет брать маму в оборот и настраивать на лучшее.

Теперь, если тело таки доставят, будем скидываться, ибо, не знаю, как у вас, но у нас и обмундирование нужно покупать за свои, и в деле упокоения государство берет на себе лишь пафосные речи, а все остальное – за ваш счет, холопы, в смысле – граждане.

Но у меня немного надежды все же есть. Нету тела – нету дела. Пока труп не опознаем – считаю, надо ждать.

До встречи!